— Может, ты любишь меня?
— Может. Сам не знаю
Она вдруг вскочила и бросилась ему на шею.
— Люби меня. Люби… Меня никто никогда не любил…
— У меня заканчивается виза.
— Наплевать. Тут всем на все наплевать.
— Но я не смогу улететь домой.
— Ты сам сказал, у тебя никогда не было дома.
— Это так. Но что я буду делать здесь?
— Мы купим домик на берегу моря. Я буду разводить цветы. Я обожаю цветы.
— Ты на самом деле хочешь этого?
— Сейчас — да. Может, я тоже влюбилась в тебя?
— Это было бы здорово.
— В одном моем романе я влюбилась в парня, который, как и ты, был совсем необразованным, но очень красивым. Из этого ничего не вышло, как я ни старалась.
— Почему?
— Мне стало скучно. Тело насытилось, а душа изнывала от голода.
— Я буду много читать, слушать музыку. Я…
— Я бы не хотела воспитывать тебя по своему образу и подобию. Это вы, мужчины, любите лепить из нас то, что вам хочется. Я предпочитаю неожиданности.
— И чем закончился твой роман?
— Кажется, он вскрыл себе вены. Она не ожидала от него такого поступка, и их последние минуты оказались очень счастливыми. Они занимались любовью.
— А у тебя было так в жизни?
— Пока нет. Тот парень утопился. Я увидела его распухший труп, и меня вывернуло наизнанку. Но я пока не писала об этом.
— Почему?
— Сама не знаю. Наверное, потому, что люблю романтические концовки. И, разумеется, с привкусом авантюризма. Какая может быть романтика в распухшем и изъеденном раками трупе?
— Ты права — не может.
— Наверное, в последнем романе я убью себя. Я надоела сама себе.
— А о чем ты будешь писать потом?
— Потом? — Она смотрела на него удивленно. — А зачем мне — потом? Это скучно.
— Тебе уже скучно со мной?
— Нет. Но я предчувствую эту скуку. У меня сильно развито предчувствие.
— Что мне сделать, чтобы этого не случилось?
— Понятия не имею. Ты сам должен что-то придумать.
— Мы остаемся. Я выиграю — и меня изобьют до полусмерти. Ты будешь за мной ухаживать.
— Это уже было. В моем самом первом романе. Я прятала своего парня на дне высохшего колодца и каждую ночь спускалась к нему по веревке. Один раз у меня не хватило сил подняться, и пришлось целый день просидеть в колодце. Мы занимались любовью, и я прожила там еще неделю. Пока не закончилась вода.
— А потом? Что было потом?
— В первом варианте концовки меня насилуют менты на глазах у этого типа, и он от меня отказывается. Но я потом переписала — меня во сне все время насиловали какие-то карлики и прочие уродцы, и я поняла, что дело плохо. Во втором варианте мы скрываемся вдвоем в лесу и живем все лето в заброшенной сторожке. Осенью этого типа убивает какой-то бомж. А я возвращаюсь домой.
— Дурацкий конец.
— Мне он тоже не очень нравится. Давай придумаем третий.
— Он уйдет на охоту и встретит там девушку, которая уведет его к себе, напоит каким-то зельем и он забудет свою возлюбленную.
— А она потом обнаружит их хижину, подопрет снаружи дверь и окна и спалит живьем. — Она весело захлопала в ладоши. — Мне нравится. Ура!
— А мне нет. У тебя все такие концы?
— Какие?
— Ты убиваешь тех, кого любила.
— Я не могу убить себя.
— Но ведь это не ты.
— У меня будет раздвоение сознания, если ты сумеешь убедить меня в том, что это не я. Больше всего на свете боюсь, что у меня когда-то случится такое.
— Почему же это не случается у других писателей? Они пишут и про жуликов, и про насильников, и даже про всяких вампиров.
— Откуда ты знаешь, что не случается? Нас окружают сплошные шизики.
— И все равно не убивай его. Пускай она сгорит в этом доме, а он… Его ты спасешь сама и вылечишь от ожогов.
— Ты думаешь? — Она задумчиво облизнула губы. — Пускай будет так. Она вылечит его, а потом… заманит в пещеру и завалит вход камнем. Снаружи. Будет наведываться туда и слушать, как он умоляет о помощи.
— И она не поможет ему?
— Не знаю пока. — Она перевела дух, словно взбиралась долго на гору. — Я ничего не знаю.
— Ты жестокая.
— Иногда. Но классификация человеческих качеств, которой мы пользуемся, давно устарела.
— И все равно есть вечные понятия. Добра и зла, например.
Она смотрела на него в недоумении.
— Вечность… Мне с детства хочется узнать, что это такое. На Земле нет вечного ничего. А мы любим говорить о вечной любви.
— Ты тоже?
— Нет. — Она тряхнула головой. — Нет. Это наваждение. Я не хочу…
— Вот такой домик я хочу. Посмотри…
Она резко затормозила машину и выскочила на дорогу. В нескольких сантиметрах от нее с ревом промчалась машина.
— Осторожно!
— Испугался? Это было предупреждение. Еще одно — и я отправлюсь туда. Хочешь со мной?
— Мне и здесь хорошо. С тобой.
— Боишься, нас разлучат?
— Да… Впрочем, там нет ничего. У меня была клиническая смерть, и я ничего не видел.
— Когда?
Ее голос звучал заинтересованно.
— Полгода назад. Мне прострелили легкое.
— Ты сказал, это детский шрам.
— Да. На этом самом месте была рана от отвертки. Один тип воткнул в меня отвертку.
— Как неромантично. Смотри, этот дом продается. Я так люблю дельфиниум. А ты?
— Это те высокие розовые и белые кусты?
— И фиолетовые. А вон там дальше — желтые. Я никогда не видела желтый дельфиниум. А ты?
— Я тоже.
— И что ты видел?
— Где? А… Меня подбрасывало на невидимых волнах. А потом куда-то понесло. Я сопротивлялся. Но я ничего не видел.
— Вспомни. Может, что-то видел все-таки?
— Да… Ты знаешь, я видел эти желтые цветы. И этот домик. — Он закрыл глаза и сделал глубокий вдох. — Не может быть. Нет, это какой-то бред.
— Давай купим его.
— Но это может быть ловушка.
— Не может. Раз ты видел его, когда умер, это не ловушка.
— Но я теперь точно не знаю…
— Ты все знаешь, но боишься себе признаться.
— Да… — Он открыл глаза. — Я хочу туда войти. Я… Но так не может быть.
— Смелей. — Она открыла перед ним калитку. — Там еще и коричневый дельфиниум. И даже темно красный.
— Я видел эти цветы. И слышал, как они пахнут.
— Как жаль, что у меня не было клинической смерти. Я бы, наверное, тоже увидела этот дом и цветы. Хотя во сне я видела другое… — Она тряхнула головой. — Мы будем спешить в этот дом, и на нас наедет черный «Мерседес». Забавно.
— Здесь никого. Все открыто и на столе бутылка вина. Это самая настоящая ловушка.
Он вытащил револьвер и стал озираться по сторонам.
— Бутылка, а бокалов нет. — Она разглядывала этикетку. — Я никогда в жизни не пила это вино. Оно замечательно пахнет.
Она хотела сделать глоток прямо из горлышка, но он выхватил у нее из рук бутылку.
— Оно наверняка отравлено. Это самая настоящая подстава.
— Обожаю играть в русскую рулетку. Я думала, ты тоже. Отдай бутылку. Вон там другая. Видишь? И даже есть бокалы. — Она подбежала к небольшому шкафчику со стеклянными дверцами. — Точно такой был у нас на даче. Мама держала в нем всякие ликеры. Она пила только ликеры. Отец почти всегда задерживался, и она к его приезду напивалась почти в стельку. И садилась за рояль. Она чудесно играла, когда выпьет. Теперь она не пьет и никогда не садится за рояль.
— Ты сказала, она наглоталась таблеток и умерла.
— Ну да. Но я не помню точно, в каком из моих романов. Кажется, в «Синей акации». Там я сама приношу ей таблетки из шкафчика и высыпаю их на блюдце. И говорю: «Пей, это совсем не горько. Я пробовала — они сладкие»… Или что-то вроде этого, уже не помню.
— У тебя настоящая каша в мозгах. Я еще не встречал таких девчонок. Что ты делаешь? Не пей!
Она выпила вино большими глотками. Снова наполнила бокал и протянула ему.
— Если это смерть, давай умрем вместе.
— Но я… Кто-то должен будет вызвать тебе «скорую».
— Она не успеет приехать. Я умру в жутких муках. Ты будешь наблюдать издали, как я корчусь и выворачиваюсь наружу и будешь думать: «И эту женщину я когда-то любил, ласкал, целовал…»
Он выпил вино, не переводя дух.
— Я умру первым — я выпил в два раза больше. Ты нарвешь охапку цветов и накроешь меня ими. Потом сама почувствуешь приближение страшных мук, разгонишь машину и пустишь ее под откос. Лучше в море. Нет, сначала ты тоже наберешь букет. Когда машина сорвется в море, цветы всплывут на поверхность. Это будет потрясающее…
— Браво! Беру тебя в соавторы. Наш роман будет называться… «Я полюбил сумасшедшую» или лучше: «Я люблю ее за то, что она сумасшедшая». По-русски очень длинно, а по-английски замечательно: «I Love Her for Her Madness». Нет, лучше ты сам напишешь этот роман. От первого лица, разумеется. Опишешь все, как у нас было.
— Зачем?
— Это будет ответ на мои девять романов про сумасшедшую эгоистку. Ты убьешь меня в конце.
— Я не смогу тебя убить. Никогда.
— Сможешь. Я же убила его. Я думала, не смогу, но оказалось, что это сделать куда проще, чем в романе.
— Хватит трепаться. Давай лучше…
— Давай. Наверху очень удобная кровать. И чудесный вид из окна. Море, облака…
— Откуда ты знаешь?
— Видела во сне. Или описала в одном из своих романов. Уже не помню.
Она открыла глаза и улыбнулась ему.
— Замечательно. Я никуда отсюда не уеду.
— Вернутся хозяева и попросят нас в три шеи.
— Мы хозяева этого дома. Для нас цветут цветы в саду, плещется внизу море. Прежние хозяева… погибли в автокатастрофе. Они были молодожены и отправились после венчания в свадебное путешествие.
Она замолчала и посмотрела на него как-то странно. Слишком серьезно, что ли.
— В чем дело?
Он наклонился и поцеловал ее в переносицу.
— Я хочу, чтобы мы обвенчались.
— Ты веришь в эту…
— Да, да, да. Верю.
Она вскочила и, обернувшись простыней, бросилась вниз по лестнице.
— Куда?
— Возьму в машине чемодан, — ответила на ходу. — Там платье…
Он лежал и смотрел в широкое — во всю стену — окно. Над морем низко плыли облака. Такая, точно такая картинка была в книжке сказок, которую ему читала мать в далеком детстве. Он всегда просил ее читать ту сказку, где была эта картинка. Кажется, в ней было про то, как один парень отправился по свету счастья искать…
— Нравится? — На ней было настоящее подвенечное платье и шляпка с коротенькой фатой. — На белом очень эффектно смотрится свежая кровь… В тридцати километрах отсюда есть деревня и старинный католический храм. Я прочитала это в путеводителе. Едем туда. У тебя есть черный костюм?
— Темно серый. Почти черный. Но я православный и…
— Какая чепуха. Священник даже не спросит, кто ты. Я помню, мы…
— Ты что, уже венчалась с кем-то?
Он в мгновение ока очутился возле нее. Опомнился, когда она сказала едва слышно:
— Мне больно. Очень.
Он медленно разжал руки и увидел на ее шее два больших красных пятна.
— Прости. Но если ты уже венчалась с кем-то, я не хочу участвовать в этой игре. Это… это должно быть навсегда.
— Я поняла это только сейчас. Тогда я не знала, что бывает что-то навсегда. Но… Я потом его убила.
— Ну да. В своем очередном романе.
— Он думал, я не смогу. Он сам дал мне револьвер. Я смогла. Представляешь — смогла!
— Так я тебе и поверил.
— Как хочешь. Знаешь, я раздумала венчаться сегодня, — сказала она устало. — Давай лучше поедем в самый дорогой и веселый ресторан, и ты приревнуешь меня к молодому красавцу, с которым я буду танцевать. И еще я хочу до того, как… В общем, я хочу искупаться голой на виду у целой толпы людей, хочу, чтобы меня кто-то украл и увез на коне, а ты бы гнался за ним…
— Для чего?
— Какая разница?
— Нет, ты скажи мне. Ты хочешь умереть?
— Сама не знаю.
— Но почему? Нам хорошо вместе.
— Да. И больше ни с кем мне так не будет.
— Вот видишь. Чего же еще надо?
— Мне надоест с тобой.
— Может, не надоест. Почему ты вдруг решила, что надоест? Если надоест…
Он посмотрел на нее как-то странно.
— Что тогда?
— Не знаю… Но я тебя не отпущу, поняла?
— Ты меня убьешь?
— Нет, наверное. — Он глубоко вздохнул. — Какой в этом прок? Мне-то ты все равно не достанешься, если я тебя убью.
— Достанусь. Там.
— Но для этого надо…
— Мы обвенчаемся через неделю, ладно? — сказала она очень серьезно и торжественно и села к нему на колени. — Поцелуй меня так, будто мы с тобой еще ни разу не целовались. Как будто я вся в пыльце, словно бабочка, и ты боишься стряхнуть эту пыльцу…
— Тебе скучно?
— Хочется размяться с фишками. С такой жизнью окончательно забудешь всю науку.
— Ты играешь по науке?
— Я сам ее придумал. Вообще-то я когда-то был программистом.
— Я думала, тебе просто фантастически везет. Из-за меня.
— Из-за тебя тоже. Мозги работают гораздо лучше, после того как позанимаешься любовью с такой чудесной девчонкой. Наврала ты мне про свои романы и все остальное, да?
— Может быть.
— А я уши развесил. Меня недаром звали в школе лопухом. Я всегда всем верил, а мне вешали на уши макаронные изделия. Все, кому не лень. Даже учителя.
— Блаженны нищие духом…
— Вот я и живу сейчас как в Небесном Царстве.
— Но тебе хочется чего-то еще, да?
— Я ведь мужик. Привык вертеться, чтобы жить.
— Тебе захотелось повертеться?
— Ну, не то, чтобы захотелось…
Она стремительно вскочила и сдернула с него простыню.
— Едем. Сию минуту.
— Куда?
— Придумаем по дороге. А лучше — куда глаза глядят.
— Не сработала твоя наука?
— Не в том дело… Тот тип, что стоял напротив, он самый настоящий гипнотизер. Он посмотрел на меня — и я отключился на какое-то время. У меня был один знакомый гипнотизер. Мы с ним одно время работали в паре.
— У меня никогда не было знакомого гипнотизера. Покажи мне его.
— Он смотрит на нас.
— Это тот, небольшого роста в бархатном костюме?
— Он самый.
— Я думала, он красивый. А этот… Я сумею его обезвредить.
— Что ты собираешься сделать?
Он больно схватил ее за руку.
— Ничего особенного. Я хочу, чтобы ты сегодня выиграл. Чао.
— Но я все время буду думать о том, чем ты занимаешься с этим…
— Мы будем разговаривать с ним о сексе. Или о политике. Иди к столу.
Он называл числа, не задумываясь. Выиграл большую сумму.
Она обняла его сзади.
— Нам пора. На тот прием, помнишь? Маркиз де… Забыла фамилию. Который помог мне выйти из бассейна, когда я упала туда спьяну.
— Он тебя щупал и прижимал.
— Он вытирал меня. И хотел согреть. В бассейне была ужасно холодная вода.
— Но ты упала в него нарочно. Ты была совсем не пьяная.
— Я думала, ты упадешь тоже.
— На мне был дорогой костюм. Господи, прости меня. Я забыл, что…
— Что ты забыл?
— Я сяду за руль, можно?
— Сначала скажи: что ты забыл?
— Я уже забыл то, что я забыл.
Он показал ей язык.
— Когда же ты мне надоешь?..
— Ты сказала, мы обвенчаемся.
— Но я на самом деле уже венчалась.
— В своем романе?
— Кажется, это было в жизни.
— Ты сказала, что убила его.
— Ты хочешь обвенчаться с убийцей?
— Хочу. Очень хочу.
— Но тогда тебе придется…
— Что мне придется?
— Я боюсь тебе надоесть. Там…
— Если там как здесь, то это вряд ли случится.
— Мы можем попасть в разные места.
— Я тоже убью кого-нибудь, и мы попадем в одно и то же помещение.
— Кого ты убьешь?
— Пока не знаю.
— Но ты не захочешь туда сейчас. А мне одной будет там скучно.
— Я тебя не пущу. Вот так обниму — и не пущу. Там не будет твоего тела, а мне оно очень нравится.
— Больше, чем душа?
— Твоя душа живет в твоем теле. Значит, ею пропитана каждая его клетка. Их разделить невозможно.
— Но говорят, что плоть — темница для души.
— Пускай говорят. Я вижу твою душу. Особенно отчетливо, когда мы занимаемся любовью. Она у меня вся как на ладони.
— Ты совсем ничего не знаешь про меня.
— Зачем мне это?
— Я сумасшедшая. Меня разыскивает полиция.
— Разыскивать сумасшедших — самое безобидное для полиции занятие. Хуже, если они возьмутся за всяких шулеров, вроде меня.
— Ты считаешь так на самом деле?
— Какая нам разница? Тебе особенно.
— Ты и я — теперь это разделить нельзя. Я посажу вокруг нашего дома еще много цветов. Белых. Я очень люблю белые цветы. А ты любишь белые цветы?
— Они напоминают мне морг. Не знаю, почему. В морге нет никаких цветов, правда?
— Их там много, но их никто не видит. Белые и очень душистые. От их запаха у всех кружится голова. Они похожи на орхидеи, но это не орхидеи. Эти цветы сопровождают человека в царство мертвых. Устилают дорогу, чтобы она не казалась такой… длинной и страшной. Меня убьют, и тот, кто убил, завалит мой труп… Но я не хочу, чтобы это был ты. Я сейчас увидела…
— Как я тебя убиваю?
— Ты это сделал не нарочно. Ты хотел мне добра. Хотел спасти меня от… Не знаю, от кого.
— Спасать скучно. Надевай платье.
— Но еще рано…
— Уже в самый раз. Мы будем жить долго и счастливо. Как в тех мыльных операх, которые ты любила смотреть до того, как встретила меня.
— Я никогда их не смотрела. Я искала с тобой контакт. Я думала, ты обожаешь мыльные оперы.
— Я на самом деле смотрел их. Когда еще учился в школе. Это веселей, чем делать уроки. Но зачем тебе нужен был этот контакт?
— Мне нельзя было быть одной.
— Почему?
— Я могла убить кого-то. Я хотела убить тебя. Там было пустынно, и я уже приглядела камень, который вполне мог скатиться тебе на голову сам. Но потом я увидела эту яхту и передумала.
— Причем здесь яхта?
— Она была словно из сказки. А в сказке не бывает настоящей крови. Не может быть.
Он встряхнул ее изо всей мочи. Ее голова так и осталась запрокинутой.
— Ты следила за мной. Почему за мной?
— Ты напомнил мне… Того, кого я убила. Я сначала думала, это он. Но потом, когда они стали тебя бить, а ты не хотел им сдаться просто так, я поняла, что ты не он. И я включила фары.
— Ты сначала спасла мне жизнь, а потом собралась меня убить?
— Да. Твоя жизнь была отныне моей, и я могла распоряжаться ей по своему усмотрению. Разве не так?
— Так. — Он прижал ее к себе и поцеловал в макушку. — Но почему была? Ты можешь распорядиться ею и сейчас.
— Уж нет, — прошептала она. — Не могу…
— Понравилось?
— Особенно когда ты меня поцеловал… Нет, когда ты поднял меня на руки, было еще лучше. Те две старухи чуть не лопнули от зависти.
— Ты легкая. Мне показалось, мы вот-вот взлетим.
— Мы взлетели. И долго летали под куполом. Дева Мария улыбнулась мне. А Иисус погрозил пальцем и сказал, что простил мои грехи. Знаешь, почему?
— Да.
— Тогда скажи.
— Потому что я тебя люблю.
— Ты подслушал, да?
— Он сказал это громко.
— Мне еще никогда не было так хорошо. Я будто взобралась на последнюю ступеньку лестницы, которая ведет на небо.
— Там еще много ступенек. Устанешь взбираться.
Она закрыла глаза и что-то прошептала.
— Что?
— Я разговариваю с… Ним.
— Я снова вас подслушал. Он сказал, мы будем счастливы.
— Да. — Она вздохнула. — Ты замечательно водишь машину. Почему ты сказал, что забыл дома права?
— Сам не знаю. Поначалу мне хотелось во всем тебе противоречить. Даже в мелочах.
— Мне тоже. Мы были как два полюса с разными зарядами, между которыми непременно должен был возникнуть ток.
— Что будем делать?
— Мне захотелось… долго жить. Чтобы мои волосы поседели, на лице появилось много морщин, отвис живот… Мне кажется, тогда ты будешь любить меня еще больше.
— Мне тоже.
— Тогда я буду знать наверняка, что ты любишь мою душу, а не плоть.
— Если у нас будут дети…
— Я не хочу, чтобы они были. Они отнимут часть моей любви к тебе. Это неправильно.
Он посмотрел на нее внимательно.
— Но они будут нашими частями, слившимися воедино.
— Нельзя, чтобы они сливались. Нет.
— Мы будем жить долго… Знаешь, я подумал, мы должны на самом деле купить этот дом.
— Это мой свадебный подарок тебе.
— Ты его уже купила?
— Да. И он принадлежит тебе. Одному тебе. Ты можешь в любой момент выгнать меня из него.
— Глупая девчонка! — Он прижал ее к себе. — Играла со мной, как кошка с мышью.
— Мышью оказалась я. Так случилось. Но мне нравится это ощущение.
— Я тоже не гожусь на роль кота.
— Научишься со временем.
— Зачем?
— Многим эта роль идет. Тебе тоже пойдет.
— Нет. Если ты будешь со мной, я откажусь от нее.
— А если не буду?
— Тогда мне не нужна никакая роль, кроме покойника.
— Шутишь. Или просто вошел в образ красивого сытого кота.
— Я все время голодный. Особенно с тех пор, как ты надела это платье.
— Я буду ходить в нем, пока оно не порвется. Как ты думаешь, оно из прочного материала?
— Очень. Самого прочного в мире.
— Все документы лежат в том шкафчике, помнишь? В самом нижнем ящике.
— Какие документы?.. Ах, да. Но разве мы собираемся расставаться? Или ты захочешь заглянуть, что делается на небе?
— Пока не знаю. — Она посмотрела назад. — Шоссе совершенно пустынно. Как в моем сне.
— Сейчас уже поздно. Здесь все рано ложатся спать.
— Не все. Смотри, справа выехала большая машина. Откуда она появилась? Там нет дороги.
— Она могла стоять на обочине.
— Могла… Судьба умеет выжидать. У нее завидное терпение.
— Я умею обманывать ее. Ты сама это видела.
— Сзади тоже появилась машина.
— Это было в твоем сне?
Он попытался улыбнуться ей.
— Не помню… Они хотели поймать меня и засунуть в тюрьму.
— Но они тебя не поймали.
— Нет. Я видела, как… капала кровь. Моя.
— Значит, ты осталась жива, раз видела.
— Я видела это сверху.
— Ну и что? Если у человека клиническая смерть, это вовсе не значит, что он умер навсегда.
— Те, кто умирают навсегда, тоже это видят.
— Откуда ты знаешь?
Она пожала плечами.
— Мы сейчас уйдем от них. Вот увидишь.
— Да… Совсем как во сне.
— Лучше давай остановимся на обочине и пропустим их. Им ничего от нас не надо, вот увидишь.
— Тот, что играл на гитаре, тоже был в той машине. Он сидел за рулем.
— Ты снова пишешь роман. А ведь ты обещала, что не будешь заниматься этим в наш медовый месяц.
— Он сам пишется. — Она улыбнулась ему одними губами. — Сверни на обочину. Я хочу тебя…
— Они все уехали, видишь?
— Они погасили свет и ждут. Смерть боится любви.
— В таком случае мы будем всегда любить друг друга.
— Я буду. И там тоже. — Она обвила его шею руками и долго смотрела в глаза. — Но сначала ты вернешься к тому, что когда-то было.
— Ничего не было. Так, ерунда.
— Ты вернешься…
— У вас просрочена виза. Вам придется обратиться в консульство вашей страны. Ближайшее находится в Марселе. Но сначала я должен вас допросить по поводу случившегося. Вы говорите по-французски?
— С трудом.
— Но, насколько нам известно, вы закончили институт Международных Отношений. Это очень престижное заведение. Вроде нашей Сорбонны.
— Я успел все забыть.
— Вам придется кое-что вспомнить. Дело в том, что вами заинтересовался Интерпол.
— Это для меня огромная честь.
— Троицкий Михаил Андреевич. Так, кажется, ваша настоящая фамилия?
— Да. Но мне она не нравилась. Напоминала отца. Я не любил своего отца.
— Вы не только сменили фамилию, но еще и сделали пластическую операцию. С какой целью, если не секрет?
— Секретов у меня нет. Мне надоела моя вывеска.
— Вы решили скрыться от вашего компаньона, прихватив с собой и его долю тоже, верно?
— Я промотал ее в казино и на баб.
— Ваша жена, Троицкая Светлана Леонидовна, она же и ваш компаньон, заявила на вас в соответствующие органы.
— Как мило с ее стороны.
— Она согласна вам все простить, но для этого вы должны вернуться в лоно семьи.
— Мне кажется, я все это вижу во сне.
— Она прилетела ради такого случая во Францию и с минуты на минуту будет здесь.
— Жду с нетерпением нашей встречи.
— Что касается Волоховой Светланы Васильевны, погибшей в автокатастрофе вчера в двенадцать ночи, тут много загадочного и непонятного. Но это уже не в моей компетенции.
— Любовь всегда загадочна.
— Вы что-то сказали?
— В морге много белых цветов. Я могу навестить ее в морге?
— Нет. — Комиссар посмотрел на него не без сожаления. — Машина врезалась с той стороны, где сидела Волохова. Это был большой черный «Мерседес».
— Вы хотите сказать…
— Волохова находилась на принудительном лечении. Она убила своего любовника. Разве вы не знали об этом?
— Она говорила мне неоднократно, но я… Нет, я поверил, но не придал этому значения. Она предсказала свою смерть. Ведь это я не справился с управлением. Выходит, я убил ее.
— Водитель «Мерседеса» находился под действием сильного наркотика. Как показало расследование, он ехал по правой стороне.
— Но я мог избежать столкновения. Я был слишком… поглощен нашей любовью, — сказал он едва слышно.
— Разумеется, это не мое дело, но мне интересно, каким образом вы думали скрыться от вашей жены? В объединенной Европе очень слаженно работает полицейская служба.
— У меня не было определенного плана. Мне надоело жить так, как я жил все эти годы. Захотелось свободы. Неужели это трудно понять?
— Думаю, что да. — Комиссар посмотрел на него с интересом. — Русских всегда трудно понять.
— Мы начнем все сначала, Мишель. Я никогда не попрекну тебя прошлым.
Она сидела в кресле напротив, пытаясь, как обычно, соблазнить его своими едва прикрытыми грудями цвета топленого молока.
— Она сама написала сценарий своей смерти, — сказал он вслух.
— Ты говоришь о Волоховой? Она с детства была с большим приветом. У наших родителей были дачи в одном поселке. Со второго этажа мне был виден их балкон, на котором она могла сидеть часами на перилах, свесив вниз ноги. Еще при этом читала какую-нибудь книжку.
— Какую?
— Мой брат наблюдал за ней в подзорную трубу. Он говорит, она всегда заворачивала книгу в постер с изображением Фредди Меркьюри. Тоже мне, нашла себе кумира.
— У нее не было кумиров.
— Откуда ты знаешь?
Супруга приняла еще более сексуальную позу.
— Я ничего не знаю. Это предположение.
— Ты был знаком с ней близко?
— Мы ехали в одной машине. Довольно долго.
— В местной полиции работают такие же болваны, как и у нас. Если бы не мой сыщик из частного агентства, она бы до сих пор морочила тебе мозги. Или бы переехала машиной. В детстве она раскладывала на дорожке куклы и ездила по ним взад-вперед на детской машине. Во всем виноваты ее родители — нужно было лечить с самого раннего детства. Потом она кого-то убила. Я думаю, она сделала это ради рекламы — ее романы тут же пошли нарасхват.
— Ты читала что-нибудь?
— Да. Не оторвешься, но потом ощущение пустоты.
— То есть?
— По Екклесиасту, если ты не забыл такого. Все суета и томление духа.
— Было бы странно, будь иначе.
— Мой сыщик выследил ее, когда она только приехала в Испанию.
— Это он был в черном «Мерседесе»?
— Нет, конечно. Он не стал сообщать в полицию, иначе бы они загубили все на корню. Что касается того типа в «Мерседесе», в полиции сказали, он появился словно из воздуха.
— Он должен был появиться.
— Волохова избежала наказания за убийство только благодаря тому, что ее отец был в то время влиятельным человеком. Ее засунули в психушку, но это скорее напоминало санаторное лечение на фешенебельном курорте. Ей помог бежать оттуда Славик.
— Твой брат?
— Да. Тот самый, что наблюдал за ней когда-то в подзорную трубу. Она пообещала выйти за него замуж. Он помог ей выехать за границу. Дальше ее след затерялся на какое-то время.
— Я был у тебя на мушке каждую минуту моей жизни.
— Разве это плохо, Мишель? Я уберегла тебя от многих бед. Тебя могли убить. И не раз.
— Ты сказала им, будто я украл твои деньги.
— Пришлось. Иначе они бы не стали тебя разыскивать.
— Я у тебя на крючке. Можешь в любой момент засунуть в тюрьму.
— Это не входит в мои планы.
— Но я не смогу вернуться к тебе.
— Сделаешь это, когда захочешь. Фактор времени не имеет большого значения.
— Зачем я тебе нужен?
