— Загореть можно и здесь.
Славка меня стеснялся, я поняла это безошибочно.
— Мне пора, — сказала я и встала.
— Сеньорита напишет мне открытку с видом на океан?
— При случае. Прости, Славка, но мне на самом деле пора.
— Что ж, все хорошее кончается еще быстрей, чем лето. Зато снег тает очень долго. В Акапулько не бывает снега, сеньорита.
— Дался тебе этот Акапулько. Есть места получше.
— Например?
— Бермудские острова, — назвала я первое пришедшее мне на ум.
— Сеньорита любит все таинственное.
Славка вздохнул и жалко улыбнулся.
Я тащилась по пыльному полуденному пеклу о думала о Славке и их с Жанкой взаимоотношениях. Вряд ли я когда-нибудь узнаю всю правду. Да и зачем мне она? Почему-то мне не хотелось верить в то, что Славку с Жанкой связывали интимные отношения.шения.
Я закрыла дверь своей комнаты на крючок, стащила сарафан и подошла к зеркалу. Впервые в своей жизни я стояла перед ним абсолютно голая, и мне совсем не было стыдно.
«Ты такая испорченная. Как ты могла допустить, чтобы чужой, почти незнакомый, мужчина касался твоего тела, его самых интимных мест? Нет тебе прощения. Это останется на тебе несмываемым пятном позора. Если об этом узнают, тебя будут презирать, тобой будут брезговать…»
Несмотря на столь самоуничижительный внутренний монолог, я отметила, что у меня красивая, вполне сформировавшаяся фигура. Пожалуй, немного хрупкие плечи, но в этом тоже есть свой шарм. Беззащитность, взывающая о том, чтобы ее защитили.
Я побрызгала на шею и за ушами арабской туалетной водой «Жасмин», которую подарила мне на день рождения Марго, включила магнитофон и, прежде чем залечь в постель, выглянула в окно.
На улице ни души. Я посмотрела влево, где был пустырь. Там тоже никого, если не считать припадочной Фимочки, у которой бывают самые невероятные видения. Она божилась, что примерно месяц тому назад видела на пустыре бабушку с каким-то мужчиной. Как уверяет Фимочка, дело было в полночь или около того. У бабушки были распущены волосы, а мужчина обнимал ее за талию и прижимал к себе. Эта Фимочка иногда такое плетет, что хоть стой, хоть падай.
Я посмотрела направо. Со стороны спуска приближался мужчина. Я вздрогнула и чуть не лишилась рассудка: это был Арсен.
Я заметалась по комнате в поисках сарафана, который, как назло, свалился под стул. Через минуту я уже была в прихожей. Мне хотелось выскочить на улицу и броситься навстречу Арсену.
Но я знала, что не смогу это сделать.
Я опустилась на колени, отогнула краешек занавески и выглянула наружу. Наши взгляды чуть было не встретились. Арсен шел, подняв голову – как будто разглядывал номера домов. У меня бешено забилось сердце. Ну да, сейчас он проберется в крольчатник и будет меня там ждать. Я выскочила в сад и затаилась в кустах. Сделаю вид, будто собирала малину. Женщине нельзя первой выказыват ьь свои чувства к мужчине.
Из малинника был виден мой лаз и даже вход в крольчатник. Мне казалось, прошла целая вечность. Но Арсен так и не появился.
На веранду вышел дедушка Егор, за ним бабушка. Мне пришлось пробираться к лазу ползком. Я отогнула доску, быстро обогнув забор, оказалась в переулке. Проходя мимо общаги, случайно подняла глаза. Возле одного из распахнутых окон на втором этаже стояла женщина, выставив напоказ свои большие отвисшие груди.
Я отвернулась. На душе стало неуютно. Кажется, в тот момент я поняла, что человеческая плоть не только прекрасна, но и мерзка.
На улице не было никого. Может, Арсен к кому-то зашел? Но ведь он говорил, что не знает никого в нашем городе…
Я повернула домой. Чтобы не проходить мимо общаги, сделала большой крюк. Возле лаза я столкнулась с Марго. На ней была красная шифоновая кофточка без рукавов, полы которой она завязала на животе узлом, и мамина гофрированная юбка.
— Привет, Пупсик. Спешу на свидание, а потому не могу одарить тебя своей любовью и лаской. – Марго походя чмокнула меня в щеку. – Если приду очень поздно, сообщу тебе подробности.
Я упала на свою растерзанную постель и закрыла глаза. Откуда-то издалека появилось лицо Арсена, бешено завертелось передо мной. Я не могла разглядеть его черты. Но я знала, что это было лицо мужчины, которого я люблю. Я рывком спустила ноги и села. Да, я плохо помню, какой из себя Арсен. Мужчина, который шел по нашей улице, мог быть вовсе не им – мало ли на свете красивых темноволосых мужчин? Мне стало очень грустно. Я почувствовала, что по моим щекам текут слезы. Зарывшись носом в подушку, я дала им волю.
* * *
— Марго? – окликнула я, тихо прикрыв за собой дверь ее комнаты. – Ты не спишь?
До меня донеслись какие-то шорохи и скрип кровати.
— Это ты, Пупсик?
У Марго был сонный голос.
— Можно к тебе?
Не дождавшись ответа, я сделала шаг в сторону кровати.
— Пупсик, мне завтра рано вставать.
— Я на пять минут. Марго, прошу тебя…
Ставни в ее комнате были закрыты. Я больно ударилась коленкой о спинку кровати и вскрикнула.
Марго очутилась возле меня, обхватила руками за шею, прижала к своей теплой голой груди. Я разрыдалась.
— В чем дело, Пупсик?
Что-то упало. Очевидно, Марго зацепила в темноте табуретку.
— Мне плохо. Очень плохо. Я… я не хочу жить.
— Глупости. – Она заботливо уложила меня в кровать и легла рядом. – Все пройдет. Не бывает ничего вечного под солнцем и луной. Тем более, вечной скорби.
— Я серьезно, Марго.
— Я тоже, Пупсик. Может, скажешь своей старой тетушке, что произошло?
Меня прорвало. Я рассказала Марго про Арсена и про то, что произошло в крольчатнике. Мой рассказ был сбивчивым, но она, кажется, все поняла. В наступившей тишине я слышала, как тикают часы.
— Дела… — протянула Марго. – Я знать не знала, что на белом свете встречаются такие подонки.
— Он не подонок. Я не верю, что это он убил Жанку.
— Мне бы тоже не хотелось верить в кое-что.
— Ты что-то знаешь про него?
— Ничего особенного. Но хочу сложить в уме два и два. Так ты говоришь, этот тип не лишил тебя невинности. Забавно.
Марго недоверчиво хмыкнула.
— Он был такой нежный. – Я вздохнула. – Может, он попал в милицию?
— Не думаю. Так или иначе, Пупсик, советую тебе выкинуть из головы этот эпизод из твоей юной жизни и начать все сначала. Как говорится, начисто.
— Я не смогу, Марго.
— Сможешь. – Она обняла меня за талию и крепко к себе прижала. – Пупсик, тебе придется это сделать.
— Ты говоришь так, будто знаешь Арсена. Может, ты на самом деле его знаешь?
— Может быть. Но сейчас это не имеет никакого значения.
Я лежала и смотрела в темную пустоту. На душе у меня стало легче, хоть Марго и не сказала мне ничего утешительного.
— Тогда что имеет значение? – тихо спросила я.
— Ваши отношения со Славкой. Он тебя любит. По настоящему.
— Если я расскажу ему про то, что случилось…
— Ни в коем случае. – Марго шутливо ударила меня по губам. – Это твоя ноша, и ты не имеешь никакого права перекладывать ее на Славкины плечи. Да и со своих скинь – и забудь. Поняла?
— А если Арсен появится снова?..
— Не появится. Пупсик, мне завтра рано вставать. Топай к себе, ладно?
Вернувшись к себе, я упала в изнеможении на кровать и мгновенно заснула.
Меня разбудил крик. За стеной – там была комната Марго – что-то упало и разбилось.
— Мерзавка! Превратила дом в бордель! Вот я сейчас тебя!..
Это был бабушкин голос. Он был искажен негодованием и злостью.
— Тише, Варечка. Я не глухая. Этот дом всегда был борделем. Хахалем больше, хахалем меньше…
— Да как ты смеешь!
Снова что-то упало, на этот раз тяжелое и небьющееся. Кто-то приглушенно вскрикнул.
— Если ты меня убьешь, Варечка, тебя будут судить. А суд дело грязное. Из всех самых темных углов выметут сор.
— Она еще пугать меня будет. – Теперь бабушка говорила тише. – И тебе не стыдно? Что про тебя люди подумают.
— Не стыдно. Это вы с Женькой всегда чужих языков боялись. По мне, пускай мелют все что угодно.
— А вот мне не все равно. Потому что я дорожу честью дома Ветлугиных.
Марго рассмеялась.
— Честь – это что-то вроде накрахмаленных занавесок на окнах и чисто вымытых ступенек парадного входа. Правильно я тебя поняла, Варечка?
— Хотя бы и так. Что тут плохого? Я не позволю, чтобы о нашей семье говорили в городе всякие гадости.
— Вот и держи свой рот на замке.
— Кто это был? Опять кто-то из этих уголовников? Когда только ты за ум возьмешься.
— Уже взялась. А к чему тебе знать, с кем спала или не спала твоя младшая дочь? Разве что для общего развития, верно? Ладно, удовлетворю твое любопытство. Только скажи сначала: ты любишь черную икру и копченый балычок?
— Перестань паясничать. Господи, вы все играете в какую-то игру. А ведь жизнь-то человеку одна дается. Неужели вы это не понимаете?
— Ты абсолютно права, Варечка. Только не цитируй давно почивших классиков, не то я заплачу от ностальгии по пионерскому детству. Варечка, а тебя никогда не мучает ностальгия? Не мучает, наверное, иначе бы ты не спалила фотографии своего младшего брата.
Бабушка проворчала что-то неразборчивое.
— Так и быть, Варечка, скажу тебе, кто валялся сегодня в моей постели. Вы с Женькой другой раз придаете такое значение всяким пустякам, что на настоящие проблемы у вас не остается сил. Готова выслушать мое чистосердечное признание?
— Дело хозяйское. – У бабушки был уставший голос. – Ладно, пошла спать.
— Нет, постой Ты должна знать, кто это был. Не то я открою окно и крикну об этом на всю улицу. Борис Моисеевич, вот кто у меня был! Слыхала о таком? Думаешь, я зря спросила у тебя про балычок и черную икру?
— Это директор гастронома, что ли? Ты в своем уме, Маргарита? Да его Софа плеснет тебе в глаза серной кислотой.
— Слабо. – Марго хихикнула. – Небось, не ожидала, что твоя младшая дочь сорвет с ветки такую важную шишку. Ну, а теперь ступай спать. Хорошо, что Женьки нет, не то бы сейчас вдвоем вцепились мне в волосы. Дружная семейка, ничего не скажешь.
— А где она? – Бабушка спросила это упавшим голосом. – Маргарита, тебе известно, где твоя старшая сестра?
— Не надо мелодраматизма. От смешения жанров разит за версту прокисшим борщом.
— Выкормила себе на горе двух сучек. Хотя бы об Асе подумали. У девочки вся жизнь впереди.
— Женька думает о ней день и ночь. Уже, похоже, крыша поехала. Но твой новый зять, будем надеяться, оправдает надежды нашей благородной семейки.
— Всегда все последней узнаю. Бедная Ася.
— Почему же она бедная? Наконец у нее будет отец.
Я не разобрала, что сказала бабушка. Мимо моей двери прошлепали ее тяжелые шаги. Скрипнула дверь в столовую. Наверное, бабушка решила подышать свежим воздухом в саду.
Я снова заснула.
* * *
— Что ты делала в общаге? Как ты можешь ходить в этот вертеп? Принесешь домой какую-нибудь гадость!
Я никогда не видела маму такой разъяренной. Даже присутствие нас с дедушкой Егором ее не сдерживало.
— Если и принесу, с тобой делиться не стану.
Марго с невозмутимым видом гладила платье. Она была в широкой розовой юбке с оборками и черном лифчике. На улице стояла умопомрачительная жара.
— Нет, ты отвечай! У тебя там что, знакомые? Да как ты можешь водиться с людьми подобного уровня? Они же бескультурные свиньи и…
— Мы все свиньи, — невозмутимо изрекла Марго. – Рано или поздно нас тянет к одному корыту. Всех без исключения.
— Как ты смеешь так говорить? Хочешь сказать, я такая, как ты?
Мама чуть ли не с кулаками наскакивала на Марго. Дедушка Егор взирал на эту сцену с нескрываемым интересом. Даже про свой пасьянс забыл.
— Не бесись. Я же молчу о тебе. А ведь могу и сказать.
Марго посмотрела на маму с сожалением.
— Саша, иди погуляй, — наконец вспомнила обо мне мама. – Мы с твоей тетей можем наговорить друг другу лишнего. Дядя Егор, извини нас…
— Пускай остаются. – Марго припечатала утюгом платье. – Я не собираюсь говорить ничего лишнего.
— Но это не для чужих…
— Они не чужие. Если хочешь знать правду, у меня в общаге любовник. По вашему с Варечкой – жених. Или ты предпочитаешь, чтобы твоя младшая сестра умерла старой девой?
Марго поставила утюг на край доски и приложила к себе платье. Я обожала это ее платье из французского трикотажа. Увы, у него был фасон, облегающий фигуру, и оно болталось на мне как на вешалке.
— Тебе это не грозит. Ритка, прошу тебя, будь с этим делом осторожней.
— С каким делом?
Марго подняла голову и с искренним удивлением посмотрела на мать.
— Не прикидывайся. Сейчас какие только болезни не ходят.
— Например?
Она продолжала смотреть на маму. Та опустила глаза.
— Ну, я даже толком не знаю. Я прочитала в газете, что врачи-венерологи обеспокоены вспышкой кожных и прочих заболеваний в нашем городе.
Марго присвистнула.
— Этот подарочек можно и в супружеской постельке заработать. Правда, дядя Егор?
— Хм, вот уж не знаю. – Вопрос застал его врасплох. – Я уже далеко не молодой человек, ну, а во времена моей молодости мы про такие страсти слыхом не слыхивали. У нас-то и времени на чужих женщин не было. Даже своим женам мало внимания уделяли.
— Рита, ну как ты можешь якшаться с этой ужасной публикой? – не унималась мама.
— А ты?
Марго вылезла из юбки и стала надевать свое узкое оранжевое платье на длинной молнии сзади.
— Сашка, застегни, — велела она, повернувшись ко мне спиной. – Да, я у тебя спрашиваю, наша советская Артемида, как ты можешь принимать всерьез тех, кто эту публику развлекает?
Раздался звонкий шлепок. Я не видела, как это произошло, но уже в следующее мгновение поняла, что мама залепила Марго пощечину.
— Как же ты ненавидишь его, — прошептала мама. – Он, между прочим, мне об этом говорил.
— Скажите, какая предупредительность. – Марго прижала к щеке руку. – Интересно, а что еще он тебе говорил?
— Что ты сделаешь все, чтобы нас разлучить. Но у тебя, моя милая, ничего не выйдет.
— Ладно, я вас покидаю. — Марго направилась в свою комнату, но через несколько секунд вернулась, сказала, ни на кого не глядя: — Выйдет. В моей старшей сестре над всем остальным преобладает здравый смысл.
— Девочки, что произошло?.. – начал было дедушка Егор, но мама не дала ему слова.
— Ничего особенного. Обычная семейная разборка. Саша, пошли с нами в кино?
Разумеется, я приняла приглашение.
* * *
Я сидела в душном зале кинотеатра «Буревестник» между мамой и Камышевским и старалась изо всех сил смотреть на экран. Кажется, у меня это получалось, но, убей, не скажу, о чем была та комедия с Жан-Полем Бельмондо, хоть я и обожала этого актера. Помню только, что время от времени зал заходился диким хохотом.
Потом мы сидели в кафе «Снегурочка», и на нас смотрели — Камышевского знал весь город, в особенности завсегдатаи Бродвея. На маме была гофрированная юбка и черная кофточка с люрексом. Я давно не видела ее такой веселой и беззаботной.
— Хочу выпить за красоту двух самых очаровательных в мире женщин. – Камышевский держал свой бокал между третьим и четвертым пальцами. Я хорошо помню этот его жест: никогда больше не видела, чтобы кто-то с подобным изяществом держал бокал. — Еще я хочу, чтобы мы как можно скорей очутились в обетованном краю. Море, пальмы, корабли на горизонте, длинноногие загорелые женщины в бикини… И среди них две мои самые любимые и желанные.
Мама слегка смущенно и загадочно улыбалась Камышевскому. А он смотрел на нее очень серьезно. От этого его взгляда даже у меня бегали по спине мурашки.
Когда мы расстались возле нашего дома, и мама стала рыться в сумочке в поисках ключей, я вдруг сказала:
— За ним можно пойти на край света. Интересно, почему ты не влюбилась в него с первого взгляда?
Мама перестала рыться в сумочке и сказала, глядя не на меня, а куда-то в сторону:
— Я боялась. Еще и до сих пор чего-то боюсь. – Она вздохнула и извлекла наконец из сумочки ключи. — Понимаешь, это такой серьезный шаг. А если снова окажется не то? — Она медленно повернула ключ в замке и, прежде чем открыть дверь, сказала едва слышно: — Тогда у меня уже не останется сил жить.
* * *
— Мне тоже не хочется ехать. – Марго с треском застегнула молнию своей дорожной сумки. — Но я поеду. И ты, Пупсик, тоже поедешь. Нам с тобой здесь больше нечего делать, сечешь? Труппа уезжает на гастроли. – Она расхаживала по комнате в новых босоножках на высоких каблуках и в двухцветном — черно-белом — купальнике с геометрическими фигурами на животе. — Здорово он на мне смотрится, правда? — Марго задержалась перед зеркалом, разглядывая себя сзади. — Секс-бомба из провинции покоряет черноморский пляж. Берегитесь, самодовольные волосатые самцы. Но и ты, Марго, будь осторожна: на тропе войны тебя могут подстерегать всякие неожиданности. Ах, ты бросаешь вызов всему миру? Какая же ты храбрая, милая крошка Марго! Они уже трепещут перед тобой, эти жалкие одноклеточные бородавки в импортных плавках. — Она расхохоталась и медленно опустилась на пол. — Ой, не могу! Он наверняка напихает себе в плавки килограмм поролона. Ведь у него такой крохотный, такой малюсенький… Ох, Женька, какая же ты дура. Идиотка самая настоящая.
— Выходит, ты на самом деле спала с Камышевским? — полюбопытствовала я, когда Марго наконец успокоилась.
— Как тебе сказать… — Марго посмотрела на меня слегка виновато. – Ладно, Пупсик, ты уже совсем взрослая, и я расскажу тебе все, как было. Или, скажем так, — почти.
Она встала с пола, обняла меня за плечи, и мы сели рядышком на край кровати.
— Понимаешь, у нас в редакции был сабантуйчик по случаю дня рождения шефа. Ну, он у нас, как тебе известно, человек светский, а потому пригласил Эдика. Помню, мы напились до чертиков, а эта Олька, наш профорг, даже небольшой стриптиз устроила. Ее быстро увели к себе орлы из политической редакции. А мы остались в тесной компашке: Жанка, Камышевский, шеф и я. Потом шеф потащил нас к себе на новую квартиру. Они еще не жили там, хотя мебель уже стояла. Я поняла, что шеф имел виды на нас обеих. Мы раздавили еще бутылку коньяка, и я вышла на балкон воздухом подышать. Жанка подошла ко мне и говорит: «Никитич зовет. Срочно». Мы с ней заходим в спальню, а Родион Никитич лежит, в чем мама родила, на голом матраце и манит нас к себе пальчиком. Я увидела его тонкие ножки и животи-тыкву и со смеху чуть на пол не упала. Не мужик, а гнилая поганка. Жанка, как ты понимаешь, осталась его ублажать: как-никак шеф и наверняка еще пригодится. Жанка была неразборчивая в этих делах. Ну, а мы с Эдиком выпили еще по рюмочке-другой, и он, как положено, стал мне стихи читать. Потом под юбку залез. Дальше неинтересно, Пупсик. — Марго скривила физиономию. — У тебя с твоим таинственным незнакомцем наверняка все было куда романтичней.
Я непроизвольно вздохнула, и Марго еще крепче прижала меня к себе.
— Нет, давай дальше.
— А дальше, говорю, ерундистика была. Лучше бы я пошла в туалет и засунула себе в рот два пальца. Это помогает, когда переберешь, имей в виду. Эдик нажрался от души и весь вывернулся передо мной наизнанку. Это отвратительное зрелище, Пупсик. Понимаешь, его так избаловали шлюхи, что завести его можно только при помощи всяких мерзких штучек, о которых тебе, Пупсик, и вовсе не следует знать. Я сама ненавижу этих рукоблудов-затейников. Предпочитаю нормальный здоровый секс. Поясняю: женщина должна отдаваться, мужчина брать. Но для этого он должен быть стопроцентным самцом, а не скрытым педиком. Боюсь, Женька еще наплачется со своим героем-любовником.
— Он очень красивый, — мечтательно сказала я. — На нас все смотрели, когда мы сидели в «Снегурочке».
— Красотой быстро наедаешься, Пупсик. Для того, чтобы не проходил аппетит, еще что-то нужно. Ты давно была у Славки?
Марго повернулась ко мне лицом.
— Понимаешь, мне стыдно смотреть ему в глаза.
— Глупости. Славка тоже не святой. Жанка была любвеобильной особой, царство ей небесное. Ему тоже вполне могло перепасть с барского стола.
— Марго…
— Да, Пупсик?
— А зачем ты ходила в общагу?
Марго встала и прошлась по комнате, громко стуча каблуками.
— Там жила одна девчонка, которая дружила с Жанкой. Я хотела спросить у нее… — Она остановилась передо мной и посмотрела на меня в упор. — Пупсик, ты, наверняка решишь, что я ревную Камышевского к твоей матери. Может, я на самом деле слегка ревную его, но дело вовсе не в этом. Я во что бы то ни стало должна удержать Женьку от этого опрометчивого шага. Увы, она, как и я, обожает делать назло. И все равно я лягу костьми, но не позволю этому случиться. Ясно?
— Ты собираешь компромат на Камышевского? — догадалась я.
— Что-то вроде этого. Та девочка, как мне сказали, ни с того ни с сего уволилась и уехала к матери в Донецк. Это случилось на следующий день после того, как убили Жанку.
— Но при чем здесь Камышевский?
Марго вдруг глянула на свои часы, схватила сарафан и бросилась к двери.
— Собирайся, Пупсик. Через полчаса подъедет такси. Я скоро вернусь.
* * *
— Я никуда не поеду без Марго.
— Глупости. Она приедет прямо в аэропорт. Мы захватим ее сумку и билет.
— Но ведь она сказала, что скоро вернется, — не унималась я. – Прошло уже сорок минут. Вдруг с ней что-то случилось?
— Эдуард Леонидович уже ждет нас в аэропорту. – Мама тянула меня за руку. – Прошу тебя, будь разумной. Я думаю, Рита уже там.
— Она бы нам позвонила.
— В нашем городе это не так просто сделать.
— Но вдруг с ней что-то…
Мамино лицо выражало досаду и нетерпение. Целеустремленная, она уже видела себя на берегу Черного моря, а потому никакие силы в мире не могли помешать этой поездке состояться.
— Обещаю тебе, если Марго не появится к самолету, мы сдадим билеты и тоже останемся, — сказала мама и взяла меня за локоть. – Скорее, Сашенька.
Всю дорогу до аэропорта я была как на иголках. В машине стояла духотища, и воняло бензином. Я с трудом удерживала позывы к рвоте.
Я первая увидела Марго. Она стояла под табло в центре зала. Рядом с ней был Камышевский. Они о чем-то оживленно и мирно беседовали.
Когда мы прошли досмотр и оказались в душном зале накопителя, Марго спросила, наклонившись к моему уху:
— Возле нашего дома никто не болтался?
— Не обратила внимания.
— А жаль.
