​

        В поезде Катя не спала всю ночь, размышляя  о том, что нельзя жить, ни о чем не задумываясь, не извлекая уроков, не анализируя свои поступки. То есть, плыть по течению.

      На остановках по окну скользили призрачные блики вокзальных фонарей, в купе долетал сонный голос станционного диспетчера. Потом за окном снова тянулись леса, проносились полустанки, светились в отдалении редкие огни деревень и поселков. Везде люди жили своей привычной жизнью, она же ехала в неведомое, положившись на слово малознакомого человека. Недаром мама назвала ее стопроцентной авантюристкой…

      На рассвете Катя приподняла с подушки тяжелую голову и выглянула в окно. Поезд вторгся в степные просторы и теперь мчался по желто-бурой равнине, окаймленной серым небом. Навстречу неслись тяжелые клокастые облака, в стекло ударяли тугие, как недозревшие вишни, капли дождя.

    Кате захотелось укрыться с головой одеялом, спрятаться от того, что ждет ее впереди. Или пересесть на ближайшей станции на встречный поезд и вернуться в Москву. Черт с ней, с карьерой. Тем более, что мать права: как минимум девяносто процентов пишущей братии на стороне тех, кто больше платит.

      Нет, все-таки хорошо, что она позвонила Антону. Уж лучше жалеть о содеянном, чем о том, чего не сделал. Словом, что будет, то и будет.

      Вагон слегка покачивало, как лодку на мелководье, при каждом толчке что-то поскрипывало, позвякивало. Сквозь дрему ей чудился шелест морской волны о берег, крики чаек.

      Мама говорит,  Антон всего лишь случайный знакомый. Это потому, что она его не знает, иначе бы определенно прониклась к нему симпатией. Антон умеет завоевывать сердца всех без исключения женщин от десяти до восьмидесяти. Хозяйка дома, где они снимали комнату с верандой, прослезилась, прощаясь с ним, а ее одиннадцатилетняя правнучка смотрела с тоской, как укладывали в машину чемоданы. Случайный знакомый… Ну и что из того, что она познакомилась с Антоном случайно?

      ...Катя приехала в Анапу с Ленкой Дубровской и сразу пришла в ужас от грязи и сутолоки на городском пляже, тесноты конуры, которую они делили с двумя студентками из Ростова, длинных очередей в кафе и закусочные и прочих «прелестей» дикарского быта. Ленка всего этого не замечала - она была без памяти влюблена в педагога английского языка, отдыхавшего в санатории «Анапа» с женой и маленькой дочкой. Целыми днями торчала на санаторном пляже, похожем на большую клетку, и развлекала маленькую Лику, пока Алексей Казимирович  и его узкобедрая длинноногая мымра заплывали в море. На Катю гнетущим образом действовала безропотная услужливость Ленки, покорность, с которой она сносила в свой адрес насмешки красиво развалившейся на топчане Марины, похотливые взгляды Алексея Казимировича, которые он воровато бросал на Ленку и выпендрежных пляжных девочек.

      — Как ты можешь так себя унижать? — спросила она у Ленки, когда они пытались заснуть в похожем на душегубку сарайчике. — Эта кобра терпит тебя только потому, что ей лень нянчиться со своей капризной куклой, а твой Чайлд Гарольд сидит у ее ноги и вожделеет по длинноногим сучкам. Давай бросим их на растерзание духов античной Горгиппии· и махнем в Геленджик.

       — Прости, Катюша, но я никуда отсюда не уеду…

      Так продолжалось несколько дней. Как-то Катя проснулась с тяжелой, как тыква, головой, пошвыряла в чемодан свои вещи, натянула на обожженные плечи майку и поплелась в сторону автовокзала.

      Билетов не было ни в одном направлении. Ни на сегодня, ни на завтра. Катя засунула чемодан под лавку, которая стояла на самом солнцепеке, а потому была совсем пустой, завалилась на нее и накрыла лицо соломенной шляпой.

      Она даже не шевельнулась, когда почувствовала, как на нее упала чья-то тень.

      — Если нам по пути, с удовольствием подброшу, — услышала приятный мужской голос.

      Катя встала, вытащила из-под лавки чемодан.

      — Пошли! — Антон отобрал у нее чемодан и направился в сторону пыльного «жигуленка» на обочине шоссе. Открыл переднюю дверцу, сказал так, словно они были знакомы много лет:

      — Сейчас захватим сестру с мужем — они навещают племянника в лагере — и двинем в Дюрсо. Возражения имеются?

      — А там тоже море? — поинтересовалась Катя, знакомая с местной географией не лучше Митрофанушки Фонвизина.

      — И море, и звезды, и скалы. И даже вино. Ты любишь массандровское вино? — И когда она неуверенно кивнула, добавил: — А главное, там почти пустынно — заповедная зона. Думаю, пора представиться: Максимов Антон Васильевич, журналист, заместитель главного редактора областной газеты. Первый заместитель. Где и какой — в настоящий момент не имеет значения, потому что ты, судя по выговору, москвичка. Угадал?

      — Да. И тоже журналистка. Правда, безработная.

      Антон присвистнул и посмотрел на Катю оценивающим взглядом.

      — В таком случае, у нас есть шанс ужиться под одной крышей. Или у тебя неуживчивый характер?

     Катя неопределенно пожала плечами. Этот Антон Васильевич Максимов показался ей излишне самоуверенным, но  у нее не было выбора. В Москву возвращаться не хотелось. Не говоря уж об Анапе. Дюрсо так Дюрсо.

      — Грязный городишко. Да и публика здесь нереспектабельная, — заметил он, словно угадав ее мысли. — Ты впервые в Анапе?

      — Да. Думаю, с меня вполне достаточно.

      Он понимающе улыбнулся.

      — Занесло в чужую среду?

      Катя кивнула и отвернулась к окну, за которым тянулось однообразное грязно голубое море.

      — Это поправимо. Быть может, в нашей приживешься. Нет, я в этом уверен. Сестра привяжется к тебе как собачонка и свяжет на зиму носки. Это у нее высший знак расположения. Ну, а Сережка будет читать Блока и вздыхать от невыразимых словами чувств. Могу гарантировать, что скучать тебе с нами не придется.

     …В первый же вечер они допоздна засиделись возле костра, который  разожгли прямо у кромки воды. Кате казалось, она давно и хорошо знает хрупкую, с лицом фарфоровой куколки, Тамару, которая прихрамывала на одну ногу, но, несмотря на это,  была жизнерадостна, кокетлива и дружелюбна. У Сергея, ее мужа, было ни чем не примечательное, даже можно сказать, некрасивое лицо, каких тысячи в России. Как выразилась Тамара, «самый заурядный скифско-угличский тип». Правда, в то время Катя не приглядывалась к нему: ее внимание было сосредоточено на Антоне. Он тоже уделял ей много внимания, но это нельзя было назвать банальным ухаживанием. Катя считала своих новых знакомых сверстниками, хотя всем троим было за тридцать.

      В первый же день знакомства Тамара сообщила Кате, что они с Сергеем уже десять лет живут, а детей у них нет и никогда не будет. Вероятно, из-за полиомиелита, которым она переболела в младенчестве. Сергей, по ее словам, сначала страдал из-за этого, теперь смирился, ушел с головой в свою науку, год назад защитил кандидатскую диссертацию и теперь ведет в местном пединституте курс русской поэзии начала двадцатого столетия. Тамара говорила это при нем: он сидел на песке и приводил в порядок рыболовные снасти. Катя отметила между прочим, что у Сергея красивые ловкие пальцы.

      Когда в тот вечер они вчетвером заплыли далеко в море, Сергей стал читать малоизвестные стихи Блока, Гумилева, Северянина. Над темным бастионом скал небольшой бухты взошла большая янтарно-прозрачная луна. Кате казалось, она попала в настоящую сказку.

      …Теперь она ехала к Антону, тому самому Антону, с которым они бродили в сумерках, случайно касаясь локтями. К тому Антону, который будил ее по утрам и почти силком тащил купаться. Тамара и Сергей спали до девяти, они же, вернувшись к завтраку, набрасывались на молоко и душистый деревенский хлеб. Потом Катя досыпала в гамаке под грушей, а Антон уединялся с портативной пишущей машинкой за столом в саду.

      — Жарко? — спросила возникшая на пороге проводница. — Ну, ничего, так оно лучше, чем зубами стучать. Ты только зря разделась, — сказала она Кате. — Через полчаса на месте будем, а у нас такие ветры - до самой души пробирают. Тебя  кто-нибудь будет встречать?

      — Должен.

      «Обязательно встретит, — подумала она. — Антон наверняка подготовился к моему приезду — он любит все делать загодя. Если бы не он, я бы ни за что не улетела в Москву. Ведь я всегда откладываю все на последнюю минуту. И телефоны свои сам записал и засунул мне в сумку. В двух экземплярах».

     Она вспомнила, что он поцеловал ее в щеку, а потом вдруг быстро коснулся губами ее губ. Катя оглянулась на прощание, увидела на его лице улыбку, которой он как бы говорил: «все у тебя будет в порядке». У нее заныло сердце, сделалось неуютно на душе. Правда, в самолете она забыла об Антоне, ушла с головой в свои связанные с поисками работы проблемы.

      Все это теперь казалось ей далеким. Даже Антон, хоть она и ехала к нему. Но надо настроиться на встречу, — велела она себе. — Антон наверняка заговорит о своих чувствах. Он уже говорил о них летом, когда Катю застигла врасплох прибойная волна и поволокла за собой. Антон выхватил ее из воды, а потом сказал на берегу: "Ты мне, оказывается, очень дорога…"

      За окнами вагона уже мелькали новостройки. Быть может, в этом городе, думала Катя, ей предстоит провести всю оставшуюся жизнь.

      «Глупости, — одернула она себя. — Отдает дешевым балаганом. Не понравится — всегда можно сесть в поезд или самолет и смыться в Москву. Тем более, что я еду не к Антону лично, а работать в редакции областной газеты. Ну, а Антон Васильевич Максимов… Мало ли что было летом? Да и не было ничего особенного».

      Проводница собрала в охапку постельное белье и сказала, задержавшись в дверях:

     — Сегодня вовремя прибыли. А в прошлый раз опоздали на целых четыре часа. Домой уже ночью добралась: мне на трамвае через весь город ехать.

      «А где буду жить я?» — мелькнуло в голове у Кати.

      По телефону они с Антоном не касались этого вопроса. Он сказал: «Обязательно приезжай. Буду тебя ждать». Катя чувствовала, что не готова жить у него. Нет, только не это.

      Помимо сумки с книгами у нее оказалось много вещей: мама посоветовала взять лисий жакет и все наряды.

      — Ты там будешь на виду,  а потому ходить в чем попало нельзя. В провинции встречают главным образом по одежке, — со знанием дела сказала она.

      Поезд медленно тащился вдоль перрона, и Катя вглядывалась в жидкую цепочку встречающих, пытаясь отыскать в ней Антона. Неспокойно забилось сердце в предвкушении встречи. Она провела щеткой по волосам, припудрила нос и щеки. Из зеркала на нее смотрели тревожно блестевшие глаза.

      Антон стоял на пороге купе и улыбался ей. Катя протянула ему руку, и он крепко и в то же время нежно пожал ее. Схватил чемоданы и поспешил к выходу. Катя едва поспевала за ним, волоча сумку с книгами.

      — На Бездорожную! — бросил Антон водителю старенькой «Волги» — Ты уж извини, что не в собственной карете встречаю - сцепление забарахлило, даже на работу опоздал. Мы тут решили на семейном совете, что жить ты будешь, надеюсь, временно, — у Тамары с Сергеем в нашем родовом особняке. Они тебе очень рады. Только, увы, там нет ванны, а потому купаться придется ездить ко мне. Хоть каждый вечер. Я у них частенько бываю: мама подкармливает, да и с собой кульки дает. Будут возражения?

      — Принято на «ура».

      Катя благодарно стиснула руку Антона.

      Он обнял ее за плечи и прижал к себе.

      — Ты даже представить себе не можешь, как я счастлив тебя видеть. — Он поцеловал Катю в макушку. — Было бы глупо это скрывать.

      Она посмотрела ему в глаза. В них было что-то вроде испуга.

      — Да, я тебя побаиваюсь, — признался он и отвернулся. — Потому что совсем не знаю.

      — То есть?

      — Ты не подходишь ни под один стереотип. Я вовсе не собираюсь подгонять тебя подо что-то знакомое, но мне было бы легче с тобой общаться, если бы в тебе… Ах, черт, мне трудно выразить это словами!

      — Может, не надо?

      — Пожалуй, ты права. Но я бы очень хотел…

    В этот момент машина остановилась возле деревянного дома с мансардой, и Катя так и не узнала, чего бы хотел Антон.

      — Он только с виду такой убогий, а внутри горы книг и даже рояль. — Антон распахнул перед ней калитку. — Правда, я все-таки сбежал в кооператив, но это уже издержки моей сумасшедшей жизни. У них тут патриархальные порядки и романтическая атмосфера. — Он как-то странно усмехнулся. — Брошу тебя в их объятья, а сам на летучку.

      Они вошли в длинные холодные сени. Антон поставил на пол чемоданы, обнял ее за талию и поцеловал в губы. Катя не смогла ответить на его поцелуй: она боялась, что откроется дверь и их увидят.

      — Ты права, сейчас не время.

      Антон толкнул ногой дверь, и они очутились в просторной жарко натопленной комнате.

   …Вечером Катя чувствовала себя именинницей. Все сидели за большим овальным столом, покрытым льняной скатертью в зеленую клетку, пили разные наливки домашнего приготовления, ели кулебяки, салаты, болтали. Молчала только Галина Никитична, мать Антона и Тамары. Катя обратила внимание, что у нее погасшие печальные глаза.

     Наконец, все насытились, наговорились, и в комнате воцарилась тишина. Лишь в камине уютно потрескивали поленья.

      — А теперь слово возьму я, — сказал Антон, вставая. — Екатерина — мое открытие, я бы даже сказал, находка. Все мы тут свои, а потому давайте совместно решать ее судьбу. — Он положил руку ей на плечо. — Я могу предложить тебе должность литсотрудника в отделе литературы и искусства. Там как раз образовалась брешь в связи с уходом на пенсию одного журналиста. Саша Березовский человек мобильный, но этого мало. Мне кажется, там ты будешь на своем месте.

      — Это что, уже решено на редколлегии? — поинтересовалась Тамара.

      — Такими делами занимаюсь лично я.

      — Он у нас большой начальник, хотя с виду такой доступный и демократичный. Смотри, еще наплачешься от него.

      Тамара  весело  подмигнула Кате.

      Антон метнул в нее раздраженный взгляд.

      — Ладно, не стану низвергать авторитеты. Молчу и ложусь на дно. Какой же ты, Антошка,  все-таки сухарь!

      — Томочка, все в этой жизни несколько серьезней, чем тебе подчас кажется, — подала голос Галина Никитична.

      — Откуда ты знаешь, мама, что мне кажется? Ты что, научилась читать мои мысли?

      В голосе Тамары звенели слезы.

      — Деточка, я просто хотела сказать, что Антоша должен…

      — Мне совсем не интересно, что ты хотела сказать! — оборвала ее Тамара.

      Возникла неловкая пауза. Катя обратила внимание, как сидевший рядом с Тамарой Сергей наклонился к ней и что-то шепнул на ухо.

     — Я не заставляю ее топтаться у плиты. Она сама так хочет. — Голос Тамары смягчился и даже потеплел. — Мамочка, посуду мы одолеем собственными силами. Можешь отчаливать на свою перину, — сказала она Галине Никитичне, собиравшей со стола грязные тарелки.

      — Итак, будем считать этот вопрос решенным, — заключил Антон, обращаясь к Кате.

   — А в какой-нибудь другой отдел ты не мог бы меня определить? Честно говоря, мне надоело общаться с интеллигенцией. Такое впечатление, будто у всех у нас не просто поехала крыша, а  ее еще и ураганом подхватило.

      — Браво! — Тамара захлопала в ладоши. — Прошу считать меня единомышленницей. Твоя находка, Антон, просто цены не имеет. Катюша, дай-ка я тебя поцелую! — Она обежала вокруг стола и звонко чмокнула ее в щеку. — Просись в сельхозотдел — там заведующий вылитый Игорь Костолевский. Редакционные бабы от него писают кипятком.

      — Все-таки серьезные проблемы нужны решать вне семейного круга. — Антон с грохотом отодвинул стул и встал. — Пойми, Катя, там одни просмоленные амбалы сидят, да и те стонут, поскитавшись по бездорожью и пожив в клоповниках с удобствами под кустом. А в комнате у них стоит такой мат, что даже мои уши вянут.

      — Моя не завянут, не бойся.

      — Дело не только в этом. Тут у нас подрабатывала внештатно одна девчушка. Послали мы ее как-то сделать беседу с передовиком-трактористом. Он ей такого наговорил, что наши редакционные циники целую неделю ржали, а она все старательно записала и изложила на бумаге. Да с нашим уважаемым народом общаться могут только те, у кого, как говорится, есть свои рога, чтобы бодаться.

     — Ты глупость сказал, Антон! — воскликнул Сергей. Его щеки вдруг ярко вспыхнули. — В тех людях, которыми ты пугаешь Катю, возможно, спасение нации. Не в нас же, пустозвонах.

      — Ну, началось. Екатерина Владимировна, вы присутствуете при судьбоносном событии, то бишь душеспасительном разговоре в пользу бедных за чайным столом, — сказал Антон, саркастически прищурив глаза.

     — Не паясничай, братишка. А ты, Серый, оказывается, большой любитель пересыпать песок из одной ладони в другую. — Тамара погладила мужа по щеке. — Давайте лучше почитаем стихи. Как бывало в Дюрсо. Господи, как же я скучаю по Дюрсо и нашим выходкам!

      — Пускай сначала Антон извинится за свою глупость, — сказал Сергей.

   — Перед кем? — искренне удивилась Галина Никитична. — Мне кажется, у Антоши и в мыслях не было кого-то оскорблять.

      — Ладно, с меня хватит. — Антон хватил по столу ладонью. — Россия не нуждается в спасителях. И во всех этих, как ты правильно выразился, пустозвонах. Главное, не мешайте — и мы сами выйдем на широкую дорогу…

      — Ведущую прямехонько в капиталистический ад,  — подхватил Сергей. — Для нас этот путь не подходит.

    Галина Никитична переводила умоляющий взгляд с сына на зятя, потом повернулась к Тамаре, как бы прося у нее помощи. Но Тамара явно была на стороне мужа: Катя увидела в ее глазах восторг и обожание.

     Спорили долго и горячо. Катя всегда была далека от политики, а уж тем более от всяких гражданских раздоров. Она так и не смогла толком понять, на чьей стороне ее симпатии. Вроде бы привлекала и убеждала крепко сколоченная теория Антона, согласно которой Россия должна стать неотъемлемой частью европейского сообщества. Но стоило взять слово Сергею, и Катя чувствовала, что она тоже считает, что у России своя собственная судьба.

      — Ну, будет, мы затронули вечную тему, — сказал наконец Антон. — Теперь что касается твоей, Катя, просьбы. Будешь числиться в отделе литературы и искусства, но иногда мы будем посылать тебя в народ. Только ты не огорчайся, если лубок окажется грубым и аляповатым — Сережка пройдется по нему шкуркой и покроет лаком. Все, все, ухожу.

      Антон обнял Катю и крепко, почти грубо, поцеловал в губы.

      — До завтра, любимая, — шепнул он и быстро зашагал к калитке.

     — В лунном свете и сухарь становится свежим хлебом, — сказала Тамара и обняла Катю за плечи. — Но ты на самом деле очень красивая, Катька. Если бы я была мужиком, ты бы про этих хлюпиков и думать забыла. Правда, Серый, наша Катька красивая? Что молчишь? Говори, пока твоя жена пьяная и добренькая.

      — Да, — сказал Сергей и отвернулся. — Красивая и беззащитная. Совсем беззащитная.

     — Ну, это ты брось. Я за нее кому угодно гляделки выцарапаю, даже родному братику. Ему в первую очередь. — Она открыла входную дверь и подтолкнула Катю в коридор. — Холодно, а ты в легкой кофточке. Наш Антошка самый настоящий ходок. Он тебя не достоин, хоть и пыжится изо всех сил. Ты ему так сразу не поддавайся, поняла? За нос поводи и вообще, пускай знает, что и нас не пальцем делали. А то они привыкли, что мы сами им на шею вешаемся и избаловались дальше некуда. Правда, Серый?

    Катя не слышала, что ответил Тамаре Сергей — Галина Никитична включила телевизор, и комната наполнилась визгом какой-то эстрадной дивы с толстыми ляжками.

      — Убери! — громко крикнула Тамара. Схватила с дивана подушку и швырнула ею в экран, потом затопала ногами и упала на ковер.

      Катя была в шоке. Сергей не спеша выключил телевизор, положил на место подушку и только тогда подал Тамаре руку. В мансарду они поднимались обнявшись.

      — Спокойной ночи, — сказала Тамара, обернувшись с середины лестницы. У нее было безмятежно спокойное выражение лица.

      Катя долго вертелась на скрипучей деревянной кровати с расшатанными спинками. В этой комнате раньше жил Антон. Вдоль стен стояли стеллажи с книгами, у окна — письменный стол, на котором лежала аккуратная стопка бумаги и стоял деревянный стакан с ручками и карандашами. Катя вслушивалась в незнакомую тишину старого дома, пытаясь разобраться в своих чувствах и впечатлениях.

      Они были крайне противоречивы. Да, она была рада, что сбежала из Москвы, так сказать, сменила декорации. Ей хотелось работать по специальности, а не просиживать днями возле компьютера в каком-нибудь рекламном агентстве, хоть там и платят совсем не плохо. Ее мысли перескакивали с одного на другое, пока наконец не остановились на Сергее.

     «Как странно, я совсем его не знаю, хоть мы и прожили почти месяц под одной крышей, — подумала она, лежа с открытыми глазами. — Летом он казался мне спокойным, даже апатичным. Правда, в Дюрсо мы не касались так называемых вселенских тем. Мололи всякую чепуху, читали стихи».

      Катя невольно вздохнула. Как и Тамара, она скучала по Дюрсо.

    Она вспомнила, как однажды они с Тамарой забрались на нависшую над морем скалу и любовались закатом. Тамара рассказывала о своем детстве, родителях. Внезапно сказала:

     — А теперь тебе придется выслушать историю моей любви. Иначе твое представление обо мне будет неполным. Тебе ведь интересно знать, что я из себя представляю?

      — Интересно. Ты мне нравишься, хотя…

      Катя смутилась и замолчала.

     — Нет, продолжай! — Тамара стиснула ее запястье. — Я кажусь тебе очень странной и даже ненормальной. Ты это хотела сказать?

      — Почти. Капризной, не ненормальной. Ты избалована.

      — Меня Сергей избаловал. — Она сказала это с гордостью. — Знаешь, я даже рада, что у нас с ним нет детей. Я бы ревновала его к ним. Понимаешь?

      — Да. Сама такая.

  Они помолчали, любуясь торжественно опускавшимся в море солнцем. Как вдруг Тамара тряхнула головой  и воскликнула:

      — Вот увидишь, он влюбится в тебя! Он ужасно влюбчивый.

      — Кто? — не сразу сообразила Катя.

      — Серый. То есть, мой муж. Скажи, ты уже любила кого-нибудь?

      — Да.

      — Может, расскажешь об этом дурне?

      — Он не дурень. Вернее, мы с ним оба такие. Я - еще больше, чем он. Только и делаю, что стараюсь примирить душу с телом.

      — Ты не такая уж и девочка, какой кажешься. Это не маска, верно?

      — Сама не знаю.

     — Хочешь, я тебе погадаю? — Тамара взяла левую руку Кати в обе свои, повернула ее кверху ладонью и сделала вид, будто изучает ее. — Он влюбится в тебя, потому что у тебя красивая плоть и светлая душа. Серый всю жизнь занят поисками этой гармонии. Но у вас ничего не получится. Знаешь, почему?

      Катя лишь молча посмотрела на Тамару.

      — Потому что ты уже любила. А он у меня - первая любовь.

     — Ты говоришь об этом совсем спокойно. А если это случится на самом деле? — без особого любопытства спросила Катя.

      — От судьбы не уйдешь. Но я буду бороться. У меня есть оружие, которого нет у тебя. И я одержу победу, ясно? — Она вдруг громко рассмеялась. — Я тут всякие глупости мелю, а ты уши развесила. А вот сейчас я буду говорить серьезно. — Она оборвала смех и вся сникла. — Как ты думаешь, я не обуза для него?

      — Он тебя любит.

     — Посмотри мне в глаза. Если ты солгала, я… — Ее глаза гневно блеснули. — Прости меня, Катька. Мне кажется, я перегрелась на солнце. Пойдем отсюда.

      Они стали спускаться по узкой крутой тропинке. Вдруг Катя оступилась. Ей представилось на какое-то мгновение, как она падает со скалы на острые камни… Тамара подхватила ее, крепко прижала к себе.

      — Не бойся, не упадем — я сильная, — сказала она и поцеловала Катю в щеку. Когда они спустились к морю, добавила: — И добрая. Пока он меня любит. Когда разлюбит, я превращусь в мертвую звезду. А теперь совершим марафонский заплыв.

      Она с разбегу плюхнулась в море и поплыла.

      «Я буду любить Антона. Сергей совсем не в моем вкусе. Да мне и не нужны чужие мужья. А Антон нужен?..»

      Она заснула, так и не ответив на этот вопрос.

​

 

 

 

      — В нашей редакции еще со времен царя Гороха леди не занимали на служебной лестнице особо значимые места, кроме, разумеется, секретарских, — просвещал Катю Саша Березовский, газетный мальчик неопределенного возраста. — Вы что, скрываетесь от мафии?

      — С мафией у меня перемирие. Долгосрочное.

   — Тогда позвольте вас спросить, какой смысл молодой нестандартной даме менять апартаменты с видом на Манхэттен на пещеру в степях Неандерталя? Понимаю, там у вас конкуренция. Но вы легко можете выскочить замуж за  иностранца.

    — Родители хотели выдать меня замуж за известного французского киноактера, но я сделала ноги в последнюю добрачную ночь по той причине, что этот тип...  В общем, вы поймете меня как никто другой.

      Катя  перестаралась — Саша, как она только что догадалась, был стопроцентным геем. Впрочем, он совсем не обиделся.

    — Восхищен вашей мудростью. К тому же вы правильно определили мою ориентацию. Как видите, до нас тоже докатилось цунами цивилизации. А сейчас глотнем кофе, и я познакомлю вас с нашим борделем.

      Березовский водил Катю из комнаты в комнату, знакомя с сотрудниками редакции. Ей было не очень приятно, когда он обнимал ее за талию, но она терпела, потому что не могла заставить себя быть грубой с людьми. Саша, как она поняла, чувствовал себя на седьмом небе от счастья и то и дело сыпал словесными перлами, давно уже слывущими в Москве затасканным плагиатом. Но Катя, чтобы не обидеть его, время от времени заставляла себя улыбаться.

      — Провинция на всех накладывает свой трагический отпечаток, — изрек Саша, когда они вернулись в свою комнату. — Мой вам совет: не задерживайтесь здесь больше полугода. А еще лучше трех месяцев.

      В его голосе были искренние нотки.

      Взвизгнул телефон. Катя сняла трубку и услышала голос Антона:

      — Где ты пропадала? Поднимайся ко мне. Тут один интересный человек заехал. Из тех, на ком наша земля держится.

      Антон сказал это с ироничным подтекстом.

     У гендиректора АО «Красный луч» Прокофьева была типичная внешность руководителя крупного предприятия, какими их изображали в советских фильмах. Представив их с Катей друг другу, Антон  сказал, обращаясь к Кате:

      — Сделаешь интервью. Форма беседы непринужденная. Главный упор на человеческий фактор. Виктор Петрович личность в нашем городе уважаемая. Что касается его политических взглядов, они вполне в духе времени. Ну, с Богом. — Он посмотрел на свои часы. — Вам хватит два с половиной часа на экскурсию по предприятию и все остальное? — спросил он у Прокофьева.

      — Надеюсь. А как думаете вы, Екатерина Владимировна?

    Тот день завершился настоящей попойкой в ресторане. Угощал Прокофьев. Как выяснилось, они с Антоном были на «ты», но все равно этот банкет здорово смахивал на взятку натурой. Поначалу Кате было не по себе, но чувство неловкости притупилось после бокала шампанского. Потом и вовсе куда-то делось.

    …Они долго ехали в такси по сонному городу. Антон нащупал в темноте руку Кати и до самого дома не выпускал из своей.

    — Я следил за тобой весь вечер, — сказал он. — Этот Прокофьев явно клюнул на тебя. Тоже мне, Ланселот из Жмеринки.

      — Мы все трое перебрали, вот и все.

      — Объяснение не принято. Ты выглядела до неприличия трезвой.

      — Ревнуешь?

      — Представь себе. Тем более, что этот мужик мне не по нутру.

      — А мне показалось, вы друзья.

      Антон обнял Катю за плечи, прижал к себе.

      — Не верю в дружбу в конце двадцатого столетия. Зато верю в любовь.

    Он засунул руку ей под свитер. Катя напряглась изо всех сил, стараясь не поддаться на его ласки. «Но почему? — спрашивала она себя. — Он нравится мне как мужчина. Я даже хочу его…  Нет, только не сейчас».

     Антон уловил ее состояние и, кажется, не обиделся. Проводил до калитки, на прощание быстро поцеловал в губы. Бросил уже от машины:

      — Завтра можешь не приходить в редакцию. В четверг с утра положишь мне на стол ваш тет-а-тет. Не забудь, о чем я тебе говорил. Доброй ночи.

      Катя взошла на крыльцо и только потянулась к дверной ручке, как дверь с грохотом распахнулась. На пороге стоял Сергей в расстегнутой рубашке. Увидев Катю, вышел на крыльцо и бесшумно прикрыл за собой дверь.

     — Аэлите наскучил Марс и она спустилась на Землю. Но здесь она вряд ли задержится, тем более, что космолет остался на околоземной орбите и готов подхватить ее в любой момент, чтобы умчать в таинственные глубины космоса. Не слушай меня — я сегодня напился не то с горя, не то от радости, уже не помню. Он тебя целовал? Теперь я поцелую!

      Сергей схватил ее за плечи. Она вывернулась и попыталась открыть дверь, но он загородил ее спиной.

      — Не бойся, силой не стану. Значит, ты не любишь меня, а я-то придумал себе Бог знает что... Прости. Наверное, я принял тебя за другую.

     Он взял Катю за руку, перевернул ее ладонью кверху и стал изучать, лаская своими мягкими пальцами. Перед ее глазами были длинные золотистые волосы Сергея, и Кате вдруг захотелось прижаться к ним щекой.

      — У тебя сильная рука, значит, и характер не из слабых. Только борьба с самой собой может закончиться полным фиаско для души. Какое неприличное слово — фиаско. Интересно, почему его не пишут на стенах в туалете?

      Он смотрел на Катю абсолютно трезвыми глазами и улыбался.

      — Хватит ломать комедию. Я замерзла.

    — Не смею удерживать. — Он почти насильно втолкнул ее в коридор. — Ты правильно догадалась, я трезвый как стеклышко. Только жене ни слова.

      Он зажег сигарету и спустился в сад.

      Тамара, сгорбившись, сидела за столом. Она попыталась улыбнуться, но из этого ничего не вышло. Галина Никитична спросила:

      — Сережа во дворе?

      — Курит в саду.

      Катя медленно расстегивала куртку.

      — Никуда он не денется, — слышала она словно издалека голос Галины Никитичны. — Ну, выпил. С кем не случается? Он пьет гораздо реже других.

      — А раньше вообще не пил! — зло сказала Тамара. — После отпуска уже в пятый раз напивается. И орать на меня стал. Ты сама слышала.

      — Не надо цепляться к пьяному человеку. Тем более, по всяким мелочам. Сережа тихий, когда выпьет, а ты кидаешься на него, как цепная собака.

      Катя почувствовала себя лишней при этом разговоре и собралась было уйти к себе, но Тамара схватила ее за рукав свитера.

      — Не уходи! Мне так тяжело, ты даже представить себе не можешь. — Она прижалась к ее груди и зарыдала. — Разве ему нужна такая жена, как я? Он мечтает о молодой и здоровой. О тебе, Катюшенька.

      — Перестань молоть ерунду! — рассердилась Галина Никитична. — Совсем спятила. Возьми себя в руки, иначе…

      Хлопнула входная дверь. Сергей ввалился в комнату, постоял на пороге, привалившись к дверному косяку, и, шатаясь, направился к столу.

   «Господи, кажется, он на самом деле того..»  — подумала было Катя, но тут же встретилась глазами с незатуманенным взглядом Сергея. Он обнял их обеих, положил голову на плечо Кати, потом Тамары.

      — Не серчайте на меня, девочки. Я ваш до кончиков ушей. Ваш, ваш… — Он закружил их по комнате. — Тамарочка, сыграй вальс Шопена. Тот самый, который передавали по радио, когда мы в Дюрсо жарили шашлыки, а Катя наступила на ужа. Помнишь? Иди же. — Он подтолкнул Тамару к роялю. — А мы с Катюшей потанцуем.

      Тамара крикнула, открывая крышку рояля:

 

· Древнегреческий город на территории нынешней Анапы.