У М О Р Я
НАТАЛЬЯ КАЛИНИНА
Это было у моря, где лазурная пена…
— Послушай, я тоже хочу в тенек. Эй, ты живой или того, уже в другом измерении?
Он с трудом поднял голову. В ушах шумело, ломил затылок. Он вспомнил, что…
— Тебя красиво разукрасили. — Она протягивала ему зеркальце на длинной ручке. — Сам посмотри.
Он посмотрел рассеянно в зеркало, потом внимательней. Синяк на левой скуле, кровоподтек на шее. В таком виде не пустят ни в одно приличное заведение.
Он молча вернул ей зеркало, вздохнул и снова положил голову на теплые камни.
— Если ты не подвинешься, я лягу сверху. Тут так печет солнце. Чертова страна. Уж лучше бы я расслаблялась на даче.
Он подвинул туловище буквально на несколько сантиметров. Тут же почувствовал, как к нему прижалась ее нагревшаяся на солнце плоть. От девушки пахло свежестью моря, но он знал, что это всего лишь туалетная вода, очевидно, модная в этом сезоне — ею пахло здесь почти от всех женщин.
— И море здесь противное, и небо ненастоящее. Ты в каком отеле живешь?
— В «Даймонд».
— Врешь. У них там королевский пляж. А тебя черт занес на эти острые камни.
— Не нравится — можешь отсюда мотать, — сказал он без всякой злобы.
— Нравится. Ты что, на самом деле живешь в «Даймонд»?
— Ничего особенного. Только полотенца меняют каждый день. Зато дерут за сутки больше двести евро. Не слабо, да?
— Счастливчик. — Она шумно вздохнула. — Я живу в такой дыре. Вместе с тараканами, пауками и неграми из Сомали. Правда, они замечательные ребята. Экстра класс.
— Приехала подработать?
— А чем я хуже других? Надо хотя бы оправдать отпуск.
Густо загудел пароход в порту, и они разом замолчали. Гудок был протяжным и слишком обыденным.
— Здесь даже пароходы гудят… гнусно. — Она зевнула. — Никогда не думала, что буду скучать по отечеству.
— Там еще хуже. Забыла, что ли?
— Ну да, хуже. — Она снова зевнула. — Но там хотя бы есть… Но это все обман. Ты любишь музыку?
— Только классику. Моцарта, Вивальди.
— Какая скучища. И что вы находите в этом Моцарте?
— А ты наверняка любишь Баскова или эту, как ее… Лолиту.
— Ну и люблю. А тебе какое дело?
— Никакого. Помолчи, а? Хочу подремать.
— Сам рта не закрываешь, а я помолчи. Подвинься еще каплю. Припекает.
— Тут острые камни.
— Возьми мое полотенце. — Она достала из пакета махровую простыню. — Встань на минутку, а потом ляжем со всеми удобствами. Как белые люди в твоем «Даймонде». Это переводится как рай, да?
— Тоже мне, рязанская глухомань. Это мужское имя. Так звали какого-то местного барона или маркиза, точно не помню. Сэр Дайамонд и как-то там еще.
— Жили же люди. — Она громко вздохнула, улеглась рядом с ним на простыне и прикрыла нижнюю часть туловища ее краем. — А ты кем работаешь? Ну, дома, разумеется.
— У меня свой супермаркет. И ресторан. Еще хочу построить пивзавод, где будут варить испанское пиво. Тебе нравится испанское пиво?
— Гадость жуткая. Все пиво дрянь.
— Ты ничего не понимаешь. Пиво — напиток настоящего бизнесмена.
— И педика. Они тоже не пьют ничего крепче пива. Придурки.
— Может, искупаемся, а? Что-то жарко стало…
Он позволил ей зайти первой, а потом кинулся с разбега в воду и нырнул, больно ударившись головой о камень на дне. Перед глазами поплыло, но он все равно не стал выныривать, пока не проплыл под водой метра три с половиной. Чего-чего, а вода была его стихией с детства.
— Классно, — сказала она, когда он вынырнул. — Научишь?
— Это не для слабонервных. Я хожу в специальный клуб для настоящих мужчин. Там работает тренером один англичанин, чемпион олимпийских игр по подводному плаванию. Усекла?
— Классно.
— Зарядила свое «классно». Вы так испортили русский язык, что дальше некуда.
— Ты думаешь? Прости. — Она, кажется, смутилась. — А ты… сколько ты знаешь языков?
— Не знаешь, а сколькими языками владеешь, так надо спрашивать, поняла? Кажется, тремя. Но вообще-то еще и по-японски немного знаю. На деловом уровне. Мы вели с ними осенью переговоры.
— Кл… — Она зажала рот обеими руками. — А вот я знаю по-испански всего несколько слов.
— Я тоже не очень, хотя кое-что понимаю. Особенно когда из меня хотят сделать лоха. Это так выражается мой компаньон. Он из деревни. Глухой тульской деревни. Но парень башковитый. А ты на каких языках говоришь?
— А так тоже можно сказать, да?
— Ну да. Русский язык, он… В общем, выразиться можно по разному, лишь бы было грамотно, как говорил наш профессор по литературе и прочей лингвистике. Кл… клевый был парень. Это он сам так себя называл, когда у нас принимал экзамены. Ты по-английски спикаешь?
— Знаю несколько слов. А что такое — спикаешь?
— Совсем ты темная, как я погляжу. — Он осторожно потрогал то место, которым ударился об камень и обнаружил, что там вздулась приличная шишка. — Ладно, пошли перекусим, что ли. У меня кишки давно походный марш играют. Не бойся, я угощаю…
В своем широком простеньком платье она казалась совсем девчонкой. И губы красила неумело — неровно и слишком жирно. Уронила под стол тушь для ресниц и, присев на корточки, стала шарить там рукой. Он хотел ей помочь, и они больно столкнулись лбами.
— Как два слона, — сказала она, держась за ушибленный лоб. — Черт с ней, с тушью. Я тоже ужасно хочу жрать.
Ресторан оказался дорогим, хотя обстановка в нем была более чем скромная, что и ввело его в заблуждение. К счастью, он был при деньгах. Он заказал бутылку красного вина, тропические салаты.
— Какое возьмем блюдо? — спросил он. — Тут есть мясо по-французски, красная рыба по-испански, какие-то японские лангусты. Ага, вот наше вино — Совиньон. Интересное название. Советское вино, так, наверное? Закажем?
— А ты на самом деле богатенький. — Она смотрела на него с умилением. — Давай красную рыбу по-испански или как ты там сказал. Наверное, это очень клевое блюдо.
Какое-то время они молча смотрели друг на друга, потом разом рассмеялись.
— Да этот гад… В общем, у нас с ним еще старые счеты. Знаешь как у нас в России — дикий Запад времен великой депрессии. Думал, он меня тут не достанет. Хотел залечь на дно на пару недель, но у этого фраера кругом стукачи. — Он собрался налить им обоим вина, но официант его опередил. — В этом заведении все классно поставлено. Приеду — возьмусь за своих охламонов. Винтики подкручу, кое-кому по зашейной части дам. А ты чего так мало пьешь?
— У меня папашка был алкаш убитый. Боюсь тяжелой наследственности.
— А, это все предрассудки. Или, как говорит мой компаньон, злодейка-судьба. То у тебя на руках четыре туза, а то вдруг оказываешься на мели. Все она, негодная.
— Послушай, а в твоем «Даймонде» нет свободных номеров? Мне так надоели эти негры и тараканы, жуть одна.
Она смотрела на него в упор и загадочно улыбалась. Он вдруг обратил внимание, что у девушки тонкие и очень изящные пальцы.
— Играешь на… рояле?
— На гитаре. Мать выучила. Она пела в ресторане.
— Ты никому не говори об этом.
— О чем?
— О том, что твоя мать — ресторанная певица. Они все… Ну, сама понимаешь, кто они. Ясно?
— Ну да. Не буду. — Она потупилась. — А мой отец был слесарем. Мать говорит, он пил, как водопроводчик. Я его плохо помню — помер где-то на улице. А твои родители…
— Они оба были по священной линии. Отец дослужился до… архиепископа, а мать играла в церкви на органе.
— А что это такое?
— Ну, ты совсем у меня серая. Но я никому не скажу. В каждой церкви есть орган, на котором играют во время службы. Ты была когда-нибудь в церкви?
— Один раз. Меня бабульки затюкали — я была в коротеньком мини и вообще вся из себя как… из «Плейбоя». Они сказали, грех приходить в храм в таком… паскудном виде.
— Правильно сказали. Я тоже не люблю, когда женщина слишком оголяется. Все на виду — и никакой тайны. И вообще я не люблю продажных женщин, — неожиданно заключил он.
Она смотрела на него очень серьезно. Потом вдруг прыснула со смеху.
— Напилась, да?
— Ну да. Ты такой… хороший. Ты первый мужчина, который… Ну, который не лапает и не щиплет за задницу. Ты женатик, да?
— Еще чего. В том обществе, где я вращаюсь, дурной тон жениться до тридцати. Даже до тридцати пяти. Зато потом я возьму себе молодую девчонку и воспитаю ее сам. Как свою дочку. Чтобы угождала каждому моему желанию. Кто платит, тот и заказывает музыку. Поняла? А ты? Небось, приехала в надежде отхватить заграничного мужа?
— Ну да. — Она сидела очень прямо, переплетя свои длинные сильные ноги, и лизала с ложечки мороженое. Это было очень красивое зрелище, и он это заметил. — Я… я нарочно смотрела фильмы про всяких аристократов, повторяла перед зеркалом их жесты. Что, могу сойти за какую-нибудь… маркизету?
— Маркизу, ты хочешь сказать? — Он окинул ее оценивающим взглядом. — Ну, если мы с тобой еще немного позанимаемся этим делом, может, и сойдешь. К нам в клуб принимают только тех, у кого хорошие манеры. Моего партнера не приняли, а он так хотел.
— Почему?
— Взял не той рукой вилку. Представляешь, какие строгости? — Он посмотрел на часы. — Я сейчас опаздываю на одну деловую встречу, а завтра… Да, завтра я переговорю с управляющим отеля, и он найдет тебе комнату с видом на море. Как у меня. Потерпишь до завтра?
— Я не хочу возвращаться в свою дыру. — Она капризно надула губы. — Лучше пересплю эту ночь где-нибудь на лавке.
— Тебя заберут в полицию. Или, еще хуже, изнасилуют. Здесь полно всякой мрази. Знаешь что… — Он задумался на минуту. — Заберешь свои вещи и… В общем, что-нибудь придумаем. У тебя много вещей?
— Чемодан и сумка. Я их еще даже не разбирала. Как увидела этих мерзких тараканов…
Он посмотрел на нее внимательно.
— А разве ты их никогда не видела?
— Ну, это было в детстве… и я плохо помню. Что ты на меня так смотришь?
— Сколько тебе лет?
— Я сегодня не спала ночь и выгляжу ужасно.
— Я спрашиваю: сколько тебе лет?
— Двадцать восемь.
— Сказала бы восемнадцать, тогда бы я, может, поверил. Ты еще совсем сикилявая, как выражается мой партнер. Школу-то хоть успела закончить?
— Да.
— Темнишь ты что-то, деваха. И с возрастом, и с чем-то еще. Пока не пойму — с чем. Слушай, может это они тебя подослали?
— Кто?
— Ну те, что мне вчера посчитали ребра.
— А кто они такие?
— Бандиты местные, вот кто. Шулеры картежные и прочая шваль. Но я одному здорово вмазал в челюсть. Сумеешь наложить грим?
— Зачем?
— Много будешь знать… Впрочем, тебе бы не мешало постареть хотя бы годика на два. Там, куда я пойду, битых не любят. Усекла?
— Я смогу. Но вся моя косметика в сумке.
— Едем за твоей сумкой. — Он щелкнул пальцами, подзывая официанта. — Сдачи не нужно, — сказал он, небрежно бросив на стол две сотни евро. — Такси.
Официант сказал что-то по-испански и показал пальцем на счет.
— Что он сказал? Ты говорила, что знаешь немного по-испански.
— Ты должен ему еще пятьдесят евро.
— Да в моем ресторане за такие деньги можно поужинать впятером и выпить море… — Он осекся, встретившись с ее взглядом, достал бумажник, положил на стол еще сотню. — Хрен с ними, с испанцами. Небось, обсчитывают шустрее русских. Поехали.
— Ты в этом платье похожа на… Черт, забыл ее фамилию. Она мне очень нравилась в детстве — раз десять смотрел это кино.
— Какое?
— Что-то там про ветер… Вот: «Занесенные ветром», так, кажется. Видела?
— Нет. Там все врут. В каждом кино.
— Ну, в этом все правда. Он ее всю жизнь любил, а она выдумала себе этого Эшли. Будто она любит его с самого детства и вообще у них родственные души. И он устал ее любить, прощать и так далее. Она только тогда поняла, что потеряла настоящую любовь, когда он ушел навсегда. У меня даже мурашки по коже забегали, когда я вспомнил этот фильм. Тебе нужно его посмотреть. У меня есть кассета.
— Посмотрю. — Она колдовала перед зеркалом над своей прической. — Нравится?
— Очень. — Он обошел вокруг нее. — Прямо леди из высшего света. Скарлетт О`Хара, вот как ее звали. Ты что, вообще не смотришь кино?
— Только сериалы. Там так все интересно и… жизненно.
— Ну и дурочка. Это называется мыло, сечешь? Одна пена, а под ней ничего. Ты, наверное, и книжки не читаешь.
— В школе читала. Даже то, что нам не задавали. Моя мать много читает. Даже засыпает с книгой, представляешь?
— Значит, ты пошла в отца. Я тоже много читаю. — Он окинул ее оценивающим взглядом. — Слушай, а что если нам разыграть одну сцену?
— Давай! — подхватила она с готовностью.
— Вот балда. А вдруг бы я предложил тебе ограбить банк или угнать машину?
— Но ты ведь хочешь предложить мне другое, правда?
— Ну да. Я скажу менеджеру, что ко мне приехала неожиданно… Нет, не жена, а любовница, к примеру. Тут такое практикуют, сам видел. И не требуют никаких документов или доказательств. Тем более, сейчас не сезон, и много пустых мест. Кровать широкая и вообще… Ну да, зачем платить этим испанцам лишнее? Согласна?
— Да. А что еще?
— Еще? Ах, да… — Он отвернулся. Сказал тихо: — Будешь сопровождать меня сегодня. Мы пойдем… Ну, там собираются всякие аристократы и принцы и играют в рулетку, карты и так далее. Понимаешь, меня пригласил один здешний знакомый, и я не мог отказаться. Пойдешь?
— Ура! — Она подскочила к нему и расцеловала в обе щеки. — Пойду, пойду!.
— Я скажу, что ты англичанка. Знаешь хотя бы несколько слов по-английски?
— Ну да. Thank you very much, my dear. You are the best of all I ever met. I am almost in love with you. I adore you[1].
— Неплохо. — Он озадаченно взъерошил свои волосы. — Ну, а лучше, если ты будешь молчать и улыбаться. Не всем, конечно, а только самым старым. Так принято в высшем обществе. Поняла?
— Поняла.
— Жаль, у тебя нет драгоценностей. У всех тамошних дам кругом бриллианты. Даже, я слышал, зашиты в одном месте.
Она порылась в своем чемодане и достала небольшую коробочку.
— Выглядит совсем как настоящий. — Он внимательно рассматривал браслет. — Нет, колье не пойдет — слишком много на нем всего висит. Я видел, у здешних дам цепочка и один или два камешка. А это сразу видно, что подделка. Чего смеешься?
— Мне весело с тобой.
— Ну ладно, надевай, если хочешь. Там и в таких ходят. Но в основном старые бабки. Понавешают всяких побрякушек на свои мощи — тошно смотреть. А это платье у тебя дорогое. — Он пощупал материю. — Небось, обслужила кого-то по экстра классу, и старик пустил слюни.
— Сестра привезла из Рима. У нее богатенький муж. Работает в нашем посольстве.
— Прикольчик.
— Что?
— Сестра, выходит, выбилась в люди, а ты все дурью маешься. Был бы я твоим братом, я бы тебя пряжкой по заднице отходил. Меня отец в детстве часто пряжкой лупил, вот и вышел из меня толк. — Он вдруг осекся. — Ну, это еще до того, как он стал архиепископом. Потом он меня только по головке гладил. Добренький у меня был папаша.
— Отойди. — Она повернулась к нему спиной и смешно выпятила обтянутую в блестящий шелк задницу. — Только я, наверное, лучше сниму платье, чтобы не порвать.
— Нет! Уже поздно. В общем, нам пора идти. Ого, а это тебе тоже сестра привезла? — Он вертел в руках боа из голубой норки. — Врешь ты все про свою сестричку.
— А тебе какая разница: вру или правду говорю? — неожиданно рассердилась она. — Сейчас все врут. Это модно. Сечешь?
— Смирно. Я старше и я отвечаю за тебя, поняла? С таких лет идти на панель. Ничего, я еще покажу тебе, где раки зимуют…
— Ты на каком языке болтала с тем стариком с фиолетовой бабочкой?
— Он русский. Из эмигрантов.
— И о чем это вы, интересно, так долго лялякали?
— Он рассказывал мне о своей жизни. — Она упала поперек кровати и сладко потянулась. — Шикарная жизнь. Шампанское, бриллианты, ухажеры. Такое мне и во сне не снилось.
— Да, неплохо живем. — Он в очередной раз пересчитал деньги, сложил их в аккуратные стопки. — Мне сегодня жуть как везло. Даже страшно делается.
— Чего тебе страшно? — Она приподняла голову. — Думаешь, они снова могут тебя поколотить?
— Думаю… Закажем жратву в наши апартаменты. Тут тебе и телик, и морской пейзаж из окна. Что ты делаешь?
— Хочу пойти принять душ. — Она стояла уже в одних трусиках. — Что, никогда не видел голую бабу?
— Причем тут это… — Он рассовал деньги по карманам своего пиджака. — Слушай, можем снять тебе номер. Ну, не такой шикарный, как мне, конечно…
— Зачем? А ты не хочешь искупаться? Мне кажется, ты сегодня потел как… вшивый в бане.
— Ты все-таки грубиянка. Сразу видно, что выросла на улице. Мать меня за такие слова по губам била. Один раз чуть зуб не выбила скалкой. Я привык купаться сам, понятно?
— Понятно. У тебя какой-то дефект, который ты от всех скрываешь. Может, ты обрезанный, как один мой знакомый?
— Да насрать я хотел на твоих знакомых! Какие у шлюхи знакомые — воры да всякие сутенеры. — Он быстро стащил пиджак, рубашку и все остальное, даже трусы. — Видела? У меня все как у людей.
Она прыснула и стала кататься по ковру.
— Чего тут смешного? Мужика голого, что ли, не видела?
— Умора…
Она вскочила и бросилась в ванную. Он услышал, как зажурчала вода.
Он облачился в халат и лег на кровать. Он чувствовал странное и очень сильное волнение. Да, он выиграл сегодня большую, очень большую сумму денег. Но ему случалось выигрывать почти столько — и никакого особенного эффекта. Передышка, загулы… Сегодня он вдруг понял, что такая жизнь не приведет его ни к чему хорошему. Она приведет его в глубокую черную яму, из которой никто никогда не выкарабкивался. В жизни все-таки должен быть какой-то смысл — по крайней мере, так ему казалось в детстве. А какой смысл у него?.. Да никакого. Тут еще эта девчонка прицепилась, как пиявка… Может, вытолкнуть ее в три шеи? Обворует, еще чем-нибудь напоит. Случаются такие истории. Что-то она темнит… Так, ничего себе шмара. Можно, конечно, ее трахнуть. Прямо сейчас. А почему бы и нет?..
Он сбросил халат и устремился в ванную.
Она сидела в джакузи и, кажется, дремала. Ее лицо было умиротворенным и совсем детским. Открыла глаза, улыбнулась ему.
— Садись. Я не стану к тебе приставать. Если честно, я фригидна. Обожаю целоваться, обниматься, говорить всякие нежности.
— Я не верю в то, что женщина может быть фригидной от рождения. — Он осторожно сел в ванну, стараясь не касаться ее тела. — Тебе не встретился настоящий мужчина, вот и все. Или их у тебя было слишком много, и тебя теперь воротит от нашего брата.
— У тебя красивое тело. Как у греческого бога.
— Послушай, ты… В общем, кончай разыгрывать свой водевиль. Я не знаю, что за всем этим стоит, но ты не та, за кого себя выдаешь. Это я знаю на все сто.
— Не та… Я сама не знаю, кто я.
— Хватит дурить. Кто тебя подослал? Милорд? Или этот жулик Ульянов?
— Я видела, как тебя били. Я хотела вызвать полицию, но поняла, что у тебя могут быть большие неприятности. Я влезла в чью-то машину и включила фары. Они удрали…
— А мне помогла встать какая-то пожилая сеньора и вызвала такси. Так это была…
— Нет, не я. Она гуляла с собакой и все видела.
— Если бы не ты, они бы отобрали у меня все деньги.
— Они могли тебя убить. Их было трое.
— Черт с ним. Кому нужна моя жизнь? Ни кола, ни двора. Мать с отцом уверены, что я мотаю срок где-нибудь на Колыме. Отец выгнал меня из дома, а мать ни разу мне не позвонила.
— У архиепископов очень строгие моральные устои.
— Какой к черту архиепископ? Мой отец всю жизнь проработал на заводе. Мать торгует в баре пивом. Неужели ты поверила моей брехне?
— Ну, я думала, ты просто… кадришь меня. Говорят, так делают многие.
— Говорят, говорят… А ты что, сама не знаешь, что ли?
Она пожала плечами и опустилась ниже в воду. Пальцы их ног соприкоснулись.
— Знаешь, нам надо уехать отсюда. Ну, может на Майорку или куда-то еще. Или взять напрокат машину и поехать во Францию, что ли.
— Зачем напрокат? Мы можем ее купить.
— Как здорово!
Она захлопала в ладоши и оказалась с головой в воде.
— Но я… я не взял с собой права.
Она вынырнула, вся облепленная волосами, и смотрела на него без всякого выражения.
— Права? Какие права? — сказала наконец она.
— Водить машину. Ты что, совсем тупая?
— Ах да… — Ее лоб прорезала едва заметная складка. — У меня есть права. Международные.
— Чтобы я ехал в машине, которой управляет девчонка? Да ни за что на свете!
— Тогда полетим самолетом. В Рим. Или во Франкфурт.
— Они могут взорвать самолет. Я же… Словом, я выиграл слишком много денег.
— Я даже мечтать не могла о том, что попаду в такую… передрягу. Ура!
На этот раз ее голова осталась над водой.
— Ну и дуреха. Я бы сейчас залег под крылышко какой-нибудь мадаме лет сорока или больше — и баиньки. Они все такие ласковые и богатенькие. А вы грубиянки и эгоистки. Чем моложе, тем хуже.
— Ого, у тебя так много профессий.
— Что ты хочешь этим сказать? Я никогда не был жиголо. Мне на самом деле нравятся эти тетеньки. Я даже иногда трачу на них из своего кармана.
— Мне тоже нравятся те, кто постарше.
— Они все до одного развратники или импотенты. А все импотенты развратники.
— Откуда ты знаешь? Разве ты еще и педрило?
— Вот дура! — Он с размаху ударил по поверхности воды кулаком. — Да я их ненавижу!
— За что?
— Извращенцы долбанные. Я бы их всех на Колыму сослал. Или еще куда подальше.
— Ну, ладно, мне что-то жарко стало.
Она поднялась и, перешагнув через его ноги, не спеша завернулась в махровую простыню.
— Могла бы устроиться манекенщицей, — сказал он и отвернулся к стенке.
— Зачем? Ненавижу, когда на тебя пялятся. Все, кому не лень.
— А когда тебя трахают все, кому не лень, тебе нравится, да?
Она снова рассмеялась, промокнула тело простыней, которая тут же очутилась на полу.
— Слабо, да? Потому и задираешься.
Она вышла, хлопнув дверью.
Вылезая, он поскользнулся на мокром полу и с трудом удержал равновесие. Она стояла перед большим зеркалом и расчесывала свои мокрые волосы. Он обхватил ее сзади и крепко прижал к себе.
— Мы клево смотримся вместе. — Она улыбнулась ему в зеркало. — Я давно мечтала о таком парне.
— Давно водишь машину?
— С детства. У нас всегда было несколько машин и свой шофер.
— Хорошая профессия — водопроводчик-алкаш. — Он положил ей руку на плечо. — Или это мамина заслуга?
— Мама умерла, когда мне было пять лет. Я ее плохо помню. Она… выпила какие-то таблетки и не проснулась.
— История про певичку в ресторане мне нравится куда больше. — Он взъерошил ее волосы. — Но я не верю ни в ту, ни в эту.
— И правильно делаешь. — Она повернулась и едва заметно ему подмигнула. — Я знаю много всяких историй. Я в этом деле настоящий профи.
— Плевать. Я тоже заливаю довольно складно. Остановимся на ночь в этом мотеле. Я… мне хочется снова заняться с тобой любовью.
— Мне тоже. Но давай лучше сделаем это в более безопасном месте. Я не хочу, чтобы нас прервали на самом интересном твои дружки.
— Твоя правда. — Он достал из бардачка дорожную карту. — Примерно в пятидесяти километрах отсюда отель в горах. И название романтичное — «Старый замок». Поворот через два с половиной километра. Пойдет?
— Нет. — Она решительно замотала головой. — Это наверняка шикарный отель. Найди какую-нибудь дыру.
— С какой стати? Я выиграл эти деньги не для того, чтобы кормить клопов. Я буду тратить их направо и…
— Будешь. И я тебе в этом помогу. — Она облизнула губы, и он вспомнил, как они долго и сладко целовались минувшей ночью. — Но твои новые приятели тоже думают, что ты будешь тратить их направо и налево. Они в этом просто уверены. А я с детства обожаю оставлять с носом самоуверенных людей. Нам вполне подойдет какой-нибудь амбар полный сена. Люблю запах свежего сена.
— Гостиница «На сеновале». Отсюда всего двадцать километров. Поворот через восемьсот метров.
— Откуда у тебя справочник на русском языке?
— Мне дал его лакей из «Даймонда» Он тоже русский.
— И тоже заинтересован в том, чтобы вытрясти из тебя деньги. Едем до Барселоны.
— Но нам не по пути, если мы хотим в Париж.
— Твой лакей тоже так считает. — Она включила левый поворот. — Я там знаю один скромный отельчик, где нас вряд ли кто-то станет искать.
— Ты уже успела побывать в Барселоне? Когда?
— Три года назад. На книжной ярмарке. Я даже хотела там остаться, но потом написала рассказ о своих приключениях… И все прошло.
— Ты пишешь рассказы?
Она молча кивнула и почему-то вздохнула.
— Ты влюбилась в Барселоне?
— А почему бы и нет?
— Но ты сделала это, чтобы потом описать в своем рассказе?
— Сначала я влюбилась, а потом, когда мне все надоело, я написала рассказ о своем приключении. Его перевели в Испании.
— Какая ты… Нет, ты хуже, чем шлюха. — Он отвернулся к окну и стал насвистывать «Из-за острова на стрежень». — Если ты мне не врешь, конечно.
— Может, и вру, кто знает? Дай сигарету.
— Но я теперь буду думать о том, что все, что между нами происходит, ты потом опишешь.
— Ну и что? — Она с жадностью затянулась. — Это будет уже потом, правда?
— А, может, у нас с тобой не будет «потом»?
Она посмотрела на него совсем серьезно.
— Мне хорошо с тобой. Но я, кажется, уже говорила об этом…
Он поцеловал ее в родинку на шее, и она резко свернула на обочину. У него еще никогда не было женщины, которая могла так отдаваться, как эта. Он чувствовал, что теряет сознание…
— Тут можно потанцевать, — сказала она, когда они вошли в бар. — В вашем клубе можно танцевать с легкомысленной девушкой?
— Ну да. Если только на ней валенки.
— Какой ты серьезный. — Она поднялась на пальчики и поцеловала его прямо в губы. — Тут нет твоих друзей, а потому предлагаю расслабиться и немного выпить. Я хочу напиться. Ты когда-нибудь напивался?
— Очень давно. Послушай, я… В общем, мне может снова повезти. Я почти уверен, что повезет. Почему бы нам с тобой не собрать этих чертовых евро и не купить симпатичный домик на берегу или, если хочешь, в горах. Тут всегда тепло…
— А на рынке мерзнут ноги. Ты это хотел сказать?
— Да… Хотя теперь я смогу арендовать помещение. На пару с компаньоном.
Она откинула голову и рассмеялась.
— Дом, дети, домашний уют, домашние тапочки, домашние заботы… Сколько тебе лет?
— Скоро двадцать шесть. У меня никогда не было дома. И вообще я был всегда предоставлен только себе.
— Завидую. За мной следили. За каждым шагом. Но тем слаще было их надувать. — Она стала щелкать пальцами и двигать плечами в такт какой-то испанской мелодии. — В шестнадцать я ухитрилась выйти замуж. У моего мужа был настоящий дворец, а его самого почти никогда не было дома. Он был очень жадный и тупой. Я быстро научилась наставлять ему рога.
— У тебя есть дети?
— Девять. Я их рожала каждый год по одному. Начиная с девятнадцати лет. Последнего зовут «Тот, кто меня убьет». Меня на самом деле когда-нибудь убьют. Слушай, может, это будешь ты?
— У меня есть знакомая, вернее, я клеил у нее в квартире обои, которая пишет детективы. Она толстая, как свинья, и у нее в квартире воняет кошачьей мочой. — Он смотрел на нее с удивлением. — Неужели ты тоже станешь такой же толстой и будешь собирать на улицах бездомных котов?
— Откуда мне знать, какой я стану? — Она теперь дергалась всем туловищем. — Пойдем. потанцуем. Мне очень весело с тобой.
Он обнял ее и прижал к себе. Слышал, как часто бьется ее сердце. Он чувствовал к ней сейчас невыразимую нежность и очень сожалел о том, что они встретились только вчера. Ему хотелось быть с ней рядом всегда. С самого раннего детства. И это было совершенно новое для него чувство.
Она высвободилась из его рук и стала танцевать сама. На нее все обращали внимание и хлопали в такт ее танцу в ладоши. Кто-то кинул красную розу, и она, не прекращая танца, приколола ее брошкой у себя на груди.
— Устала. — Она села в кресло у двери и вытянула свои длинные стройные ноги. Поискала глазами его и улыбнулась. — Давай выйдем на воздух. Здесь душно.
Едва они очутились за дверью, как она потащила его к машине.
— В чем дело?
— За нами следят. Неужели ты не заметил того типа с усиками?
— Ты имеешь в виду гитариста?
— Ну да. Нам нужно рвать когти. Немедленно.
— Брось. Этот с усиками тут работает и…
— Поехали! — Она уже включила зажигание. — Нужно мотать из этой игрушечной страны, где еще со времен инквизиции все друг за другом шпионят.
— Но мы заплатили за два дня вперед…
— Черт с ним.
— Я, кажется, оставил там несессер.
— Купим новый. — Она быстро вырулила на шоссе. — Посмотри по карте, куда нам. Хочу в Ниццу.
— Но это далеко.
— Там замечательные казино.
— Послушай, я подумал и решил с этим делом завязать. Они убьют нас обоих. Можно купить площадь под…
— Покупай. Без меня.
— Я не собираюсь заставлять тебя…
— Меня фиг заставишь.
— Будешь писать свои романы и…
— Не буду. Соловей в клетке не поет.
— Ты хочешь, чтобы я…
— Хочу. Я очень тебя хочу…
— Зачем ты увела меня? Мне так перло…
— Разве ты не заметил того типа, что стоял напротив?
— Старикашка, что ли? С бриллиантовыми запонками?
— Я не разглядела, какие у него запонки. Зато я знаю, что он никакой не старик. Это тот же самый, что изображал из себя гитариста в баре.
— Чепуха. Из этого уже песок сыплется, а тот…
— Я узнала его по глазам. Едем немедленно.
— Тебе нужно поспать. Хотя бы несколько часов.
— Я лучше знаю, что мне нужно.
— Деньги надо положить в банк. Нас могут ограбить.
— Деньги надо тратить. Это авто мне осточертело. Нам нужно сменить машину. Хотя бы в целях безопасности.
— За нами давно никто не…
Он замолчал, встретившись с ее взглядом.
— Думаешь, я сумасшедшая? — прочитала она его мысли.
— Нет. Просто ты склонна преувеличивать кое-какие вещи.
— Слышу это с детства. Но всегда оказываюсь права. Я тогда не хотела лететь на море, а они меня не послушались. Я нарочно опоздала к самолету. Он упал в море.
— В нем были твои друзья?
— Они были со мной. Потом они… В общем, мы ехали в машине, и в нас врезался автобус. Они все погибли.
— А ты? Как смогла уцелеть ты?
Он смотрел на нее словно зачарованный.
— Я была за рулем. Успела выскочить на ходу и скатилась с насыпи. Сломала обе руки.
— Мне кажется, ты… все это выдумала.
— Может быть. Я сама не знаю. Но в своем последнем романе я описала именно такой случай. Девушка, с которой это случилось, попала в психиатрическую лечебницу. Вернее, ее засунули туда силой собственные родители. Она сбежала оттуда и… В общем, с ней было все в порядке.
— Ты все выдумываешь в своих романах?
— Только про других людей. Про себя я ничего не выдумываю. Я же не шизофреничка какая-то.
Она вдруг упала в кресло и закрыла глаза.
— В чем дело?
— Я сейчас увидела, как в меня врезался черный «Мерседес». А ты так страшно закричал… Меня положили на носилки, и с них капала кровь на асфальт.
— Мы никуда сегодня не поедем.
— Ты боишься за меня?
— Очень.
— Боишься потерять, потому что тебе хорошо со мной в постели?
— Не знаю почему, но боюсь.
[1] Большое спасибо, мой дорогой. Ты самый лучший из тех, кого я когда-либо встречала. Я почти влюбилась в тебя. Я обожаю тебя (англ.).