​

      —  Я не танцую ни с кем, кроме вас, моя прекрасная сеньорита.

      —  Слушай, может, хватит кривляться? В печенках сидит твой Акапулько.

      —  Мадемуазель желает смотаться на недельку в Париж?     

      — Давай потанцуем как нормальные люди, — вдруг предложила я и положила его руки себе на пояс. У Славки были горячие ладони. – Жалко я в джинсах.

      — Да, очень жалко. – Он топтался на месте, никак не попадая в такт с музыкой. – Мне в голову ударило. Не шампанское, а настоящий пиратский ром.

      — Слабак. А мне хоть бы что. Прижми меня к себе… Положи голову мне на плечо… Какая красивая музыка. Под нее надо красиво танцевать.

      Славка делал так, как я велела.

      —  Мне завтра рано вставать, — прошептал он, лежа щекой на моем плече.

      —  Ты же сказал, что выходной.

      —  Да, но… В общем, тетя Зина попросила смотаться на огород и полить огурцы.

      —  Вместе польем. На обратном пути.

      Я оступилась, и мы полетели на землю. В нескольких сантиметрах был обрыв, дальше камни и колючки. Мы замерли, не отнимая друг от друга рук.

      —  Поднимайся.

      Славка встал на колени и потянул меня за руку.

      — Не хочу. Мне здесь нравится. Теперь я точно знаю: земля крутится, крутится… Прижмись к ней и тоже почувствуешь.

      — Я и так знаю, что она не стоит на месте. Мы это проходили по истории партии. Вставай  же. Простудишься.

      —  Ты целовался когда-нибудь?

      —  Да, но… Я хочу сказать…

      Он громко прочистил горло.

      — Говорят, от поцелуев дух захватывает. Наверное, еще сильней, чем когда мчишься на санках с Соборного спуска.

      — Там нельзя кататься на санках – можно попасть под трамвай. Сама знаешь, в прошлом году сын Вальки Рукавишниковой попал под пятый номер и остался без…

      — Фу, какой же ты зануда! Интересно, я тоже годика через два превращусь во взрослую зануду?

      Он отпустил мою руку и медленно встал. Я смотрела на него снизу вверх. В лунном свете Славка  показался мне красивым и совсем чужим.

      —  Поехали. Скоро начнет светать, — ныл он.

      —  Не раньше чем через два часа. Эй, плесни  шампанского.

      Славка осторожно подал мне полный стакан и присел рядом на землю, высоко задрав свои острые коленки. Я выпила все до дна и закрыла глаза. Земля вертелась, набирая скорость. Мне показалось, она вот-вот сбросит меня со своей теплой спины, и я улечу в холодный мрак  космоса.

      Вдруг моей щеки коснулось что-то горячее. Я вздрогнула и подняла веки. Славкины глаза блестели совсем рядом.

      —  Ты смотришь на меня так… странно.

      —  Ты удивительная. Я схожу от тебя с ума.

      —  Ты тоже. – Я вдруг увидела нас со стороны. Девушка с темными локонами лежит на земле, а над ней склонился юноша… Это было похоже на кадр из американского фильма. —  Поцелуй меня, — чуть слышно прошептала я.

      У Славки были сухие горячие губы. Я крепко стиснула свои – чего-то вдруг испугалась.

      —  Ты не умеешь. Разожми губы. Не бойся.

      —  Я не боюсь. Я…

      У меня перехватило дыхание, и я на какое-то время отключилась. Когда пришла в себя, почувствовала под майкой у себя на груди Славкину руку.

      — Нравится? Не бойся, я больше ничего не стану делать. Ты не носишь лифчик?

      —  Только в школу. Старая Вешалка  ругается…

      Я вскрикнула, когда Славкины пальцы коснулись моего соска. Мне стало невыразимо хорошо.

      — Она дура. Не слушай ее. – Славка тяжело дышал. – У тебя замечательная грудь.

      —  Что с тобой? Тебе нехорошо?

      — Почему ты так решила?

      — Ты задыхаешься.

      —  Глупенькая. Можно я расстегну тебе джинсы?

      —  Это… неприлично. Нас будут ругать.

      Не знаю, почему я это сказала. В тот момент мне очень хотелось, чтобы Славка расстегнул мне джинсы.

      — Ты права. – Он вытащил руку из-под моей майки и быстро вскочил на ноги. – Едем домой.

      Я тоже встала, но вовсе не потому, что мне захотелось домой, — мне было  неуютно лежать одной на бешено вращающейся земле. Без Славки мне на ней было одиноко.

—  Еще поцелуй. Мне понравилось.

      На этот раз он проник языком мне в рот и стал ласкать им небо. А я и не подозревала, что в поцелуях может участвовать язык.

      Славка поднял меня на руки и пошел куда-то, шатаясь, словно пьяный. Я закрыла глаза. Земля больше не вертелась. Время остановилось. Мы были одни среди вечного мрака космоса.

      — Что прикажете делать, сеньорита?

      Я открыла глаза и  расхохоталась. До меня дошло, что это же Славка. А я бог знает что нафантазировала.

      — Для начала опусти меня на землю. – Почувствовав под ногами привычную твердь, я одернула майку, поправила волосы. –  Едем поливать огурцы.

  

 

 

                                                                                                *    *    *

      Марго лежала в моей постели. Она прижала палец к губам, пытаясь предостеречь меня от слишком бурной реакции.

      —  Долго же ты сегодня. Почему вся в грязи? – посыпалось на меня.

      —  Я… мы поливали огород. Тетя Зина попросила Славку…

      Марго беззвучно рассмеялась. Я стянула майку и джинсы и нырнула к ней под простыню.

      —  А я решила, что это любовное свидание.

      —  Откуда ты узнала, что я…

      — Знаю с самого первого дня. Не бойся, маленькая авантюристка. Я замок с секретом.

     Я уловила в ее голосе нотки восхищения.

      —  Марго, ты ничего не…

      — Я  все понимаю. Старина Фрейд был тысячу раз прав. Мотоцикл всего лишь предлог.

      —  Твой Фрейд дурак. Славка мне друг и…

      —  В таком случае, почему у тебя так блестят глаза?

      —  Ты не скажешь маме?

      —  Ты спятила? Но, чур, одно условие.

      —  Какое еще?

      Марго обняла меня за плечи и крепко к себе прижала. От ее ночной рубашки пахло какими-то незнакомыми духами. Раньше от нее, как и от мамы, пахло «Лесным ландышем».

      — Прежде чем одна глупенькая девочка соберется снять трусики и позволить своему мальчику сделать то, что он захочет, она проконсультируется со своей мудрой старой тетушкой, и та научит ее, как избежать нежелательной…

      —  Какая ты, Марго, циничная.

      — Ошибаешься. Твоя тетя Марго очень даже романтичная старая барышня на вате. Просто она не хочет, чтобы ее маленький Пупсик прошел через унижение и пошлость медаборта.

      —  Марго?

      —  Да, Пупсик?

      —  Сколько тебе было лет, когда ты в первый раз поцеловалась?

      — Это случилось так давно, если это вообще когда-то случилось. Охота тебе листать ветхие страницы летописи несбывшейся мечты?

      —  Ты в первый раз поцеловалась с тем, кого любила?

      — Пупсик, если ты имеешь в виду мужской пол, то Марго в своей жизни никого не любила.

      — Врешь. А как же Мишка, у которого был красный «москвич» и усы, как у д`Артаньяна?

      — Когда он сбрил их и продал свой «москвич», твоя тетка Марго поняла окончательно и бесповоротно, что любви на свете нет.

      —  Не выпендривайся.

      —  Хочешь сказать, Мишка меня бросил? Не повторяй чужих глупостей.

      —  Мама говорила…

      — Женька всю жизнь мне завидовала. – Марго прикрыла рот ладошкой. – А, ладно, когда-нибудь все поймешь сама. Лучше рано, чем поздно. У твоей дражайшей мамочки масса комплексов. Она сама от них страдает, но…

      —  Мама боится, что подумает и скажет бабушка.

      —  Да брось ты. Варечка совсем не похожа на старую ханжу.

      —  Хочешь сказать, мама похожа?

      — Ну, Женька еще не старая. – Марго вздохнула. – При своих талантах и шарме Женька могла бы отхватить самого шикарного мужчину в городе.

      —  Мама не хочет выходить замуж.

      —  Разве ее кто-то принуждает?

      — Но спать с чужим мужчиной… грех, — изрекла я, так и не подобрав более подходящего слова.

      — Пупсик, ты абсолютно права для своих шестнадцати лет. – Марго нежно поцеловала меня в губы. – Твоя тетя Марго очень  огорчилась бы, рассуждай ты иначе.

      —  Я и в тридцать буду так рассуждать. Если, конечно, доживу.

      — Ха, доживешь – куда денешься! Мне когда-то тоже было шестнадцать. А теперь скоро четвертый десяток разменяю.

      — Ты красивая, Марго, и очень стильная. Славка считает тебя первой леди нашего города.

      — Какая потрясающая наблюдательность. – Марго хмыкнула. – А тебя  он кем считает?

      —  Мы с ним друзья. Нас роднит любовь к приключениям.

      — Замечательно сказано. Но я бы хотела знать, что под этим подразумевается.

      —  То есть?

      — Не прикидывайся нестриженой овечкой. Славка запускал руку тебе под майку?

      —  Только сегодня.

      —  Понятно. Просил расстегнуть молнию джинсов?

      —  Откуда ты знаешь?

      Я почувствовала, что краснею.

      — Твоя тетушка Марго очень умная особа. Разумеется, задним умом. Надеюсь, ты не расстегнула.

      —  Нет.

      —  Но расстегнешь в следующий раз.

      —  Следующего раза не будет.

      —  Почему?

      Марго смотрела на меня удивленно.

      —  Потому что твой Фрейд безнадежно устарел.

      —  Шутишь, Пупсик.

      — Я на самом деле люблю ездить на мотоцикле. От быстрой езды голова кружится  сильней, чем от поцелуев с шампанским.

      — Думаю, все  дело в том, что твой Славка еще зеленый, как горошек. Правда, я несколько раз видела его в компании весьма сексапильных профурсеток. Но это,  как ты понимаешь, еще ни о чем не говорит.

      Марго виновато прикусила нижнюю губу.

      —  Все в порядке. Славка меня не интересует с этой точки зрения.

      —  Ты хочешь сказать…

      — Я хочу сказать, что сначала нужно влюбиться, а потом уже думать обо всем остальном.

      — Не повторяй Женькиных глупостей. Между любовью и сексом нет и не может быть ничего общего.

      —  В смысле?

      — Мой глупый Пупсик. Увы, любить можно только того, к кому боязно прикоснуться. Если же он лежит рядом с тобой в кровати, храпит, рыгает, дышит на тебя перегаром…

      —  Это уже называется сексом, верно?

      —  Не передергивай. Секс – это тоже здорово.

      —  Мама любила отца.  Ради него она была готова на все. Мне кажется, она до сих пор его любит.

      — Она выдумала его от макушки до кончиков ногтей. —  Марго села в кровати, обхватив руками колени. – Не слушай ее, а то поедет крыша. Все происходило на моих глазах. Этот Михай не стоил ее мизинца. – Марго вобрала голову в плечи и с опаской покосилась в мою сторону. — Правда, был хорош, как киноактер.

      —  Я совсем его не помню. А фотографий почему-то не сохранилось.

      Я непроизвольно вздохнула.

      — Женька бросила их в печку. Когда этот Казанова спутался с одной местной путаной. Потом он куда-то уехал и растворился в тумане.

      —  Отец умер от туберкулеза, — прошептала я, сглатывая непрошеные слезы.

      — Официальная версия. В утешение слабонервным. Кабы не смерть, они бы прожили долгую и счастливую жизнь.

      —  Ты не любила его. Почему?

      — Ошибаешься, я его просто обожала. Но, думаю, тебе давно пора знать, что в старых семейных сундуках хранятся не только подвенечные платья, но и рваные кальсоны.

      —  Мама показывала мне письмо, которое отец написал ей в больницу, когда она родила меня.

      Марго широко зевнула.

      — Пойду в свою постельку. Вечером у меня важное свидание. Нужно выглядеть на три тысячи долларов и тридцать три цента.

      Я смотрела задумчиво на закрывшуюся за Марго дверь, пока не провалилась в глубокий безмятежный сон.

 

 

 

                                                                                                *    *    *

      Я лежала на старом одеяле возле забора за кустом терновника. Это было одно из немногих местечек в нашем саду, куда не доставали досужие взгляды обитателей  общаги. Мне хотелось загореть ровно, чтобы щеголять в сарафане с открытой спиной, и я спустила с плеч верх купальника и закатала его на животе. Солнце жарило, как печка. По телу то и дело скатывались струйки пота. Да и мухи досаждали – эти одноклеточные бородавки вместо туалета бегали в заросли лебеды под собственными окнами.

      До меня доносились голоса с веранды. Бабушка и дедушка Егор сидели возле электрического самовара и по обыкновению беззлобно пререкались. Я закрыла глаза и задремала под звук их голосов. Шампанское, похоже, еще  не выветрилось из моей крови.

      Я не прореагировала на приближающийся топот ног – окрестная детвора даже в самое пекло совершала набеги на сады. Да и наши беспокойные соседи время от времени промышляли мелким воровством. Внезапно топот стих. Вдруг я поняла, что мое уединенное местечко перестало быть уединенным. Открыла глаза, приподняла голову.

      —  Молчи. Сейчас все объясню.

      Это был совершенно незнакомый мне парень. Он присел на край моего одеяла. Повинуясь инстинкту, я отодвинулась.

      —  Как ты сюда попал? – задала я первый пришедший на ум вопрос.

      —  Спрячь меня. За мной гонятся.

      —  Кто?

      —  Ее дружки.

      —  Чьи?

      —  Расскажу потом. В заборе оказалась плохо прибитая доска. Это и спасло меня от смерти.

      Выходит, этот парень воспользовался моим лазом. Я-то думала, о нем никто не знает.

      — Отвернись. – Я быстро натянула на плечи бретельки купальника. – Ты не местный?

      —  Нет. Но это длинная история. Я хочу пить.

      —  Пошли.

      Я встала с одеяла и, пригнувшись, нырнула в  терновый куст. Парень последовал за мной. В дальнем от дома углу двора был полуразрушенный сарайчик. Когда-то в нем держали кроликов. Последнее время туда редко кто заглядывал.

      — Спасибо. – Он опустился на кучу прелой соломы. – Как ты думаешь, нас не видели?

      —  Разве только из общаги. Но у них в это время сиеста.

      —  Что?

      —  Дрыхнут они с перепоя, вот что. Тем более, сегодня воскресенье.

      —  Принесешь мне попить?

      Когда я вернулась с кружкой холодного компота, парень уже лежал, широко раскинув руки, и курил, уставившись в дырявый потолок.

      —  Это ты зря, — сказала я. – Унюхают на веранде.

      Парень быстро загасил сигарету, поплевал на нее и сунул в землю возле кучи соломы.

      — Можно мне остаться здесь на ночь? – спросил он, протягивая мне пустую кружку. – Я должен кое-что обдумать.

      —  Ты что-то натворил?

      —  Они думают,  это я убил ее.

      —  Кого?

      —  Какая разница? Я ее не убивал.

      —  Это правда?

      Он посмотрел на меня удивленно и слегка иронично.

      —  Для тебя это имеет значение?

      —  Думаю, что да. Не представляю, как можно лишить жизни…

      — Она была такой стервой. Она так вдохновенно мне лгала, что я до последней минуты считал ее почти  святой. Я бросил на чужих людей больную мать и помчался к ней. – Парень спрятал лицо в ладонях,  издал какой-то  гортанный звук. – Если бы я только знал, что она – стопроцентная шлюха.

      —  Значит, это ты ее убил.

      У меня подкосились ноги, и я села прямо на землю. Впервые в жизни я видела настоящего убийцу.

      — Это недоразумение. – Парень посмотрел на меня испытующе. – Хотя я, наверное, не смогу доказать, что не виноват.

      —  Но ведь существуют такие неоспоримые улики, как отпечатки пальцев и…

      —  Вся ее комната в моих отпечатках. Я провел с ней ночь.

      —  Ты же сказал, что она шлюха.

      — Я узнал об этом только сегодня утром. Как ты думаешь, они не найдут меня здесь?

      —  Думаю, что нет. Только сиди тихо.

      — Они хотели учинить надо  мной самосуд. Скорее всего, мне придется сдаться в осиное гнездо.

      —  Куда?

      —  Ментам. Только им вряд ли удастся защитить меня от этих уголовников.

      —  Ася! – донесся до меня зычный голос бабушки. – Пора обедать!

      — Меня зовут Арсен. Иди обедать, Ася, а я пока  поразмышляю. Придешь потом?

      —  Наверное. – Я нехотя встала с земли. – Приду.

     

 

 

 

 

                                                                                                *    *    *

      — У тебя пылают щеки, — сказала мама. —  И зачем столько жариться на солнце? Это очень вредно для здоровья. Голова болит?

      — Нет. – Я подняла глаза от тарелки с окрошкой и поймала на себе заинтригованный взгляд сидевшей напротив меня Марго. – Я заснула, и мне напекло затылок.

      — Так можно заработать солнечный удар. После обеда закрой шторы и полежи в темноте, — наставляла мама. – Я сделаю тебе холодный компресс.

      Марго едва заметно мне подмигнула и показала большим пальцем в тарелку. Я поняла: мне следует собраться с духом и съесть эту противную окрошку. Иначе мама, чего доброго, вызовет Бульдога. А он пропишет  касторку. Бульдог всех лечит касторкой.