​

      — Боюсь, тебе у нас будет скучно. Мы живем однообразно, да и гости у нас редко бывают. — Кэролайн нервно провела рукой по своим коротким прямым волосам. — К тому же у нас все по расписанию: ленч, прогулки, работа и так далее. Мы, ирландцы, очень скучная нация, чем, кстати, гордимся. Как своей историей и привидениями. — Она улыбнулась, обнажив большие крепкие зубы. — Я очень рада, Лора, что ты к нам выбралась. Искренне рада.

      — Спасибо, Каро.

    — Тебе удобно в моей бывшей детской? Это самая светлая комната во всем доме. Правда, вид из нее не слишком веселый.

      — Я люблю море и скалы. Здесь можно купаться?

      — Если подогреть воду. И насыпать на дно песка. А чем тебе не нравится бассейн?

      — Не люблю ограниченные пространства. Разве вы никогда не купаетесь в море?

      Каро неопределенно пожала плечами и вновь провела рукой по волосам.

      — В детстве мы с Лансом отъезжали на лодке подальше от берега и ныряли по очереди. Ланс научил меня плавать. Он обычно проплывал по несколько миль в день. Одно время он купался в море даже зимой. — Каро посмотрела на меня внимательно и, как мне показалось, виновато. — Я слишком долго жила в Дублине и утратила связь с природой. Когда-то я непоколебимо верила в то, что я ее частица. Если хочешь, попросим мистера Лэнсберри, и он вывезет нас на катере в открытое море.

      — Меня раздражает шум мотора. А обычной лодки с веслами у вас здесь нет? — поинтересовалась я.

      — Это опасно, Лора. Бывает, внезапно налетает ураган, и…

      — Но ведь ты сама сказала, что вы с братом заплывали в открытое море.

      — Это было так давно. — Каро грустно улыбнулась. — В ту пору мир не был таким жестоким и глумливым.

      Я познакомилась с Кэролайн Лэнгсли во время Московской книжной ярмарки. Она немного говорила по-русски, увлекалась нашей литературой и жаждала продолжить дружбу. Она прожила у меня две недели после ярмарки. Помимо прочих достоинств у этой женщины была необыкновенно развитая интуиция, и она болезненно реагировала на малейшую фальшь. Мы вели нескончаемые беседы о литературе, политике и крайне редко касались личного. А потому мне было известно о Кэролайн совсем мало. По отдельным репликам я поняла, что она пережила личную драму, оставившую в ее душе глубокий след. Мы довольно часто созванивались, время от времени даже обменивались факсами. В мае она прислала мне приглашение и билет до Дублина.

    Я была рада вырваться на свежий воздух. Атмосфера моей личной жизни последнее время напоминала давно не проветриваемую комнату.

      — Как здорово если бы  ты осталась у нас на все лето. — Каро протянула руку и пожала мою. — Только, пожалуйста, не подумай, что я… Словом, у меня вполне нормальная ориентация, хотя я всей душой презираю противоположный пол. Конечно, тебе у нас может не понравиться.

      — Мне будет хорошо. Я в этом уверена.

    — Да, Лора, я хотела тебя предупредить… — Каро слегка замялась. — В общем, не обращай внимания на маму. После смерти отца она здорово изменилась.

      — Не волнуйся, Каро.

      — Иногда она может сказать глупость.

      — Я сама не Цицерон и даже не Уинстон Черчилль.

      — Мама тоже хотела бы научиться русскому языку. Ты поможешь ей?

     — Нет проблем. А теперь я пойду к себе, ладно? Я устала.

     — О, конечно же. Прости меня. — Она вскочила и набросила мне на плечи плед. — Здесь очень прохладные вечера, да и по утрам, пока не нагрело солнце, бывает холодно. — Каро взяла меня под локоть, когда мы поднимались по крутым ступенькам на второй этаж. — Я велела Бренде постелить у тебя в комнате палас. Тебе, наверное, кажется странным, что у нас полы покрыты не паркетом, а плиткой.

      — Пожалуй. Впрочем, кто к чему привык.

      — У тебя дома очень тепло и уютно, Лора. Мне было так хорошо и спокойно в Москве.

    Она подбросила в камин брикет топлива, поправила подушку на моей кровати, переставила вазу с розами с комода на туалетный столик. Я почувствовала, что Каро не хочется уходить.

      — Посиди со мной, — сказала я, отчаянно борясь со сном. Даже по местному времени уже было четверть первого.

   Каро села в кресло возле камина, вытянула ноги. Ее суровый, словно высеченный из гранита профиль отчетливо вырисовывался на фоне огня. Я с удовольствием вылезла из джинсов и свитера, облачилась в шелковую пижаму, купленную специально для этой поездки.  Постель оказалась мягкой и удобной. Большое окно было занавешено плюшевой шторой. И все равно я ощущала тревожный, неизвестно куда зовущий запах моря.

      — Лора, я хотела сказать тебе, что у нас в настоящий момент гостит дядя Говард, младший брат моего отца. Ты не бойся его — он очень добрый человек.

      — Но почему я должна его бояться, Каро?

      Я уже с трудом боролась со сном, который словно вцепился в меня мертвой хваткой.

      — Я должна была сказать тебе об этом раньше, но я так боялась, что ты к нам не приедешь. Ты представить себе не можешь, как мне хотелось, чтобы ты к нам приехала.

      — Какие глупости, Каро. Я сама так  хотела к тебе.

     Меня приятно качало на теплых мягких волнах. Давно я не испытывала подобного умиротворения и  даже в какой-то степени блаженства.

     — Дядя Говард был замечательным актером… Фильм с его участием… Это случилось так внезапно… Его лечили лучшие специалисты… Летом обычно он ведет себя тихо… — доносились до меня обрывки фраз Каро.

      В конце концов сон одержал надо мной полную и безоговорочную победу.

    Я не слышала, как Каро уходила от меня. Я несколько раз просыпалась среди ночи, чтобы с наслаждением вдохнуть этот ни с чем не сравнимый запах моря и снова погрузиться в свои сновидения. Мне снились галеры и шхуны, которые, вероятно, бороздили моря и океаны Земли сотни или даже тысячи лет назад. Под утро мне приснился совсем детский сон: к воротам маминой подмосковной дачи подъехала карета, в которой сидел  человек в короне и мантии из горностаев. Я лежала в гамаке совершенно голая и слушала мою любимую ля минорную мазурку Шопена, которая доносилась откуда-то с неба. Я видела, как человек в короне что-то говорил женщине в костюме Коломбины. Она подошла ко мне и сказала, что меня хочет поцеловать король Соединенных Штатов Америки. Потом надо мной наклонился какой-то мужчина. Не тот, который сидел в карете. От него пахло мужской туалетной водой «Лагуна», и он был очень красив. Он собрался поцеловать меня, но гамак оборвался, и я оказалась в грядке с клубникой. Я видела, как мама кричала мне что-то с веранды. Я попыталась встать, но не смогла это сделать. Тогда из кареты вылез человек в короне и, опираясь на руку Коломбины, направился в мою сторону. Тут я проснулась и поняла, что проспала завтрак.

    Когда я спустилась в столовую, миссис Лэнгсли и Каро уже допивали кофе. Незнакомый мужчина со светло русой бородкой и большими миндалевидными глазами на узком, почти лишенном скул, лице, посмотрел на меня с интересом и слегка насмешливо.

     — Это дядя Говард, — сказала Каро, придвигая ко мне булочки и масло. — Дядя, а это та самая Лора, моя подруга из России, о которой я рассказывала тебе.

      Говард молча намазывал маслом булочку. Мне показалось, у него слегка подергиваются уголки губ.

      — Польщен, — сказал он и вдруг пристально глянул мне в глаза. — Я видел русских женщин только в кино.

      — И каково ваше впечатление от натуры? — не без интереса спросила я.

      — Сугубо личное. И вообще я не склонен к поверхностным выводам.

      Я обратила внимание, что Каро посмотрела на Говарда не просто сердито, а, как мне показалось, с едва сдерживаемой яростью.

      — Я утомила тебя вчера. Прости. Как спалось?

      — Чудесно, Каро. Совсем как в детстве.

      Я услышала смех и повернула голову влево. Дядя Говард откинул голову на высокую спинку стула, зажмурил глаза. Его смех показался мне ненатуральным.

      — А как спят в детстве? Как вы спали в детстве?

      Он вдруг подался ко мне всем телом и впился глазами в мое лицо. Словно от моего ответа зависела его жизнь.

      — Говард, прошу тебя… — начала было Каро, но он сделал резкий жест рукой, и она замолчала.

      —  Ну-ка отвечайте! Как вы спали в детстве? — настаивал Говард.

      — Крепко и сладко. А еще я помню ощущение, с каким часто просыпалась.

      — Интересно, интересно. И что это за ощущение?

      — Мне казалось, со мной должно случиться что-то необычное.

      — И оно случалось?

      — Говард, оставь Лору в покое, прошу тебя. — Голос Каро звучал робко и неуверенно. Из чего я сделала вывод, что она побаивается своего дядю. — Она еще не съела ни кусочка.

      — Все в порядке, Каро. Да, со мной случались необычные вещи. И довольно часто. — Я улыбнулась, кое-что вспомнив. — Неожиданные встречи, непредвиденные огорчения и так далее. И не только в детстве.

      —  И это все? Больше с вами ничего не случалось?

      — Вы хотите сказать, случалось ли со мной чудо? Нет, не случалось.

      — Но вы продолжаете верить в то, что оно с вами случится, не так ли?

      — Да, — не сразу ответила я. — Если нет, то, собственно говоря, зачем тогда жить на этом свете?

      — Говард, пожалуйста, не забудь выпить лекарство. — Миссис Лэнгсли смотрела на деверя с явным беспокойством. — И не пей так много кофе: оно тебя возбуждает.

      — Мама, ты перевернула чашку. Бренда, скорее принесите салфетку — миссис Лэнгсли пролила кофе.

      По тому, как странно жестикулировала миссис Лэнгсли, я догадалась, что она плохо видит.

     — Если я вас правильно понял, вы и по сей день продолжаете верить в то, что с вами в один прекрасный момент может случиться чудо. Браво!

      Он весело рассмеялся и снова откинулся на спинку стула.

      Каро наклонилась ко мне и прошептала:

      — Прости его. Я не знаю, когда он играет, а когда…

      — Я всегда играю. — Говард смотрел на племянницу сердито, хотя, могу поклясться, его ярко голубые глаза отчаянно смеялись. — Я играю всю жизнь. Неужели вы еще не догадались?

      — Говард, дорогой, ты помнишь, как нас застигла буря и мы спрятались в гроте?

      Я невольно обратил внимание на выражение лица миссис Лэнгсли — она напоминала мне сейчас юную кокетку.

     — Мама! Как тебе не стыдно! Лора может подумать о нас Бог знает что.

      Я удивленно уставилась на подругу. Мало того, что она  сказала это каким-то ненатуральным голосом, это было так не похоже на Кэролайн, которую я успела довольно хорошо узнать за время нашего московского общения. Впрочем, подумала я в тот момент, все мы время от времени говорим несвойственные нам слова и совершаем самые немыслимые поступки. Почему-то мне стало грустно от этого открытия.

     — Но что плохого в том, если два молодых существа вдруг осознают, что их влечет друг к другу с невероятной силой? Да и твой отец всегда имел любовниц.

      Каро вскочила и бросилась к двери.

   — Актриса, игравшая Дездемону, сделала из нее куклу с глупыми ужимками, и весь спектакль превратился в голливудский боевик с максимумом спецэффектов  и минимумом человеческих эмоций. Зато она была великолепна в роли Леди Макбет. Увы, этот спектакль так никогда и не увидел света рампы, — произнес Говард  напыщенно.

      Каро громко хлопнула дверью. Я слышала, как она быстро бежала по коридору.

     — Истинные эмоции — вот чего нам всем так не хватает. Мисс Лора, а вам хочется острых ощущений? Или у  вас в России это блюдо не считается столь экзотичным, каким оно давно стало у нас?

    — Позвольте мне ответить на ваш вопрос, скажем, через неделю. Сначала я бы хотела выспаться как следует и отдохнуть.

    — Позволяю. — Он изобразил на своем лице монаршее великодушие. — Что касается чуда, мисс Лора, оно с вами непременно случится.

      Говард встал из-за стола и, слегка припадая на левую ногу, направился в сторону небольшого рояля в нише возле окна. Мне бросилось в глаза, как странно он одет:  широкие шаровары из тяжелого серого шелка, расшитый бисером черный бархатный пояс, белая шелковая рубашка с жабо. Он был высок и статен и, несмотря на хромоту, двигался легко и даже грациозно. Играл он довольно профессионально, хотя более странного исполнения сонаты Шуберта я не слышала никогда. Минуты через две он вдруг громко захлопнул крышку.

      — Все это бесполезно, — сказал он, глядя в пространство между камином и дверью. — Люди воспринимают музыку как набор красивых мелодий, которые обязаны ласкать их слух. Почему, спрашивается, они не в состоянии воспринимать всерьез того же Бетховена?

      — Потому что мы любим радоваться и боимся страдать.

      — Неужели? Вы тоже боитесь страдать, мисс Лора?

      — Вероятно. А вы?

    — Я не знаю, что это такое. Зачем страдать?  Это прибавляет лишние морщины и делает нас скептиками. Если только мы, как Иисус Христос, не считаем страдание смыслом нашей земной жизни. А что если нам совершить небольшую прогулку? — вдруг предложил он. — Надеюсь, вы умеете держаться в седле, мисс Лора?

     — Каро наверняка захочет поехать с вами. — Миссис Лэнгсли как-то странно усмехнулась. — Я  сама с удовольствием бы прокатилась верхом. Ты помнишь, Говард, как мы с тобой…

    — Она совсем рехнулась, — сказал Говард, когда мы шли по дорожке к конюшне. — Она напоминает мне бездарную актрису, которая собралась доказать всему свету, что она ничуть не хуже той же Вивьен Ли. А у Кэролайн скверный характер. Вот почему она никак не может выйти замуж.

    Астрата оказалась смирной и послушной лошадкой, и я сумела быстро преодолеть свои страхи. Мы ехали рядом по гравиевой дорожке, почти касаясь ногами друг друга. Тропинка вела в глубь материка или, если хотите, острова. Ирландия представляет собой большой остров, как, впрочем, и все остальные земные тверди. Вокруг были заросли вереска. С неба изредка срывались мелкие капли дождя.

    Говард переоделся в черные кожаные бриджи, куртку и сапоги со шпорами. Это здорово смахивало на маскарад, который в моем восприятии всегда ассоциируется с праздником. Кто из нас не любит праздников?..

      — Кэролайн ревнует, — вдруг сказал он.

      —  Кого к кому?

      —  Какая разница? Если хотите, и так, и так.

      — Странно. Почему же в таком случае она не поехала с нами?

      Говард хлестнул Астрату, и она резко рванулась вперед. Я с трудом удержалась в седле.

     — Вы настоящая романтическая героиня, — сказал Говард, когда мы очутились в прозрачной роще молодых берез. — Итак, мисс Лора, вам, насколько я понял, известно, что такое страдание. — Говард спешился и протянул мне руку. — Идите сюда. Я не люблю беседовать на серьезные темы, когда мои ноги болтаются в воздухе.

      — Вероятно. Только я не считаю себя романтической, а уж тем более героиней.

      — Вы умеете страдать, но вы избегаете страданий. Это потому, что вы относитесь к этой жизни слишком серьезно. Влюбившись, вы изводите себя и того, кого любите. Вы не умеете наслаждаться любовью, мисс Лора.

      — Может, вы научите меня этому? — не без насмешки спросила я.

   — Вряд ли вы мне позволите. Наверняка они успели наговорить вам про меня черт знает что. — Он вдруг крепко стиснул мой локоть. — Вы мне нравитесь, мисс Лора. Только меня пугает ваша серьезность.  Она вводит меня в соблазн преподать вам урок. Вам никогда не преподавали уроков подобного рода, а, мисс Лора?

      — Я уже далеко не школьница, — пробормотала я и почему-то покраснела.

      — Ну да, разумеется. Вы очень сексуальная женщина, верно?

      — В любви главное не секс, а… Но это никому не интересно.

      — Мне это очень интересно, поверьте.

      — Вряд ли я смогу влюбиться. Это все уже в прошлом.

     — Не зарекайтесь. Правда, здесь у вас мало шансов. Я не в счет. Тем более, что я так и не определился в сексуальном плане. Думаю, вам бы удалось обратить меня в свою веру. Но вы вряд ли захотите.

      — Я подумаю и в самом ближайшем времени сообщу вам о своем решении.

      — Не тяните с ним, мисс Лора.

      Он помог мне взобраться на лошадь и галантно поцеловал руку.

      — Хотите совет? — спросил он, когда мы подъезжали к дому.

      — Думаю, он мне в любом случае не помешает, мистер Лэнгсли.

    — Зовите меня Говардом. Слово «мистер» в устах красивой девушки звучит как «дедушка». Он очень прост, этот совет. Влюбившись, не спешите отдать себя мужчине всю сразу. Ну, а если вы будете иметь глупость влюбиться в меня, приложите все усилия к тому, чтобы я вас ревновал. Свою роль нужно продумывать от начала и до конца. В противном случае вас ждет полный провал. Ясно?

      — Не совсем. — Мне стало весело. — Скажите, а домашние не догадываются, что вы ломаете комедию? Или же они вам умело подыгрывают?

     — Вы слишком прямолинейны, мисс Лора. Я буду называть вас Эль, можно? Так вот, к чему вам знать сразу все наши планы? Оставьте хоть что-то на потом. Иначе вам самой будет неинтересно.

      Он мне весело подмигнул.

​

​

​

 

​

 

 

      — Нет, это не настоящие портреты наших предков, хоть Ланс и утверждал, будто они являлись ему во сне и он писал их потом по памяти. Хотя, возможно, они такими и были.  Ведь помимо таланта Ланселот был наделен еще и живым воображением.

      — Был?

      Каро ответила не сразу. Мы сидели на диване в большом зале, стены которого были увешаны портретами в тяжелых темных рамах. В углу тихо потрескивал каминный огонь, отгороженный массивной чугунной решеткой. Во всех комнатах этого большого мрачного дома, который хозяева называли замком, с наступлением темноты всегда топили камины. С моря тянуло свежестью, а со стороны  пустоши часто наползал туман.

      — Я ничего не знаю, Лора. Если Ланс жив, он ведет себя бесчеловечно: за семь лет ни весточки о себе. — Каро встала и подошла к большому, похожему на гробницу секретеру, достала из его недр альбом, переплетенный в темно синюю кожу. — Вот, взгляни. Это мой брат в возрасте восемнадцати с половиной лет. За полгода до того, как он исчез.

      С цветной любительской фотографии на меня смотрел молодой человек с прямыми темно русыми волосами почти до плеч и пронзительно голубыми широко поставленными глазами. Казалось, они улыбались мне, хотя губы были плотно сжаты, а лоб прорезала угрюмая складка.

      — Он мне здорово напоминает кого-то. Господи, да ведь он копия твоего дяди Говарда! — воскликнула я.

      — Ты права. Но это всего лишь поверхностное сходство. Ланселот похож на отца. Сейчас я покажу тебе фотографию моего отца.

      У мистера Лэнгсли были такие же прекрасные глаза, как и у его младшего брата и сына, однако они смотрели на мир презрительно и даже недобро. К тому же у него был тяжелый подбородок человека, обладающего сокрушающей силой воли.

      — Отец умер, когда мы с Лансом были детьми, — рассказывала Кэролайн. — В ту пору мы жили в Дублине. У него было свое издательство. Небольшое, но доходное. Они выпускали книги для детей, игры, тетрадки и записные книжки с веселыми обложками. Отец заболел гриппом и через три дня умер от сердечной недостаточности. Мама занималась делами издательства, пока Ланс жил с нами. После того, как он исчез, она все забросила и переселилась сюда. Она живет здесь, можно сказать, безвыездно. Прости, но тебе все это вряд ли интересно.

      Я машинально листала альбом. Пока не наткнулась на фотографию: Кэролайн стоит в обнимку с Говардом. Оба весело улыбаются в объектив. На Каро длинное белое платье, в руке букет цветов.

    — О, это мы ломаем комедию. — Я обратила внимание, как вспыхнули обычно бледные щеки Каро. — Дядя Говард обожает всякие розыгрыши и маскарады. Ты, вероятно, уже обратила на это внимание. Когда-то я с удовольствием ему подыгрывала.

    — Шикарная пара, — комментировала я. — И вид у вас такой, словно вы ждете не дождетесь, когда же закончится скучный ритуал и можно будет начать медовый месяц.

      — Между прочим, это была идея Ланса.

      — Что?

      — Выдать меня за дядю Говарда. Но мама сказала, что умрет от позора, если такое случится. — Каро вдруг выхватила у меня из рук альбом. — Пошли к морю. Здесь пахнет пылью и вообще какой-то затхлый воздух.

    Море неласково шумело внизу, обдавая серыми брызгами большие темные валуны, хотя вечер был почти тихим. Вдалеке виднелись огни Уэстпорта. Я не поклонница северной природы, но здешние края пришлись мне по душе. Может быть, потому, что здесь выращивают много всяких цветов. Цветы всегда наполняют мою душу таинственной гармонией.

      — Ланс был талантливым юношей. Настоящий вундеркинд. — Каро взяла меня под руку, прижалась к моему боку. Мне показалось, она дрожит. — В тринадцать он победил на конкурсе молодых дарований в Дублине, и его приняли без экзаменов в консерваторию. Потом увлекся живописью и поступил в Королевский колледж. Вокруг него всегда были женщины, но он словно не замечал их. Он закалял тело и душу. Одно время у него даже появилось желание уйти в монастырь. А потом… Потом он влюбился в танцовщицу из бара и изменился до неузнаваемости. Эта женщина сгубила его. У Ланса было верное и преданное сердце. Он не смог вынести измены. Его одежду обнаружили на третий день после того, как он исчез. В бухте, куда невозможно попасть со стороны суши. С тех пор мама стала терять зрение. Но она не утратила надежду на его возвращение. Ночами она часто встает и выходит на берег. А иногда бродит по дому. Ты не бойся, если услышишь, как кто-то бродит по дому.

      — Я была бы только рада увидеть привидение. Каро, дорогая, не надо грустить. — Я обняла ее за плечи и прижалась на мгновение к ее щеке. — А что если твой брат инсценировал свою смерть? Бывает, люди поступают таким образом для того, чтобы иметь возможность начать новую жизнь, никак не связанную с прошлым.

      — Это было бы слишком жестоко с его стороны, Лора. Мама бы ему никогда этого не простила.

      — Еще как бы простила.

      Каро нагнулась и подняла камешек, который вдруг со злостью швырнула в море.

     — Он не вернется, — сказала она решительным тоном. — Даже если он жив на самом деле. Он не сделает этого, пока здесь бывает дядя Говард.

      — Они не любили друг друга?

     — Они враждовали. Они несовместимы, как два полюса, понимаешь? К тому же оба соперничали за место в сердце нашей матери. Впрочем, это очень запутанная и печальная история. Могу сказать одно: с тех пор, как исчез Ланс, в нашем доме поселилась печаль. Мы все пытаемся делать вид, что ничего не изменилось, что жизнь продолжается, на самом же деле мы потихоньку умираем. Твой приезд нас очень оживил и обрадовал. Ты даже представить себе не можешь, какая это для нас радость.

    — Спасибо. — Я была искренне тронута. — Скажи, разве Говард больше не снимается в кино? Ты говорила, он был известным киноактером.

      — Последнее время дядя Говард руководит издательской фирмой отца, в которой я работаю. Ты удивлена?

      — Но ведь ты сказала, что дядя Говард… слегка не в себе, — пробормотала я.

      — У него отличные мозги, Лора. Лучше любого компьютера. Благодаря дяде Говарду мы смогли выкупить закладную, и теперь этот замок принадлежит нам. — Она сказала это с гордостью. Как вдруг смутилась. — Завтра поедем в Уэстпорт. А то, я вижу, ты совсем заскучала.

    — Мне хорошо здесь, Каро. В незнакомом месте я всегда ощущаю какой-то странный прилив сил. По крайней мере, первые несколько дней. Наверное, потому я очень люблю путешествовать. Среди привычных лиц и вещей жизнь кажется сплошной рутиной. А тут…  — Я вдруг улыбнулась. — Помнишь, сегодня за завтраком Говард сказал, что со мной непременно случится чудо.

      — Ты в это веришь?

      — Если честно, то нет. Конечно, я могла бы заставить себя в это поверить. Увы, я трезвая реалистка.

      Миссис Лэнгсли стояла на террасе и смотрела на море.

      — Вы не видели Говарда? — спросила она, не отрывая глаз от бинокля. — Боюсь, он снова что-то затеял.

      — Ах, мама, не обращай внимания.

      Мне показалось, что Каро расстроилась.

      — Я сказала Бренде, что мы будем обедать в библиотеке. Ты не возражаешь?

      — А Говард? Ты спросила у Говарда?

      Миссис Лэнгсли посмотрела на дочь недоуменно, потом растерянно заулыбалась.

      — Думаю, он тоже не будет возражать. Хотя скорее всего Говард не вернется к обеду. Но ты, пожалуйста, не волнуйся.

      — Что ты несешь, мама? Собственно говоря, какое мне дело до того, где бродит дядя Говард?

      — Я не хотела тебя обидеть, Кэролайн.

      Миссис Лэнгсли обняла дочь за плечи, но та поспешно увернулась. Словно ей были неприятны проявления внимания со стороны матери.

    Комната, куда подали обед, была дальней от входа, и сюда не долетали никакие звуки со стороны моря. Из ее окон открывался вид на пустошь, заросшую кустами вереска, и холмы вдали.

      Я обратила внимание, что Кэролайн и миссис Лэнгсли чем-то расстроены. Когда мы ели десерт, вошла Бренда и что-то шепнула на ухо Кэролайн. Та вскочила из-за стола и быстро вышла.

    — Вы не против, если я поставлю музыку? — Не дождавшись моего ответа, миссис Лэнгсли встала из-за стола и направилась к шкафчику с дисками. — Вы любите Шенберга?

      — Если честно, то нет.

      — Тогда я поставлю Пятую симфонию Малера. Не возражаете?

    Я не возражала. Последнее время Малер стал мне особенно близок. Его музыка словно нащупала в моей душе точку, которая могла трансформировать боль в наслаждение.

     — Ланс сделал фортепьянное переложение этой симфонии, когда ему было девять лет. Как жаль, что мы не записали его исполнение на диск. Сохранились любительские записи некоторых отрывков, но они очень плохого качества. А мне так хотелось, чтобы Ланс выпустил свой диск. Увы, этому не суждено было сбыться.

      Я видела, что миссис Лэнгсли изо всех сил пытается удержать слезы.

      Кэролайн вернулась минут через двадцать. У нее был расстроенный вид.

      — Все в порядке, мама, — сказала она, глядя почему-то не на миссис Лэнгсли, а на меня. - Просто Говард... слегка перебрал.