​

      Порыв ветра подхватил листья клена, швырнул мне в окно и умчался дальше. Сад благородно обнажался, шепча таинственно прощальные приветы.

      Потом прилетела юркая жизнерадостная  синица и долго внушала мне прописные истины относительно вечности. Я и без нее знала, что жизнь прекрасна. Теоретически. На практике для меня наступила темная полоса. Тому не было объективных причин. Но мир наш субъективен, потому что он создан для нас, а не наоборот.

      Мама посоветовала мне отдохнуть и «развеяться», подразумевая под этим поездку в Турцию либо Эмираты. Все ее знакомые приезжали оттуда полные энтузиазма и с набитыми дешевыми тряпками чемоданами. Мне было лень возиться с визой и прочими формальностями, приводить в порядок себя и гардероб. А потому я позвонила Лидии, своей тетке, младшей сестре отца, и напросилась в гости. Теперь я об этом жалела. Провинциальная жизнь навела на меня еще большую тоску и повергла в сонное оцепенение.

      Я подошла к зеркалу и стала расчесывать волосы. За последние месяцы я похудела, а главное  перестала за собой следить. Мне вдруг надоело каждую минуту осознавать себя женщиной, привыкшей вызывать восхищение мужчин. И в то же время я понимала, что мне необходима сильная встряска, иначе не за горами апатия и прочие прелести рокового для женщины четвертого десятилетия. «Хочу покоя, — сладко нашептывал внутренний голос. – Хочу никого не любить. Хочу просто жить…»

      Я облачилась в халат и спустилась в столовую, даже не удосужившись заколоть волосы в пучок. Антонина уже собрала на стол. Меня ждал плотный завтрак с салом, сваренными вкрутую яйцами, домашними булочками и крепким чаем. Лидия подняла глаза от тарелки и приветливо мне улыбнулась. Она безропотно сносила мои опоздания к столу.

      Тете было за сорок, но она прекрасно себя сохранила. Темные, не тронутые сединой волосы, веселые живые глаза, бедра изящно и плавно переходят в стройную талию. Лидия была породистой женщиной, чего даже мама не могла отрицать, хоть и невзлюбила сестру мужа с первого взгляда.

      —  Вечером у нас будут гости, — сообщила Лидия, намазывая горчицей ломтик розового деревенского сала.

      Я удивленно вскинула брови. Моя тетка не любила устраивать приемы, сама тоже ходила по гостям крайне редко.

      —  Приедут Богачевы и Дима с женой. Антонина запечет баранью ногу.

    — Богачевы? Я не знала, что вы поддерживаете отношения. Ты сама когда-то говорила, что Августа Петровна корчит из себя  барыню.

      — Я и сейчас  это скажу, — невозмутимо ответила Лидия. —  Но, как тебе известно, моя мать, а твоя бабушка Валя, в свое время крестила Георгия.

   Я вздрогнула при этом имени, хотя у меня было несколько знакомых Георгиев. Но то были сугубо деловые знакомства.

      — Ты сегодня не работаешь? – спросила я, с трудом выдерживая теткин взгляд.

    — По воскресеньям наше ателье выходное. После завтрака поеду в город за тортом и шампанским. Если хочешь, поедем вместе.

      Я рассеянно кивнула.

     —  Уже который год мы собираемся двадцать первого октября. В прошлый раз твой отец прислал телеграмму. Я была  тронута, что он не забыл мать.

      — Сегодня день рождения бабушки, — вспомнила я. – Она, мне кажется, тоже недолюбливала Богачевых.

    —  Мама была сложным и противоречивым человеком. – Лидия отодвинула от себя тарелку и знаком велела Антонине подавать самовар. – А ты знаешь, дядя Августы Петровны очень помог отцу с матерью во время оккупации. Он был интендантом и имел доступ к продуктам.

     — Первый раз слышу. – Честно говоря, эта информация мне была до лампочки, как события времен Александра Македонского. Но я постаралась показать всем видом, что мне интересно. – Бабушка мне  не рассказывала, — входя в свою роль, заметила я.

      — Они друг друга любили. И  собирались….   Впрочем, это мои домыслы. Этот Миша Орлов был очень странным и, как мне казалось, несерьезным человеком. Отец прозвал его Насмешником.

      Тут вошла Антонина с самоваром, и Лидия замолчала.  В провинции умеют хранить семейные тайны.

      Скоро начали звонить заказчицы: как выяснилось, Лидия была самой модной шляпницей в городе. Потом мы поехали по магазинам, потом я гладила свою нарядную юбку из шифона. Словом, в тот день мне так и не удалось узнать, что собирались когда-то сделать моя бабушка и дядя Августы Петровны некто Миша Орлов, которые любили друг друга.

​

​

 

     

      — Прекрасно смотришься! – воскликнул Димка и стиснул меня в братских объятьях. – Почему не позвонила, что приезжаешь? Примчался бы в аэропорт  на своем новеньком «Ауди». Ты еще не видела мою машину?

         —  Покажешь. Похоже, я здесь надолго.

     — Чудненько. – Он радостно потер руки. – Знакомься:  Ира, моя благоверная. – Свежая полноватая женщина приблизительно моего возраста обхватила меня за талию и чмокнула в щеку, обдав почти забытым ароматом когда-то модных в Союзе «Клима». – Хороший у меня вкус, правда, сестричка? Мать, у тебя что-то горит на кухне. Как бы не наш ужин.

        Димка остался таким же шумным, суетливым и слегка бестолковым, каким был в детстве. Это меня обрадовало. С возрастом начинаешь ценить стабильность.

      Я вздрогнула, услышав звонок. Димка уронил на ковер сигарету и чертыхнулся.

      Прибыли муж и жена Богачевы.

      — Прошу тебя, проследи за Димой, — шепнула мне на ухо Лидия. – А то напьется и…

     Ее последние слова заглушило шуршание целлофана от подаренного Августой Петровной букета больших бледно-сиреневых хризантем.

      — Это Иркина забота. Хочу тебе напомнить, у меня нет опыта  семейной жизни.

      —  Он опозорит меня на весь город. Эта Богачева такая сплетница.

      У тетки было несчастное лицо.

      —  Что, она пьяных не видела?

      —  Димка становится такой злой, стоит ему перебрать. Ох, кажется, началось!

      Из гула голосов в столовой до меня донесся звенящий на предельно истеричной ноте голос Димки:

     —  Ты засунула своего сына в психушку. Ты…

      Голос сорвался.

      —  Успокойся, Митенька, — заворковала Ирина. – Мы сейчас выпьем чайку и ляжем в постельку.

    — Уйди! – рявкнул он так, что звякнули хрустальные подвески люстры. – Погоди, старый Мопс, выведу  тебя на чистую воду!

   Мы с Димкой прозвали Августу Петровну Старым Мопсом. С бабушкиной подачи. Я мысленно перенеслась на пятнадцать лет назад, но меня вернул к действительности набиравший обороты шум скандала.

      —  Димочка, родненький, вспомни о бабушке. Сегодня ее день, — причитала не свойственным ей высоким сопрано тетка. – Августа Петровна не виновата, что Юрасик заболел.

      —  Кто же тогда виноват? Я? Или, может, Лора? Юрасик сказал, мать не хочет, чтобы мы с ним поддерживали отношения. И знаешь, почему? Да потому что он…

       —  Замолчи. Иначе всю жизнь будешь раскаиваться. – У Августы Петровны был спокойный самоуверенный голос. – Можешь считать, я тебя предупредила.

       В столовой наступила тишина. Я схватила с кухонного стола поднос с шоколадным тортом и раздвинула тяжелые портьеры.

      На меня уставились пять пар испуганных глаз. В наступившей тишине торжественно и зловеще пробили куранты.

      В который раз я убедилась в том, что провинция  ревностно хранит свои тайны.

​

​

 

 

      —  Примчусь на твою свадьбу с огромным удовольствием, хоть вообще-то не люблю семейные торжества.

      Лидия с усилием натягивала на деревянную болванку колпак из вишневого фетра. Дня через два из него получится изысканная шляпка.

      —  Я тоже. Следовательно, отменим их с обоюдного согласия.

      Лидия вздохнула и принялась разглаживать несуществующие морщинки на фетре.

      —  И все-таки я была бы очень рада, если бы ты наконец встретила…

      — Сказочного царевича. Или, на худой конец, племянника Борового. Уже не встречу, тетя. Нужно было чесаться лет пятнадцать тому назад.

      Я взяла эту цифру с потолка. Мой язык сработал прежде, чем мозги. Нам обеим  стало неловко.

     —  Дима женился в девятнадцать. Это тоже плохо. Особенно для мужчины. – Лидия вздохнула. – Ранние браки, как правило, быстро распадаются.

      —  Тебе не угодишь. Злишься, наверное, что рано стала бабушкой.

      —  Что ты! Только Васек и оправдывает этот брак.

      —  Тебе не нравится невестка?

      —  Нет. – Лидия отошла к окну и стала смотреть в сад. – Не нравится.

      —  Ну да, ты  надеялась, что Димка приведет в дом Татьяну Ларину.

      —  Я была уверена, что он приведет тебя.

     —  Шутишь. – Я неопределенно хмыкнула. Признаться, в данный момент эта идея показалась мне дикой. Раньше я думала иначе. – В нашем роду не в почете браки между двоюродными братом и сестрой.

      —  Твоя бабушка, как тебе известно, вышла замуж за родного дядю и была с ним счастлива.

      — А как же некто Миша Орлов? Согласись, этот герой несколько не вписывается в рассказ о семейной идиллии.

     —  Дело в том, что… Словом, теперь трудно что-либо переиграть. Все как будто устоялось, утряслось. Да и вряд ли кому-то станет легче оттого, что он узнает правду.

      Еще одна тайна. Не семейка, а замок Синей Бороды.

      —  Ладно, тетя. Как выражается  моя знакомая, не будем пилить опилки. Мы с Димкой давно бы разбежались в разные стороны. Правда, у меня бы был статус сходившей замуж женщины.

      —  Не разбежались бы. Никогда. Я бы позаботилась об этом.

      — А я и не подозревала, что ты любишь блефануть. И все равно спасибо за комплимент.

      Я отвесила шутливый поклон.

      Лидия взяла меня за руку и повела за собой.

    Я не была в ее комнате пятнадцать с лишним лет. Когда-то давно мы с Димкой обожали дурачиться на высокой теткиной кровати. В ее отсутствие, разумеется. Мне показалось, будто время в ее комнате законсервировалось и лежало в спрессованном виде, как грибы в банке.

    Лидия приподняла репродукцию «Золотой осени» Левитана, что-то под ней покрутила, чем-то звякнула. У нее в руках оказалась большая палехская шкатулка. Когда она откинула крышку, даже я, ни бельмеса не смыслящая в бриллиантах и прочей мишуре, которую люди обожают на себя навешивать, обомлела.

      —  Это должно остаться в семье. Так велела мама.

      — Да тут целое состояние! – Я не могла оторвать глаз от изящных браслетов, колец, серег. – У тебя есть внук.

     — Он не… - Она почему-то смутилась. – Васек вырастет и отдаст все жене. Мужчина не способен распорядиться, как подобает, семейными реликвиями. Они должны достаться женщине. Тебе.

      —  Поезд ушел, тетя. Наверное, все-таки придется смириться с тем, что твою невестку зовут Ирина, а не Лариса. Да и Димка, как я поняла, сделал выбор без нажима с чьей-либо стороны. Ты сама рассказывала, как он сходил с ума по своей Ирке.

     —  У нас не было выхода. Спасибо еще, у парня оказались хорошие мозги. – Лидия села на кровать и высыпала бриллианты на покрывало. Вынула из кучи тонкое золотое колечко с крохотным рубином и протянула мне. – Отец подарил это кольцо маме, когда они были жених и невеста. Мама не расставалась с ним.

      Я никогда не видела на бабушке золотых вещей. И вообще она, мне казалось, не носила украшений, кроме серебряной цепочки с крестиком. Но я редко видела бабушку. Лидия прожила бок о бок с ней тридцать с лишним лет.

      —  Нравится? Тебе очень идут драгоценности. Ты в нашу породу.

      —  А не опасно держать дома такие сокровища?

    —  О них никто не знает. Кроме нас с тобой. – Лидия подмигнула мне как заговорщик. – Антонина уверена, что я завесила картиной печную отдушину. Здесь когда-то на самом деле была отдушина. Димке и в голову не приходит, что я имею небольшие запасы на черный день. Не то бы давно пустил все на ветер.

      —  Но почему вдруг такое доверие к моей особе? – поинтересовалась я.

      — Ты самая родная мне душа, — не сразу ответила Лидия. – Ты словно повторяешь мою судьбу.

      —  Ошибаешься, тетя. Я люблю импровизировать.

    Она уже не слушала меня. Она занялась тем, что выбирала из кучи драгоценностей браслеты и складывала их в левое отделение шкатулки. Потом выудила массивные серьги в виде усыпанных мелкими бриллиантами полумесяцев и стала их разглядывать, что-то напевая. Вдруг она сгребла все в кучу, быстро побросала в шкатулку и захлопнула крышку. Я услышала шаги.

      На пороге стояла Антонина.

​

​

 

 

      Дом Измайловых с детства был для меня родным. Мы приезжали сюда с мамой, когда я была совсем маленькой, потом я приезжала сюда одна на каникулы. Как и моя кузина Вика, я не ходила в любимых бабушкиных внучках – всю свою любовь она отдавала Димке, которого лелеяла с пеленок. И все равно мне было здесь уютно и вольготно, здесь меня грело ощущение семьи.

    Мой дедушка был директором школы. Он умер внезапно, прямо на уроке. Дедушка был старше бабушки на шестнадцать лет.

      Его смерть не отразилась на материальном состоянии семьи. Бабушка имела широкую клиентуру, состоявшую главным образом из зажиточных дам за бальзаковского возраста, желавших модно одеваться. Бабушка замечательно шила. Из всех детей только одна Лидия пошла по ее стопам. Остальные избрали не слишком урожайную ниву интеллектуальной деятельности.

      Лидия была младшим ребенком в семье Измайловых. Кстати, мне очень нравится эта фамилия. Вероятно потому, что, согласно семейному преданию, ее обладатели ведут свой род от турецкого паши Измаила, увековеченного лордом Байроном. Увы, мама, желая насолить отцу, записала меня на свою, девичью. В семнадцать Лидия стала матерью. Уж не знаю, почему Лидия не вышла замуж за Димкиного отца. Это тоже одна из ревниво охраняемых семейных тайн. Этого типа я помню: пил безбожно, торговал на базаре натюрмортами собственного изготовления, писал афиши для кинотеатров и клубов. Рассказывают, испустил дух в какой-то канаве. В ту пору еще была жива моя бабушка, которая  заказала по своему несостоявшемуся зятю панихиду и устроила поминки. Лидия с Димкой отдыхали в Сочи. Им и не подумали сообщить о случившемся.

      Когда-то мы с Димкой были не разлей вода. Он всего на год с хвостиком младше меня, но, в отличие от меня, всегда опережал свой возраст и в физическом, и в умственном плане. Словом, нам обоим есть что вспомнить из прошлого.

      В моей памяти запечатлелось то лето теперь уже пятнадцатилетней давности.

      …Я закончила девятый класс, Димка восьмой. Он был помешан на “Queen”, и я привезла ему из Москвы новый альбом и фотографии Фредди Меркьюри, за которыми ездила на Горбушку. В то время у меня еще не было кумиров в музыкальном мире, если не считать моей стойкой, прошедшей сквозь бури и ураганы любви к музыке Чайковского. Зато я бредила цирком, как когда-то балетом, и мечтала сделать карьеру акробатки-наездницы. По сей день не могу понять, откуда могли взяться такие причудливые фантазии.

      На третий день моего пребывания в доме Измайловых Дима привел во двор белую лошадь. Она стояла под моим окном и хрустела травой. Ни до, ни после этого события не испытала я столь ослепительной радости. С Мюзеттой – так звали мою новую игрушку, – я подружилась с первого взгляда и выделывала на ее спине всевозможные штучки-дрючки, потея в своем блестящем черном трико от невероятных усилий. Я занималась именно этим, когда у ворот остановилась белая «волга» и из нее вышли нарядная женщина и молодой человек в темных очках.

      Так я познакомилась с Богачевыми, матерью и сыном.

   — Очень одаренный мальчик, — комментировала в тот вечер бабушка, утюжа на большом столе под яркой – стосвечовой – лампочкой отрез темно-розового муара. – В четырнадцать лет закончил экстерном школу. Знает немецкий и французский. Учится одновременно в двух институтах.  Стихи какие пишет! А парню-то всего девятнадцать.

      Юрасик понравился мне с первого взгляда. Если бы не всепоглощающая страсть к цирку, в ту пору владевшая мной с такой силой и подавлявшая все иные ощущения и желания, Георгий – Юрасик – Богачев стал бы моей первой любовью. Может, он и был ею, кто знает.

      — Но его мамаша еще та штучка, — продолжала свой монолог бабушка. – Строит из себя форменную аристократку, а сама не умеет отличить  Есенина от Блока. Слава Богу, Георгий пошел в дядьку. Дима, ты помнишь Михаила Андреевича Орлова? – обратилась она к внуку.

      Я заметила, что Лидия подняла голову от «Советской женщины» и с беспокойством посмотрела на мать.

      — Помню. А почему он нам не пишет? Он обещал писать, — с обидой в голосе сказал Димка.

     — Твой дедушка его недолюбливал. – Лидия сделала вид, что внимательно изучает какую-то выкройку. – Да и мои братья-сестры все как один…

    — Ребенку ни к чему знать про отношения между взрослыми, — строго одернула тетку бабушка. – Он не пишет потому, что эмигрировал в Западную Германию. Это, как тебе известно, капиталистическая страна.

      —  А если он  умрет, кому все останется?

      Димка мне подмигнул.

    Обе женщины уставились на него так, словно он съел лягушку. Потом они переглянулись, и каждая вернулась к прерванному занятию.

      —  Мне, наверное. Он говорил, что очень любит меня.  Хотя бы он не женился в своей Германии.

   Я не могла понять, шутит Димка или говорит серьезно. Что касается взрослых, то они восприняли его высказывание всерьез.

       —  Как тебе не стыдно! – воскликнула Лидия и в сердцах швырнула на пол «Советскую женщину».

      — Господи, прости несмышленыша! – Бабушка осенила свою грудь размашистым крестом. – С какой такой радости он должен оставить все тебе? У него есть племянница и внук.

      —  Они его стыдятся, а я им горжусь, — заявил Димка. – Августа Петровна сказала, что из-за дядьки ее не приняли в партию. Может, и меня не примут в комсомол, если я  возьму и скажу, что Миша Орлов – мой отец.

      — Не смей! – Мне показалось, что бабушка швырнет в Димку горячим утюгом. – Еще чего сдуру выдумал!

     —  Он же далеко. Да и ты говорила, что Миша Орлов не боится сплетен. Уж лучше иметь папочку-капиталиста, чем алкоголика. Мамуленция, ну почему ты у меня такая старомодная? За Орловым женщины табуном ходили, а ты предпочла ему этого козла.

     —  Молчать! – Я не подозревала, что бабушка может впасть в такую ярость. Ее лицо исказилось до неузнаваемости. – Не смей так разговаривать с матерью!

   Димка не спеша поднялся с дивана, отвесил бабушке нарочито глубокий поклон и, насвистывая «Богемскую рапсодию», направился в сад.

      Юрасик приехал снова на следующее утро. Один. Он пригласил нас с Димкой на прогулку по городу.

      Я надела соломенную шляпу с букетом шелковых незабудок возле тульи – один из лучших образчиков вдохновенного мастерства Лидии, Димка вырядился в атласные шорты и майку с надписью “Queen”. Мы объедались мороженым в «Снежной королеве», самом элитном в городе кафе, где даже был кондиционер, заглянули на местный пляж. У Юрасика оказалась там масса знакомых. Потом пили холодный апельсиновый сок на веранде особняка Богачевых. Словом, предавались всем известным по тем временам светским удовольствиям. Закончили вечер у нас в столовой за самоваром и пирогом с вишнями. Юрасик глядел в окно поверх Димкиной головы и читал стихи собственного сочинения. Одно четверостишие помню до сих пор:

                    Ладонью ласкаю я юноши грудь,

                    Под пальцами словно искрит и мерцает,

                    Откуда-то токи желанья бегут,

                    Куда-то меня увлекают.

      Я еще подумала тогда, что если слово «юноша» заменить на «девушку», взрослые, то есть бабушка с Лидией, сочтут стихотворение непристойным. Мысленно я произвела эту замену, процитировав в голове всю строфу. У меня поплыло перед глазами. В этот момент Димка наклонился к моему уху и сказал громким взволнованным шепотом:

      — Какие у Юрасика волосы красивые. Я тоже хочу отпустить такие  длинные. Тебе нравится, когда у мужчины длинные волосы?

        —  Подумаю и скажу тебе завтра.

      Назавтра Димка притащил откуда-то кудрявый парик. Мы по очереди примерили его перед зеркалом. Мое лицо он делал хорошеньким, но очень глупым. Димке умопомрачительно шел. Я подкрасила ему ресницы, подвела глаза. Он напялил мой новый сарафан. Димка кривлялся перед большим зеркалом на веранде, когда появился Юрасик. Димка увидел его в зеркале, на минуту замер, потом стал паясничать с особым удовольствием.  

      В тот день мы поехали в зоопарк. Я облачилась в сарафан, который оказался мокрым на животе от Димкиного пота. Юрасик сказал, чтобы Димка не снимал парик. К моему удивлению, тот послушался.

      Мы были пестрой и веселой компанией. На нас обращали внимание.

      — Ты забыл смыть грим, — сказала я Димке, когда Юрасик пошел покупать билеты на речной трамвайчик.

      —  Я нарочно его оставил. Как ты думаешь, Юрасик заметил?

      —  Наверняка. Решил, что мы играем в дочки-матери.

      —  Послушай, а почему мужчинам не принято краситься?

      —  Потому что у вас принято бриться.

    — Я серьезно, а ты хохмишь. – У него был сосредоточенный и заинтригованный вид. – Я бы очень хотел знать, почему мужчине нельзя влюбиться в другого мужчину.

      Эту тему мы обсудить не успели: появился Юрасик и потащил нас на пароход. Потом мы катались на американских горках, танцевали на летней танцплощадке под шумящими на ветру деревьями. Я то и дело меняла Юрасика на Диму и наоборот, они же танцевали только со мной, хотя вокруг было много свободных красивых девушек. Юрасик читал стихи. Некоторые слова заглушали музыка и ветер над нашими головами. Но мне было очень весело оттого, что мой кавалер читал мне стихи. Его горячая рука спокойно лежала на моей талии, глаза были устремлены в одну точку чуть повыше моих бровей. Иногда мне казалось, будто они смотрят в мои глаза. Тогда внутри что-то вздрагивало, и по телу разливалось радостное тепло.

      Прощаясь, Юрасик поцеловал меня в щеку, на какое-то очень короткое мгновение коснулся губами моих губ. Димке он крепко пожал руку.

    Я уже облачилась в пижаму и собиралась погасить настольную лампу, когда Димка приоткрыл дверь и просунул в щель голову.

      —  Все-таки он крейзи.

      —  Кто? – не сразу поняла я.

      —  Этот Юрасик.

      —  Почему ты так решил?

     —  Представляешь, он пригласил меня к себе домой. Когда ты торчала возле клетки с мартышками. Он сказал, мы будем загорать у них на балконе голышом.

      —  Пойдешь? – без особого энтузиазма спросила я.

      Димка пожал плечами и опустился на корточки возле моей кровати. Он все еще не смыл грим.

      —  Испачкаешь  подушку, - сказала я.

     — Я буду спать на спине. Знаешь, я, наверное, пойду к Юрасику. Всего на полчаса. Мне очень интересно посмотреть на голого мужчину.

      —  Никогда не видел, что ли?

      —  Нет. Видел только голых женщин. В жизни и на фотографиях.

      —  Но почему ты решил, что Юрасик помешанный?

      —  У него столько знакомых в городе. Даже среди актеров драмтеатра  есть. Неужели ему интересно со мной?

      — Для того чтобы загорать вместе нагишом, не обязательно испытывать  особый интерес к кому-то, — изрекла я и посоветовала: - Надень парик.

      Димка почему-то смутился.

      —  Я похож в нем на девчонку, — пробормотал он, глядя куда-то в стенку.

      —  Ну и что? Может, Юрасик и клюнул на тебя из-за того, что ты похож на девчонку.

      — А ты пошла бы, если бы Юрасик пригласил тебя позагорать с ним  в голом виде? – неожиданно спросил Димка.

      Теперь смутилась я, но попыталась это скрыть.

      —  У меня аллергия на солнце и на голых мужчин. Понял?

      —  Ты не говори ему, ладно? Сам не знаю, почему вдруг я тебе это сказал.

    —  Валяй-ка к себе. Бабушка поднимет хиппеж, если вдруг узнает, что ее милые внучата общаются между собой после девяти вечера, да еще в неглиже.

      —  Мы с тобой брат и сестра.

      — Для взрослых это не аргумент. Я не хочу, чтобы возле моей комнаты поставили Антонину.

      Он встал с корточек и склонился надо мной.

      —  Можно тебя поцеловать?

      —  Чего это вдруг?

      —  Захотелось. Ужасно.

      Его сухие плотно сжатые губы коснулись моих и вдруг раскрылись. Мои бессознательно потянулись к ним. Поцелуй получился настоящим. Это был мой первый поцелуй. У Димки, как я догадалась, тоже.

      Я оттолкнула его и отвернулась к стенке. Я слышала, как он на цыпочках вышел из комнаты и бесшумно прикрыл за собой дверь.

     Я лежала и думала о том, что мне пора влюбиться наконец по-настоящему, а не в своих фантазиях, как это было раньше. Я мысленно перебирала всех своих знакомых и остановила выбор на Юрасике. Проанализировав сложившуюся ситуацию, поняла, что Юрасик мной заинтересован, может, даже слегка влюблен. «Я тоже влюблюсь в него, — пообещала я себе, засыпая. – Он необычный и очень мягкий. Таких я еще не встречала. Мы будем любить друг друга преданно и красиво. Я обязательно влюблюсь в Юрасика…»

      Весь следующий день я провела в туманных мечтах о любви, прокручивая мысленно всевозможные ее перипетии, почерпнутые из романов и кинофильмов. Черты лица Юрасика, который, как полагается, был главным героем всех моих так называемых приключений, были словно размыты струями дождя, вдруг обрушившегося на город.

      «Это хорошо, что дождь, — думала я, делая зверскую гимнастику на паркете в коридоре. – Димка не будет загорать с Юрасиком на балконе».

      Димки не было целый день. Я неприкаянно слонялась по дому и смотрела из всех окон на улицу. Наконец, вышла на веранду, где бабушка наряжала в голубой мелким горошком крепдешин старинный крутобедрый манекен.

      —  А где Димитрий? – спросила она, глядя на меня поверх очков.

      —  Наверное, пошел ловить рыбу.

      Бабушка хотела было что-то сказать, но передумала и снова занялась своим делом. Я забралась с ногами в качалку и стала ее раскачивать.

      —  Прекрати! – вдруг услышала я раздраженный бабушкин оклик. – И так с утра голова раскалывается.

     Я испуганно вскочила. Я знала, бабушка была ровна и мягка со всеми без исключения. Я видела ее в ярости второй раз в жизни.

      —  Ладно, качайся. Это все от дождя. Как-то сумрачно на душе.

      Бабушка тяжело вздохнула.

    — Ты беспокоишься за Димку, — сработала моя интуиция. – А он наверняка балдеет сейчас под своего Фредди и обжирается ирисками. Димке следовало родиться девчонкой. Столько сладкого даже я не в состоянии слопать.

      —  Последнее время они сдружились с Георгием. Может, Димитрий у него?

      —  Нет. Сегодня нету солнца.

      —  А при чем тут солнце?

      Мне показалось, что бабушка произнесла эту фразу с беспокойством.

     Я пожала плечами и собралась было улизнуть с веранды, но она схватила меня за руку и заставила повернуться к ней лицом.

      —  При чем тут солнце? – спросила она уже безо всякого выражения.

      —  Они…  собирались идти на рыбалку, — пролепетала я.

      —  Фантазируешь на ходу. Говори: при чем тут солнце?

    Если бабушка рассчитывала расколоть меня приказным путем, она жестоко ошибалась. Еще не родился человек, способный заставить меня сказать либо сделать что-то, чего я не хочу делать или говорить. Но это вовсе не означает, что я упрямая. Истина проста, как краюха хлеба: не перевариваю насилия над своей волей.

      Я вырвалась и убежала к себе.

      Димка не появился и к обеду. По лицам бабушки и Лидии я поняла, что они встревожены. Правда, обе изо всех сил делали вид, будто пустое место на так называемой детской половине стола – обычное явление.

      Когда Антонина поставила большое блюдо с ярко-малиновым арбузом и вышла, Лидия спросила, ни к кому не обращаясь:

      —  Юрасик сегодня придет?

      Я потянулась за арбузом, сделав вид, что не слышу.

      — Лариса, у тебя спрашивают: Георгий сегодня придет? – громко повторила бабушка.

      —  Мы никогда не договариваемся заранее, — буркнула я и уронила арбуз на скатерть.

      —  Тогда позвони и пригласи его к чаю, — сказала Лидия.

      —  Много чести.

      Этой фразой я выдала себя с головой.

      —  Я испеку королевский пирог и куплю пепси-колу. Или ты хочешь фанту? — не унималась тетка.

      —  Я хочу шампанского.

      Бабушка и Лидия многозначительно переглянулись.

     — Хорошо. – Это сказала бабушка. – Мы пригласим Георгия на пирог с шампанским. – Она сняла трубку и набрала номер, прежде чем я успела что-либо возразить. -- Августа Петровна? Лариса хочет поговорить с Георгием… Его нет дома?.. А вы не знаете, где он? – Бабушка кивнула головой и медленно положила трубку. – Едем в город. – Она поспешно встала из-за стола. – Сама выберешь шампанское.

      —  Но ведь Юрасика нет дома.

      —  Появится. Куда денется? Мне кажется, Георгий в тебя влюблен.

      —  Оставайся дома, мама. Сама управлюсь.

      Лидия громко отодвинула стул и наклонилась поднять салфетку. Я обратила внимание, что у нее дрожит рука.

      — Ты думаешь? – Бабушка колебалась какую-то долю секунды. – Да, так будет лучше. Как-никак ты ему мать.

     В машине воняло бензином, и меня почти мгновенно укачало. Лидия медленно ехала вдоль мокрой и безлюдной главной улицы, вертя по сторонам головой. Она резко затормозила возле белой «волги», стоявшей на обочине у входа в кинотеатр «Чайка».

      —  Это его машина? – спросила она.

      —  Наверное. Да, это точно его машина.

      Я с трудом проглотила слезы обиды.

      —  Значит, они пошли в кино. – Лидия вырулила на тротуар, чуть не сбив урну с мусором. – Вылезай.

      —  Но здесь нет ни одного магазина.

    — Нам нужно сказать им, что сегодня будет пирог с шампанским. – Она открыла дверцу и щелкнула над головой затвором зонтика. – Нет, сиди. Кто-то должен остаться в машине.

      Я видела, как она бежала по лужам. Я не могла понять, как Лидия могла догадаться о том, что Юрасик пригласил Димку в кино. А если даже  пригласил, что тут особенного?

      Я злилась на них обоих. Ведь последнее время мы развлекались втроем. И вообще мне казалось, что Димка всего лишь довесок к нам с Юрасиком. Нечто вроде компаньонки. Видимо, я здорово обманулась.

      Они появились минуты через три. Лидия шла в середине.

      Сев в машину, Димка собрался было сказать мне что-то, но Лидия уже успела открыть свою дверцу.

      —  Августа Петровна недовольна, что ты отрываешь Юрия от дел, — сказала она и резко выжала газ. – Тебе тоже не мешает  заняться геометрией.

      Как ни странно, но Димка и не подумал огрызнуться. И вообще у него был  растерянный вид.

    Наш вечер не состоялся.  У Юрасика оказались неотложные дела, о чем нам по телефону сообщила Августа Петровна. Мы сидели вчетвером за нашим семейным столом и пили чай с королевским пирогом. Шампанское Лидия поставила в холодильник.

      Потом я поднялась к себе, погасила свет и стала размышлять над случившемся. Вернее, над тем, чего не случилось. Сюжет моего «романа» с Юрасиком развивался совсем не так, как должен развиваться сюжет о двух юных влюбленных.

     Димка влез в мое окно по дереву. Это был новый и весьма необычный путь, тем более что ветка была тонкой и опасно провисала под его тяжестью. Он уселся на полу возле моей кровати и сказал запыхавшимся голосом:

      — Мать запретила мне видеться с Юрасиком. Она считает, что это не дружба, а игра в поддавки. Но это неправда. Юрасик говорит, ему со мной весело, хоть я еще подросток.

      Я молчала, переживая обиду.

     — Юрасику тоже нравится Фредди, представляешь? А я думал, он интересуется только Моцартом с Бетховеном. Он говорит, нашу дружбу освящаешь ты. Знаешь, Лорка, мне кажется, Юрасик в тебя влюблен.

      Я недоверчиво хмыкнула.

      —  Обиделась? – допытывался Димка.

      —  Еще чего. У меня своих дел по горло.

      — Дел? Ах да… — Мне показалось, Димка смутился. – Ты же готовишься в цирковое. Мы с Юрасиком так и подумали, что у тебя много дел. Он сказал, тебя не нужно беспокоить.     

      Возникла неприятная для нас обоих пауза, полная недосказанности и фальши.

      — Слушай, давай махнем сейчас к Юрасику? Он обрадуется, — неожиданно предложил Димка.

      —  Я хочу спать. Да и Юрасик занят.

     — Да врет этот Старый Мопс! Она тоже не хочет, чтобы мы дружили. – Димка дернул меня за руку. – Одевайся. Я знаю, как к ним пробраться, чтобы Альма не учуяла. Юрасик показал мне лазейку. И где его окно.

      —  Иди сам. Я хочу спать, — заупрямилась я.

     —  Ну, пожалуйста, Лора. Прошу тебя. Один я не могу. Боюсь, сам не знаю чего. Лорка, ну почему ты не хочешь пойти к Юрасику?

      В конце концов, я согласилась. Надела джинсы и черную майку с длинными рукавами. Потом озорства ради нацепила этот дурацкий парик…

   Димка встал на четвереньки, я влезла к нему на спину, а Юрасик подал мне руку. Операция нашего тайного проникновения в дом Богачевых прошла более чем успешно. Мы восседали втроем на широкой тахте Юрасика и смеялись над собственными хохмами, которые в тот вечер сыпались из нас, как из дырявых мешков. Разумеется, мы общались полушепотом и смеялись очень тихо – призрак гнева Августы Петровны витал над нашей троицей, превращая  свидание в увлекательное, полное тайн приключение.

    Потом Юрасик вынул из-за книг бутылку кагора и шоколадные конфеты. Я опьянела после первого глотка. Я растянулась на тахте, Юрасик  погасил торшер. Димка сидел в кресле возле зашторенного окна и чавкал «Мишкой косолапым». Юрасик склонился надо мной, задрал майку и впился мокрыми горячими губами в мой живот.

      Я приглушенно ойкнула и чуть не потеряла сознание. Потом Юрасик лег на меня и поцеловал меня в губы. Это был конец света. Но я продолжала  мыслить, а значит, существовать, как выразился кто-то из знаменитых. А мыслила я следующим образом: «Нельзя, чтобы это видел Димка. Это нехорошо. Неужели Юрасик этого не понимает?..»

      —  Прости, — шепнул он мне в самое ухо. – Никто ничего не видел.

      —  Эй, что вы там делаете? – подал голос Димка. – Я тоже хочу поиграть в эту игру.

      —  Иди сюда, — пригласил его Юрасик, перелез через меня и лег возле стенки. – Ложись с краю.

      Димка сделал, как ему велели. Он дышал на меня кагором и шоколадом. Я чувствовала, как  возбужденно бьется его сердце.

     Мы притихли. Я закрыла глаза. Юрасик протянул руку, скользнул пальцами по моему обнаженному животу. Димка сделал то же самое. Их руки встретились и замерли, крепко сцепившись…

      На следующий день я упала со спины Мюзетты в клумбу и рассекла о бордюр затылок. Кровь капала на траву, когда Юрасик нес меня на руках в дом. Потом я лежала в своей кровати в окружении суетящихся домочадцев. Юрасик держал мою руку в своей и нежно ее гладил, пока доктор обрабатывал мне рану и делал укол от столбняка.

    Августа Петровна несколько раз приезжала справиться о моем здоровье, каждый раз привозила шоколадку, а в последний раз – маленький флакон польских духов «Быть может…». Юрасик пропал на два дня. Она сказала, что он так переживает, что заперся в своей комнате и не выходит даже в сад. Он звонил мне каждый вечер ровно в семь. У него заплетался язык, как у пьяного. Димка слонялся по дому в каком-то оцепенении. Иногда он заходил ко мне, садился на ковер возле кровати и тяжело вздыхал.

      На третий день мне стало лучше. Я даже спустилась к завтраку, но выходить во двор мне не разрешили. В сумерках на меня вдруг навалилась такая тоска, что я спрятала голову под подушку и пролежала так минут двадцать. Я вдруг поняла, что мечтам о карьере циркачки сбыться не суждено. Подтверждением тому было падение с Мюзетты. Пять лет назад я так же оплакивала свою несбывшуюся мечту о балете. Увы, жизнь состоит из сплошных разочарований, и это, как я верно почувствовала, были самые первые ступеньки лестницы, по которой я поднималась. «И любви на свете нет, — обреченно думала я, раздосадованная более чем странным поведением Юрасика, которое не соответствовало созданному мной стереотипу. – Зачем о ней пишут, снимают про нее фильмы? Почему люди обманывают друг друга?..» Потом я заснула. Мне снилось, будто я иду по проволоке, натянутой между двумя деревьями, а внизу стоят Дима и Юрасик и внимательно следят за каждым моим движением. Проволока прогибается подо мной, качается, а я все иду и иду… Юрасик вдруг схватился за нее руками, подтянулся и очутился рядом со мной. Он обхватил меня за пояс, и мы пошли рядом, по очереди ставя ноги. Это было восхитительно. Во мне все пело и рвалось ввысь. Как вдруг к нам прыгнул Димка, и мы полетели в черную бездну.