Арсен зажал мне рукой     рот и потащил  к забору.

      — Ты ничего не видела, — сказал он на ходу. — Давай отсюда сматываться.

      Мы перелезли через забор, завернули за угол и направились в сторону пляжа. Наверное, мы были похожи со стороны на самую обыкновенную влюбленную парочку – Арсен обнимал меня за талию и прижимал к себе. Он усадил меня за столик в павильоне на набережной и велел официанту принести бутылку вина и шоколадку.

      —  Пей, — Он протянул мне налитый до краев бокал. — До дна.

      Я пыталась отказаться. Он влил в меня вино почти силой и заставил съесть шоколадку. Потом мы катались на лодке. Арсен сидел на веслах, а я лежала на дне и смотрела в небо. Я очень долго лежала на дне и смотрела в безоблачное голубое небо.

 

 

                                                                                               *    *    *

      Марго открыла глаза и подмигнула мне.

      — Все в порядке, Пупсик. В Акапулько замечательная погода. — Она перевела взгляд на Арсена. — Вижу, вы успели подружиться.

      Он взял ее за руку. Она мягко, но решительно высвободилась.

      —  Ты все еще сердишься на меня? — спросил Арсен.

      —  Нет. Раз Пупсик выбрал тебя в свои друзья, не сержусь.

      Она смешно скривила губы и шутливо погрозила Арсену пальцем.

      —  Слушай, что случилось? Кто это тебя?

      — А, пустяки. Считай, сама себе устроила веселую жизнь. — Марго снова мне подмигнула. — А как там Женька?

      Мы с Арсеном быстро переглянулись. Я поняла: Марго пока ничего не должна знать.

      —  Все так же. Передавала тебе привет. Думаю, сама скоро явится.

      — Я не хочу ее видеть, — вдруг заявила Марго. — Скажите, что ко мне не пускают. Что угодно скажите, лишь бы она не пришла.

      — Условились. Но все-таки что ты делала в пустынном месте далеко от морского вокзала?

      Арсен снова взял Марго за руку, и она на этот раз ее не отняла.

      — Ничего такого, за что пришлось бы сильно краснеть. Пускай это останется моей маленькой тайной. Ну, хотя бы на несколько дней. Идет?

      —  Идет.

      Арсен смотрел на Марго влюбленными глазами. В ее ответном взгляде тоже было что-то такое, чего я раньше не замечала.

      Я вздохнула и отвернулась.

      —  Пупсик!

      —  Да, Марго?

      —  Ты не звонила Ставицким?

      — Было не до… — Я спохватилась и поправилась. — Возле автоматов такие толпы. Сегодня позвоню.

      —  От меня всем пламенный привет. Надеюсь, твой Ромео уже дома.

      Начался обход, и нам пришлось уйти. Арсен повел меня подкормиться. Последнее время он только и делал, что заставлял меня есть.

      — Послушай, если тот тип на тебе не женится, я отделаю его так, что мама родная не узнает, — сказал Арсен, грозно орудуя вилкой.

      —  Это не твоего ума дело.

      — Как это не моего? Я теперь твой старший брат. По нашим горским законам если какой-то парень занимался с девушкой любовью, он обязан взять ее в жены. Иначе родственники девушки его пришьют.

      —  Я живу по своим законам. Да и ты пока мне не брат.

      —  Я женюсь на Маргарите, как только ее выпишут из больницы.

      —  Быстро у вас все вышло, — вырвалось у меня.

      Арсен пропустил мое замечание мимо ушей.

      — Маргарита старше меня на пять лет, и мама, конечно же, будет поначалу возражать. Но Маргарита сумеет завоевать ее любовь. Я в этом не сомневаюсь.

      — Думаю, последнее слово все-таки за Марго.

      —  Она мне не откажет. Могу спорить на все что угодно.

 

 

                                                                                               *    *    *

       Мама сидела возле столика на веранде и курила, жадно затягиваясь дымом. Я молча легла на кровать им накрылась с головой простыней. Я ужасно вымоталась за последнее время. Думать ни о чем не хотелось. Стоило закрыть глаза, и я видела Камышевского, который болтался на веревке и дрыгал ногами. Это было кошмарное видение.

      Я услышала, как мама простонала. Я отвернула край простыни. Она сидела все в той же позе и так же жадно курила.

      —  Что с тобой? – спросила я.

      —  Доченька, мне так плохо! — Мама  опустилась на пол перед моей кроватью. — Стоит мне подумать о том, что я наделала… — Она уткнулась лицом в простыню. — Ужасно, ужасно… Что скажут на работе?.. На нас будут все показывать пальцем. Бедная, бедная моя девочка.

      — Успокойся, мамочка. – У меня защемило сердце. – Ты ни в чем не виновата. И я тебя очень люблю. Еще больше, чем раньше.

      — Доченька, милая, я так хотела, чтобы у тебя был отец. — Она подняла голову и посмотрела на меня. –- Без отцов дети вырастают неполноценными.

      — Все в порядке, мама. Я, кажется, выросла полноценной. И у меня был настоящий отец. Ты же говорила, что он был замечательным человеком.

      — Доченька, твой отец на самом деле был очень одаренным музыкантом. Слышала бы ты, как он играл на скрипке. Только он был очень слабохарактерным, подверженным дурным влияниям человеком. Ты уже взрослая и должна знать, каким был твой отец на самом деле. — Мама медленно поднялась с пола, взяла со стола пачку с сигаретами, но передумала курить. – Я тебе расскажу о нем, хотя, вероятно, сейчас не самое подходящее время. Но потом у меня может опять не хватить духу.

      Мама отошла к окну. Я смотрела на ее темный, резко очерченный профиль. Впервые мне пришло в голову, что моя мама прожила совсем не простую жизнь. Раньше я никогда об этом не задумывалась. Взрослые, Марго в том числе, оберегали меня от страданий, скрывали то, что они называют «изнанкой жизни».

      — Михай играл в оркестре нашей оперетты. Я познакомилась с ним совершенно случайно, на дне рождения подруги, — рассказывала мама, вертя в руке пачку сигарет. – В ту пору я была совсем неопытной девчонкой, даже ни разу ни с кем не поцеловалась, хоть мне уже было девятнадцать. Он говорил с заметным акцентом, и ему это шло. Он сказал, что родился и вырос в Кишиневе, хотя корни у него румынские. Он сразу стал ухаживать за мной, и мы весь вечер танцевали только друг с другом. Честно говоря, я поначалу побаивалась его – у него были жгучие черные глаза и бесцеремонный взгляд. Словно он хотел увидеть не только то, что под одеждой, а еще и душу. Потом Михай взял в руки скрипку и заиграл. Это была какая-то цыганщина, но меня проняло до слез. Он играл и смотрел только на меня. Потом он провожал меня домой. Была весна и пахло сиренью. Помню, мне так не хотелось расставаться с ним. Мы стояли и держались за руки. Мне было так хорошо!.. Когда твоя бабушка узнала, что я встречаюсь с Михаем, она закатила мне жуткий скандал. Дело в том, что у этого человека в нашем городе была репутация повесы.  Отныне стоило мне задержаться в училище или просто пойти погулять, как она начинала меня разыскивать. Меня тяготила эта опека. А потому, когда Михай предложил мне переехать к нему, я долго не раздумывала.

      — Вы тогда еще не были женаты? – спросила я с любопытством.

      — Нет. – Мама задумчиво поправила оборки на груди. – Михай никогда не предлагал мне выйти за него замуж. Думаю, он знал, что не годится для семейной жизни. Он занимал комнату в квартире гостиничного типа. В том здании, где центральный гастроном. После нашего просторного красивого дома, где всегда было чисто и уютно, его жилье показалось мне жалким и убогим. Но Михай не позволял мне унывать. Он покупал шампанское, водил меня в рестораны, дарил цветы, конфеты, всякие безделушки. Он обрадовался, когда я забеременела. Мы попросили прощения у родителей и поселились в нашем доме. Последующие три месяца были самыми счастливыми в моей жизни. Твой отец в прямом и переносном смысле носил меня на руках. А потом… его словно подменили. Он стал возвращаться домой поздно и всегда навеселе. Однажды он меня ударил. Это случилось после того, как я сказала, что его видели в ресторане с женщиной, и потребовала объяснений. Он обозвал меня нехорошими словами, взял скрипку и хотел уйти. Я уцепилась за его руку. Он вырвал ее и ударил меня наотмашь. У меня хлынула из носа кровь. Он очень испугался и долго просил у меня прощения. Он опять проводил со мной все свободное время. Но так, как раньше, уже никогда не было. Твоя бабушка пыталась несколько раз заводить с ним разговор о женитьбе, но он от него уходил. Он говорил, что когда родится ребенок, он его усыновит и даст свою фамилию. Потом он снова стал пропадать… Знаешь, твой отец не дожил до твоего дня рождения каких-нибудь три дня.

      — Ты мне рассказывала, будто отец умер от туберкулеза, когда мне было восемь месяцев. И бабушка говорила то же самое. Ты даже показывала его письмо к тебе.

      —  Я сама написала это письмо. — Мама отошла от окна и села возле стола,  на котором все еще стояли в вазе подаренные Камышевским розы. —  Мы не знали, что с ним делать. Он уже не работал в оперетте. Подрабатывал игрой на скрипке в ресторане и кинотеатре. И все время пил. Иногда он появлялся у нас. Голодный, оборванный, грязный. Я все время плакала. Мне хотелось, чтобы мой будущий ребенок рос в полноценной семье и очень страдала из-за того, что у меня ее не было. Ритка от меня не отходила и, как могла, отвлекала от мрачных мыслей. Водила меня в кино, ставила мои любимые пластинки. Думаю, это меня спасло от чего-то нехорошего. Ведь искусство, музыка в особенности, как мне кажется, существует для того, чтобы спасать человека от ужасов реальной жизни. Помню, однажды Михай  ввалился к нам поздней ночью.  Я уже спала. Он вошел ко мне в комнату и включил свет. Мне стало плохо, когда я увидела, в каком он виде: бледный, весь в крови. Он сказал, будто его хотели убить, но он убежал. У него отняли скрипку. Он рыдал и все твердил, что без скрипки превратится в навозного червя. Я его пожалела. Три дня он никуда не выходил и был очень нежен со мной. Потом… — Мама обхватила голову руками и медленно встала. — Они не разрешили мне пойти в морг. Его тело опознали мои родители. Подробности я узнала уже в больнице, где тебя рожала. Жуткие подробности. Как выяснилось, у твоего отца было много женщин определенного сорта. Всегда. Даже когда он был влюблен в меня. А он был влюблен в меня очень сильно, поверь. Понимаешь, большинству мужчин не дано понять, что без верности не бывает настоящей любви. Мне всегда хотелось настоящей любви.

      —  Ты никогда не ходишь к нему на могилу. Я думала, он похоронен не в нашем городе.

      —  Я не знаю, где его похоронили. Иногда мне начинает казаться, что в морге был не его труп, и что твои дедушка с бабушкой нарочно опознали   в том человеке Михая, чтобы я наконец обрела покой. Если это так, я им очень благодарна.

      —  Может, он на самом деле жив?

      — Ну и что из этого? Тебе не нужен такой отец, а мне муж. Лучше всю жизнь прожить одной. — Мама горько вздохнула. — История с Камышевским лишь тому подтверждение. Мне жаль, что все закончилось так трагично. Но я уверена, что этот человек получил по заслугам.

      У мамы было странное выражение глаз. Я внезапно подумала о том, что она следила за Камышевским, притаившись за занавеской. Она все видела, но даже не подумала прийти ему на помощь. Эта мысль показалась мне абсурдной, и тем не менее я не могла отделаться от нее.

      — Я жестокая, — вдруг сказала мама. — Но меня сделали такой. Те, кому я была готова отдать всю себя.

 

 

                                                                                               *    *    *

     Марго выписали из больницы на пятый день. Арсен встречал ее с розами и шампанским. Мы взяли такси и поехали к нам. Мамы дома не оказалось.

     Марго уже знала про Камышевского. Я рассказала ей о происшедшем в отсутствие Арсена. Кажется, я ничего не утаила — просто не видела в этом никакого смысла. Марго выслушала меня не перебивая.

      — Пупсик, ты умница, что пришла без этого Отелло из аула. – У Марго повлажнели глаза. — Прошлое, оно и в Африке прошлое. Да и в Акапулько, наверное, тоже. У каждой женщины должно быть прошлое, иначе ей не светит будущее. — Марго усмехнулась. — Видишь, твою престарелую тетку тянет пофилософствовать. Спасибо тебе Пупсик. За все.

      Мы сидели за столом на веранде, ели абрикосы и ранний виноград. Потом я вышла в сад и стала смотреть на звезды. Откуда-то доносилась музыка.  Это была моя любимая песенка из репертуара Элвиса Пресли. В ней есть такие замечательные слова: «Пожалуйста, будь моей и никогда не бросай меня одного. Потому что я умираю каждый раз, когда мы расстаемся». Я вздохнула и вернулась на веранду.

      Да, я была по горло сыта морем и прочей экзотикой. Домой. Так хочется домой…

      Когда Арсен наконец ушел, и мы с Марго стали готовиться ко сну, она неожиданно сказала:

      —  Знаешь, из этого парня вышел бы отменный муж. Кому-то крупно повезет. Но я не выйду за него замуж.

      —  Почему? Ведь ты любишь его.

      Марго мне хитро подмигнула.

      — Но еще больше всякие приключения. Арсен посадит меня в клетку и заставит петь глупенькие детсадовские песенки про то, как хорошо всю жизнь спать в одной постельке, смотреть вместе телевизор, воспитывать общих деток и верить в светлое будущее. Он такой правильный, этот Арсен. Знаешь, Пупсик, в его правильности мне чудится какая-то жестокость. Я рада, что твой Славка совсем другой. Но и ты, надеюсь, не станешь торопиться с замужеством.

      —  Арсен так просто от тебя не отстанет.

      — Ты думаешь?— Марго поправила косынку, под которой прятала свою повязку. — Тогда я, вполне возможно, расскажу ему одну романтичнейшую историю из моего недавнего прошлого. Пупсик, а тебя интересует прошлое твоей непутевой тетки?

      —  Это связано с твоим таинственным свиданием на пустынном пляже?

      — Это связано с Камышевским, — сказала Марго  и с опаской покосилась на раскрытую настежь дверь.— Похоже, Женька не скоро придет. Глупая, она боится встречи со мной. На самом деле это я должна стыдиться смотреть ей в глаза.

      —  Я так и знала, что это Камышевский.

      —  Откуда, Пупсик?

      —  Ты была к нему неравнодушна.

      — Это верно. Но, как правильно заметил какой-то мудрец, от любви до ненависти всего один шаг. Меня последнее время бросало из стороны в сторону.

      —  В ту ночь тебя бросило в его объятья.

      — Не совсем так, Пупсик. Мне нужно было получить от этого пижона кое-какую информацию. Словом, я занималась проверкой алиби моего нового возлюбленного. Как говорится, доверяй, но проверяй. Так вот, я ждала нашего, теперь уже покойного, друга возле его хижины. Сидела в качалке и смотрела на звезды. Я знала, они с Женькой в ресторане, потом он пойдет ее провожать. Словом, все было расписано как по нотам. Я прождала этого рокового для нашей семейки мужчину минут сорок или даже больше и уже собиралась смотаться, как он вдруг явился. Мое присутствие оказалось для него сюрпризом, то бишь я застала его врасплох, погруженным в какие-то безрадостные думы. Это теперь я знаю, что Женька устроила ему скандалешник из-за фотографий, которые мне дала Ленка, Жанкина подружка, и которые я незаметно подсунула Женьке в чемодан. Конечно, мне не стоило играть в прятки с родной сестрой, а следовало взять и вручить эти фотографии в присутствии Камышевского. Я так и хотела сделать, но чего-то испугалась в самый последний момент. Итак, мы с ним выкурили по сигаретке, и я как бы между прочим спросила, где он был семнадцатого утром, то есть в тот день, когда прикончили Жанку. Я знала, у него была тепленькая компания из развеселых парней и девиц: мне Ленка выболтала все под бутылочку. Он насторожился.

      Марго о чем-то задумалась.

      — Понимаешь, Пупсик, в этом типе были какие-то биотоки, которые проникали в тебя и делали тебя бесшабашной, а главное — совершенно безвольной, — продолжала свой рассказ Марго. — Он сказал, что семнадцатого днем они с Женькой ходили в «Буревестник» на «Леди Каролину Лэм», ну, а утром он по своему обыкновению, долго спал. Потом он оживился и стал делать мне комплименты. Я растаяла, как пломбир на солнышке. «Почему бы нам не совершить морскую прогулку? Хотя бы в память о том, что когда-то было между нами». — Марго так здорово имитировала интонацию Камышевского, что я невольно улыбнулась. — Сама понимаешь, твоя непутевая тетка тут же согласилась. Он сказал, что возьмет свитер и что-нибудь тепленькое для меня — ночью на море прохладно. Я ждала его на лавке возле забора. Долго. Минут десять, наверное. Думаю, он в это время сворачивал матрац и набивал сеном колготки. — Марго хихикнула и брезгливо скривила губы. — Да, Ленка рассказала мне, что Камышевский просил своих… партнерш садиться ему на грудь в трусиках и колготках. Его это вроде бы возбуждало. Ну, понимаешь, у этого типа были проблемы с потенцией, а ему хотелось выглядеть суперменом во всех отношениях. Еще Ленка рассказывала, что когда под рукой не оказывалось бабы, которая соглашалась садиться к нему на грудь и наблюдать за тем, как он, пардон, трахает другую, он клал эти чертовы колготки в трусиках.

      Я в изумлении раскрыла рот.

      —  Как это?

      — Очень просто, Пупсик. Только нам с тобой, как ни пыжься, этого не понять.

      —  Какая гадость! — вырвалось у меня.

      — Ты, наверное, права. Хотя мне в какой-то мере понятно стремление человека познать все тайны собственной плоти. Я сама ужасно любопытна, как ты знаешь. Ладно, слушай дальше. Он появился наконец, и мы направились в сторону мола. Камышевский отвалил каким-то ребятам четвертной, и они дали нам лодку. Он греб очень плохо, но мы все-таки добрались до того дикого пляжа. По пути он все заливал мне о том, как он любит Женьку и тебя. Говорил, что станет совершенно другим, если твоя мать согласится выйти за него замуж. Знаешь, Пупсик, мне кажется, он по настоящему в это верил. Но мы-то с тобой знаем, что такие, как он, неисправимы.

      —  И как мой отец, — тихо сказала я.

      —  Причем тут твой отец, Пупсик?

      —  Мама мне все рассказала.

      — Понятно. Но все равно я не советую тебе принимать подобное слишком близко к сердцу. Куда печальней, если бы твой отец был колхозным счетоводом или сторожем в гастрономе.

      — Спасибо за утешение. «Она выросла в семье профессиональных музыкантов, впитав  вместе с музыкой всю красоту жизни». Это, как ты догадалась, строки из моей будущей биографии.

      — Не ёрничай. В жизни на самом деле больше красивого, чем безобразного. Когда-нибудь ты поймешь, что судьба обошлась с тобой не так уж и плохо.

      —  Хватит читать морали. Рассказывай дальше.

      — Будь по-твоему, Пупсик. Разумеется, я  и думать забыла про Арсена и его алиби. Я знала, что Камышевский трус, обманщик и так далее, но почему-то это не мешало мне любоваться его благородным профилем, артистизмом, от которого  не поедет крыша разве что у восьмидесятилетней старухи. Мы бродили по пляжу, и он рассказывал мне историю своей жизни. Похоже, ему приспичило перед кем-нибудь исповедаться в своих грехах, хотя я не уверена, что все в его рассказе было правдой. Он сам заговорил про семнадцатое. Он сказал, что к Жанке приехал какой-то нацмен, за которого она собиралась выйти замуж и уехать из нашего города с тем, чтобы начать новую жизнь. Камышевский признался, что считал Жанку самой сексуальной девочкой в нашем городе. Ему очень не хотелось, чтобы она уезжала, хотя в последнее время она попортила ему много крови. Дело в том, что Жанка забеременела и считала Камышевского отцом ее будущего ребенка.

      — Как ты могла крутить любовь с таким подонком? — не выдержала я. — Какие вы с мамой неразборчивые.

      — Наконец-то я дождалась от тебя этой фразы. — Марго мне широко улыбнулась. — Теперь  я вижу, что с тобой все в полном порядке. А то одно время мне начинало казаться, будто и ты стала жертвой чар этого провинциального соблазнителя.

      —  Ты права. — Я опустила глаза. — И я себя за это презираю.

      — Ну и зря, Пупсик. Где уж было устоять тебе,  юной инфанте, когда пала такая крепость, как наша гордая и неприступная графиня. Ладно, поехали дальше. Камышевский сказал, что не спал всю ночь с шестнадцатого на семнадцатое, потому что им вдруг овладело какое-то странное возбуждение. На рассвете он пробрался переулками к Жанкиному дому. Окно было не зашторено. Он заглянул в него и увидел Жанку и Арсена, лежавших в обнимочку и в чем мама родила.  Прости, Пупсик, но ты у нас уже совершеннолетняя. Цитирую Камышевского: «Она держала в руках его пенис, а он положил ей между ног ладонь. Они только что кончили заниматься сексом и еще не отдышались». Конец цитаты. Камышевский побродил какое-то время возле дома и снова заглянул в окно. Те двое опять занимались сексом. Его это здорово возбудило. Он хотел влезть в окно, но раздумал. Снова идет цитата из классика: «Эта шлюха наверняка будет строить из себя недотрогу». Конец цитаты. Потом он заглянул в окно еще раз. Арсена в комнате уже не было. Жанка лежала на спине, раскинув ноги, и спала, — продолжала свой рассказ Марго. — Он влез в окно и овладел ею.  Она стала звать на помощь Арсена. Камышевский зажал ей рукой рот, но она вырвалась. И тут он увидел нож. Очевидно, они ели прямо в постели и резали на тумбочке колбасу и хлеб. Он сказал, что ему бы и в голову не пришло зарезать Жанку, если бы на глаза не попался нож. Он уверял, что не помнит, как все было. Пришел в себя, когда Жанка захлебывалась собственной кровью. Бросил нож  на пол, раскрыл шкаф, вытащил из трюмо ящики и рассыпал по полу их содержимое. Потом вылез в окно. Его никто не видел.

      — Зато видели Арсена. Теперь, когда Камышевский умер, твоему приятелю будет трудно доказать, что это не он убил Жанку.

      — Ошибаешься. — Марго легла, накрылась простыней и вытянула ноги. — Здесь куда прохладней, чем в больнице. К тому же последние ночи я боялась, что появится Камышевский и добьет меня. Ведь ты рассказала мне о случившемся уже накануне выписки.

      —  Мы не хотели расстраивать тебя.

      — Скажите на милость, какая чуткость. Спорю, это ты не хотела меня расстраивать. Угадала, Пупсик?

      Я промолчала. Марго скрипела пружинами, устраиваясь поудобней в кровати.

      — Ну вот, теперь совсем хорошо. — Она сняла с головы косынку и аккуратно расправила ее у себя на груди. — Итак, Камышевский еще долго слонялся возле Жанкиного дома, разумеется, прячась за кустами и заборами. Он видел, как вернулся Арсен и тоже влез в комнату через окно. Он пробыл там минут пять и вышел уже через дверь. Возле молзавода околачивались какие-то ребята. Они набросились на Арсена и стали выкручивать ему руки. Он вырвался и убежал. Тут Камышевский вспомнил, что где-то в Жанкиной квартире валяется его гениальное изобретение — набитые сеном колготки в кружевных трусиках — и решил их забрать. Но тут к дому подкатил какой-то парень на мотоцикле. Он постучал в Жанкину дверь, потом приоткрыл ее и вошел в комнату. Через несколько секунд он выскочил оттуда как ошпаренный, сел на мотоцикл и рванул на полной скорости.