− вдруг сказала Сью. − Ведь мы с ней как две половинки одного целого, и ты не можешь прожить без какой-либо из них.
Они пробыли в Риме три дня и уехали в Монте-Карло. Это была идея Сью − ей не сиделось на месте, а еще хотелось попытать счастья в рулетке. Она сорила деньгами направо и налево, почувствовав впервые в жизни, что покупает, а не продает, и новизна этого ощущения ее пьянила.
Франко в первый же вечер выиграл пять тысяч долларов. Его совсем не захватил азарт рулетки − он очень страдал, что не имеет собственных денег. Они всю ночь праздновали удачу в ресторане. И на Сью «положил глаз» какой-то принц. Она танцевала с ним вальс − босая, в длинном облегающем платье бирюзового цвета с глубоким разрезом сзади. Это было вполне пристойное зрелище, поскольку ресторан пользовался отличной репутацией ввиду частого посещения его знатными особами. Принц успел шепнуть ей на ухо, что собирается провести недельку-другую на своем острове в Средиземном море и что с удовольствием бы разделил одиночество с девушкой в бирюзе.
− Обсудите эту проблему с моим мужем, − сказала изрядно накачавшаяся «шабли» Сью, потершись щекой о мягкий прохладный атлас пиджака принца. − Только учтите, ваше величество, мой муж чрезвычайно ревнив. Я боюсь, он накажет меня за одно то, что я посмела принять ваше предложение на тур вальса.
На следующую ночь Франческо выиграл всего тысячу долларов − поначалу он был в значительном проигрыше и, отыгравшись, рисковать не стал. Наблюдавший весь вечер за этой парой принц, улучив минуту, спросил у оживленной, с пунцовыми пятнами на щеках Сью:
− Вас наказали?
− О да, ваше величество. − Сью подмигнула ему своим окруженным прозрачной перламутровой тенью зеленым глазом. − Хотите знать, каким образом?
− Если это, разумеется, не тайна, мадам. Я воспитан в уважении к тайнам. В особенности к тайнам прекрасных женщин.
− О нет, это вовсе не тайна. − Сью весело рассмеялась и изящным движением руки освободила уложенные на затылке локоны. − Еще как досталось! Это было жуть какое изощренное наказание. Ваше величество, а вы практикуете на женщинах изощренные наказания?
Принц не был наследником никакого престола, но ему очень нравилось, как эта девушка произносила «ваше величество», словно посылала ему воздушный поцелуй-приглашение продолжить их знакомство, сделать его еще более близким. Против этого принц ни в коем случае не возражал.
− Только с красивыми женщинами вроде вас. Я обычно наказываю их… − Он нагнулся и шепнул ей на ухо что-то явно непристойное на незнакомом ей языке. Сью сделалось весело, и она игриво похлопала его по щеке своей горячей ладошкой.
− Вы чем-то похожи на моего мужа. Знаете, он заставляет меня заниматься любовью по многу часов. Как вы думаете, чем любовь отличается от секса? − вдруг перестав смеяться, спросила она.
− Мадам, извините, но мы, европейцы, слово «секс» употребляем исключительно в медицинском смысле. Я знаю, у вас в Америке произошла сексуальная революция. Многие страны Европы отстали от Нового Света, но, согласитесь со мной, консерватизм вы отношениях между мужчиной и женщиной необходим. К тому же у нас многовековые, если даже не тысячелетние, традиции. А это значит, что мы не только знаем, как доставить женщине удовольствие, а считаем своим долгом делать это.
Сью рассеянно слушала болтовню принца. Она не спускала глаз с Франческо, на расстоянии чувствуя: кэп пребывал в полном мраке.
Через два дня Франческо проигрался в пух и прах на глазах у того же принца. У Сью оставалось несколько тысяч долларов, которых вполне хватало, чтобы вернуться в Америку. Но она ждала, что решит Франческо.
Он сказал ей утром:
− Почему бы нам не принять предложение этого напомаженного индюка? Какая разница, где и с кем жить под одной крышей, если все равно не можешь жить с тем, кого любишь?
Сью промолчала, лишь гневно сверкнув внезапно повлажневшими глазами.
Вечером они улетели с принцем на его остров.
Из их апартаментов прямо в море спускалась широкая мраморная лестница. Шум прибоя день и ночь напоминал о царстве морской стихии, в сравнении с которой остров был всего песчинкой. Франческо лежал ночами без сна, слушая зов моря и с болью ощущая, что его душа уже почти не откликается на него. Душа… Она потихоньку умирала с тех пор, как ушла Мария…
Он выбрался из роскошной широкой кровати и спустился к морю. Звезды были очень близко, но казались колючими и чужими. Море вздыхало могучими влажными легкими, обдавая его брызгами невозвратных воспоминаний. Сью появилась неслышно. Она села рядом с Франческо на прохладную гладкую ступеньку и обняла его за плечи.
− Я люблю тебя, Франко, − сказала она. − И у тебя очень много денег. Если хочешь, можешь проиграть их все до цента. Я буду только рада.
− Ты добрая, Сью.
− Нет, я жадная и злая. Просто я хочу во что бы то ни стало тебя удержать.
− Мне некуда идти. Я беден и никому не нужен.
− Не говори так. Ты нужен мне. МНЕ. Ты… Нет, я не стану говорить те слова, которые говорят мужчинам влюбленные дурочки. Я вообще ненавижу всякие слова. Но я… − Она вскочила, взбежала на несколько ступенек вверх и, сплетя над головой руки, стала медленно вращать высокими крутыми бедрами. − Смотри на меня, Франко, − говорила она, все убыстряя темп своих движений. − Все мужчины, которые знали меня, сходили с ума по этому животу, ягодицам, грудям и всему остальному. Я знаю, что такое похоть, и умею ее удовлетворять. Я сумею сделать твоему телу так хорошо, как никто еще не делал. Но это все ерунда. Я могу бросить сейчас свое тело на острые скалы, и оно превратится в кусок тухлого мяса. Ты будешь рыдать над ним, кэп, а я буду смотреть на тебя сверху. Да, сверху, потому что у меня есть душа. И это ты сделал так, что она у меня появилась. Но ты же и заставил эту душу страдать…
Она покачнулась и, изогнувшись всем телом, с трудом удержала равновесие.
Франческо очутился рядом и крепко схватил ее за талию.
− Испугался, кэп?! − Ее лицо казалось незнакомым и бесстрастным в холодном лунном свете. − Боишься потерять этот аппетитный кусок мяса? − Она уперлась ему в грудь обеими руками, словно пытаясь вырваться, и застыла в этой позе, глядя на щедрую звездную россыпь над головой. − А я его ненавижу, − со злостью прошептала она. − И если бы я знала наверняка, что в следующей своей жизни встречусь с тобой, я бы сейчас… − Она прижалась к его груди и всхлипнула. − Нет, кэп, это ложь − я бы не смогла сделать это даже ради тебя. Я очень боюсь смерти.
Они занимались любовью прямо на этой лестнице, взлетевшей над обломками разрушенных тысячелетними стараниями стихий скал. Получая наслаждения от ласк Франческо, Сью все больше и больше ненавидела свое тело.
Принц устроил прием в честь своих гостей. Особы из знатных семейств привезли с собой роскошных женщин с томно похотливыми взорами, мерцающими из-под нейлоновых ресниц. Это были манекенщицы, фотомодели и королевы красоты, в чьих жилах текла самая обыкновенная кровь, но плоть их была воистину королевской.
Сью выделялась среди них своим природным, в последние дни расцветшим в ней с необъяснимой силой, очарованием. Она казалась диковинным цветком среди взращенной искусным садовником причудливо изысканной клумбы капризных орхидей и изнеженных роз. В отличие от других, она была без грима и украшений − лишь подчеркнула темно коралловыми румянами крутизну своих высоких скул и повесила на шею нитку гранатовых бус. Женщины смотрели на нее с осуждением, втайне, однако, завидуя ее естественности и безупречному вкусу. Принц млел от счастья. Он посадил Сью слева от себя и теперь, касаясь как бы ненароком ее обнаженного плеча, испытывал легкое головокружение искусного развратника, достигшего чуть ли не совершенства в ведении любовной игры. Он замечал не без удовольствия, что муж(?) этой фантастической женщины с каждой минутой пьянеет все сильней, и едва заметным движением бархатисто-коричневых глаз приказывал лакею подливать в бокал Франческо вина покрепче.
− Сегодня ночью мы с вами совершим прогулку в грот Венеры, − шепнул принц на ухо Сью. − Эта ночь наша, не так ли?
Сью невесело усмехнулась. Она пила вино, оживленно болтала с мужчинами, смеялась их остротам, но на душе было хмуро и тоскливо. Ее кэп думал о другой женщине. Она не винила его за это. Та женщина его бросила и потому была ему особенно дорога. Она, Сью, не сможет бросить своего Франко. Без него она снова превратится в существо без души… Черт побери, нет, душа у нее останется и будет терзать ее день и ночь без отдыха. Внезапно она повернула голову к принцу и сказала ему, но так, чтобы ее слова непременно услышал Франческо:
− Ваше величество, я хочу в этот грот сейчас.
Она не заметила изумленно радостного блеска в глазах принца, зато обратила внимание, что Франческо не прореагировал никак. Даже не поднял головы.
Принц отдал какие-то распоряжения стоявшему за спинкой кресла лакею. В зале стал гаснуть свет, откуда-то сверху полилась тихая мелодичная музыка. Гостей пригласили в беседку из вьющихся роз на высокой скале над морем, куда их доставляли в носилках дюжие мулаты. Сью видела, как два мулата осторожно положили в носилки безмятежно спавшего Франческо и тоже куда-то понесли.
− Не волнуйтесь, с ним все будет в порядке, − сказал принц, проследив за взглядом встревоженной Сью. − Он мой самый дорогой друг, а я умею ценить дружбу.
…Сью вернулась в их апартаменты уже на рассвете. Франческо спал, повернувшись к стене. Она вылезла из своего узкого невесомого платья и легла с краю. Плоть, ублаженная и умиротворенная искусными ласками принца, жаждала покоя. Но Сью так и не смогла сомкнуть глаз.
Наконец Франческо зашевелился и перевернулся на спину.
− Франко, я только что изменила тебе, − сказала Сью высоким срывающимся голосом. − Я остаюсь с этим индюком. Ты свободен и можешь хоть сейчас улететь домой.
− У меня нет дома, − тихо сказал Франческо. − Я останусь с тобой.
− Но как ты можешь остаться со мной после того, как я… − Сью стремительно села в кровати и в отчаянии посмотрела на возлюбленного. − Черт побери, неужели ты начисто лишен гордости?
− Иди сюда. − Франческо протянул к ней руки. − Я очень хочу тебя.
− Нет, Франко, это невозможно после того, что я сделала. Неужели ты не понимаешь? − Сью почувствовала, как внутри у нее что-то оборвалось.
− Глупости. Ты создана для того, чтобы удовлетворять похоть мужчины. Я хочу тебя, Сью.
Она громко застонала и рухнула лицом в подушку.
Когда он овладел ее телом, ей чудилось, будто она видит себя сверху и издалека.
− Ненавижу. Ненавижу, − шептала она, изнемогая от наслаждения.
Так продолжалось несколько дней. Однажды принц поднялся к ним в апартаменты со стороны моря. Сью, раскинувшись, лежала на кровати, свесив одну ногу на пол. Франческо сидел рядом, обхватив руками колени, и смотрел в одну точку.
− Ты красив, друг, − сказал принц, окинув его оценивающим взглядом. − Я не поклонник мужской красоты, но, как истинный эстет, люблю работать с красотой, доводя ее до совершенства. Тебе наверняка не хватает утонченности в любовных делах. Это несправедливо, друг, по отношению к женщинам, которые у тебя есть и будут. Смотри, как это делается, и учись.
Принц скинул легкую набедренную повязку и, опустившись на одно колено перед кроватью, положил ладонь на живот Сью и стал водить тонкой костяной палочкой с пушистой кисточкой на конце по наружной части ее полураскрытого лона.
Она вздрогнула и попыталась встать, но принц заставил ее снова лечь.
− Франко, я… − прошептала Сью с коротким стоном, запрокинула голову и закрыла глаза.
− Удивительная женщина, − говорил принц, продолжая свои упражнения с палочкой. − Вся во власти своей роскошной плоти. Тебе повезло, друг. И мне тоже. Смотри же внимательней.
Сью согнула ноги в коленях, подняла их и положила принцу на плечи.
− Целуй ее в губы, − велел принц Франко, вертя своим узким мускулистым тазом. − Ну, скорей же.
Франческо повиновался − он был в прострации и почти ничего не соображал.
Сью широко раскрыла губы и вцепилась зубами ему в язык.
− Твоя очередь, друг, − сказал принц, обессилено сев на пол. − Ее способен удовлетворить разве что Казанова.
Потом они обедали втроем на террасе, прилепившейся к скале над морем наподобие большого ласточкиного гнезда. Пол здесь был прозрачный, и потому казалось, что до них долетают кипящие брызги ярко бирюзового прибоя. Сью сидела, положив голые ноги на колени принцу и обнимая за шею Франческо. Она была совсем пьяная.
− Ты меня не любишь, − говорила она заплетающимся языком, обращаясь не то к принцу, не то к Франческо. − Женщину нельзя любить. Нет, можно, конечно, но зачем? Если ты будешь любить ее, ей надоест, и она уйдет от тебя к другому. Люби меня, кэп, и я уйду от тебя к принцу. Но ты не любишь меня, а вот принц…
Она громко икнула и всхлипнула.
Принц резко встал, и Сью чуть не грохнулась на пол.
− Ненавижу бредни о любви и прочей ерунде, − сказал он, брезгливо швыряя в море салфетку. − Они напоминают мне эту кошмарную безвкусицу, именуемую искусством девятнадцатого столетия. Эти проклятые романтики сумели извратить до безобразия прекрасную идею Ренессанса о свободе человеческой плоти. Мадам, когда вы проспитесь, к вашим услугам мой личный самолет. − Он обернулся на пороге и сказал, обращаясь к Франческо: − Рад был встрече с тобой, друг.
− Свяжитесь с аэропортом в Берлингтоне, − велела Сью пилоту. − Пускай сообщат по коду эй-си, сто восемь пятьсот тридцать два, чтобы прислали вертолет.
− Да, мэм, − послушно кивнул пилот. − Отдыхайте спокойно − вам принесут радиограмму в салон.
Они приземлились на гористом плато, предназначенном для посадки небольших частных самолетов. Вертолет ждал в пятидесяти метрах. В воздухе было холодно, и Сью с Франческо завернулись в покрывала из пушистого меха. На рассвете вертолет сел на лужайку перед большим желтым домом со стеклянным куполом в центре и целым лабиринтом причудливой формы пристроек.
− Дед наверняка меня не узнает, − говорила Сью слегка возбужденно. − Мы не виделись почти десять лет. Думаю, он давно смирился с моей смертью. Но Сью Тэлбот еще жива. И вовсе не собирается складывать лапки.
− Что ты хочешь сказать? − спросил Франческо, в изумлении глядя на свою спутницу.
− Только то, что мне принадлежит половина всего, что старик сгреб под себя больше чем за полвека хитроумной лжи, лести, угодничества перед политиками и прочих надувательств. Он ворочает миллионами, но он сколотил их вовсе не для того, чтобы наслаждаться жизнью − он не знает, как это делается. Мой дед привык этой жизнью управлять.
− Так ты − Сьюзен Тэлбот? Как же я раньше не догадался об этом? Ведь ты так…
− В чем дело, кэп? Разве это что-то меняет? − недоуменно спросила Сью, с беспокойством глядя на возлюбленного.
− Не знаю, ничего я больше не знаю, − бормотал Франческо. − Ты − ее сестра, а я… я грязная похотливая свинья.
− Я живу у вас вторую неделю и ничем не могу отплатить за ваше… бескорыстное гостеприимство, − говорил Анджей. Они шли с Анастасией Ивановной узкой тропкой вдоль лесной посадки по краю еще не до конца скошенного пшеничного поля. Солнце садилось в сизую дымку густого июльского зноя. Где-то далеко отмеряла чей-то век кукушка. Анджею казалось, он уже переживал нечто подобное или же читал у кого-то из русских классиков − Тургенева либо Толстого, может, у Бунина. Потому, наверное, происходящее виделось ему значительным. Но так считал разум. Душа оставалась бесчувственной.
− Зачем вы так? − упорно глядя себе под ноги, сказала Анастасия Ивановна. − Я… мне ничего от вас не надо.
− Знаю, моя милая. Потому и чувствую себя так неловко и… неопределенно. Вы тратите на меня столько душевных сил.
Фраза получилась напыщенной и не совсем искренней. Анджей поморщился.
− Нет, что вы. − Анастасия Ивановна вдруг повернула к нему свое круглое белое лицо с близко посаженными серыми глазами. − Напротив, я получаю от вас столько… энергии. Вы даже представить себе не можете, как важно для меня прийти домой и увидеть вас с томиком Чехова или Бунина возле окна, услышать ваш голос, посидеть с вами в сумерках на веранде, − говорила она, беспокойно теребя цепочку на шее. − Я… я только недавно поняла, как ошибалась раньше. У меня были мужчины… − Она опустила глаза, замедлила шаг и остановилась. − И я всегда ждала от них чего-то такого, чего они дать мне не могли. Понимаете, то, что происходит в постели, ну, словом, этого мне мало. Не в плане физиологии, нет. Все мужчины, как бы это сказать… ну да, были прозаичны. В вас есть что-то такое, что я мечтала встретить в юности в человеке, которого полюблю. Я когда-то была настоящей идеалисткой.
− Вы ею остались.
Анджей взял сильную широкую руку Анастасии Ивановны в обе свои и, склонив голову, поцеловал кончики пальцев.
− Нет, это не так, − тихим, но решительным голосом возразила она. − Это не идеализм. Это… стремление выжить. Во что бы то ни стало выжить. Я цепляюсь за вас, как за соломинку. Вы появились в тот самый момент, когда мне казалось, будто я все глубже и глубже куда-то проваливаюсь. Но главное не то, что я проваливалась, а то, что мне было абсолютно все равно, и я бы палец о палец не ударила, чтобы изменить свою жизнь. Об этом не догадывался никто, даже мама. Ну, а в больнице меня считают чуть ли не мужиком в юбке.
Анастасия Ивановна грустно усмехнулась.
− Спасибо, что вы так искренни со мной. Но вы меня совсем не знаете, и я вполне могу оказаться не таким, каким вы меня воображаете.
− Я про вас ничего не придумывала. Я смотрела и продолжаю смотреть на вас слишком трезвым взглядом. Я была почти уверена, что вы захотите от меня того же, чего хотят все остальные мужчины. Я скорее всего не смогла бы вам отказать, но тогда все было бы… иначе. А такое со мной впервые в жизни. Разумеется, я не поверила в ваш рассказ о пропавших документах и всем остальном, хотя в больнице поверили. Вот вам и большая идеалистка.
− И вы… вы не стали заявлять в органы? − спросил опешивший и слегка испуганный Анджей. − Почему?
− А почему я должна была заявлять? − Анастасия Ивановна удивленно и с укоризной посмотрела на него. − С детства презираю стукачей и прочую мразь.
− А если бы я оказался шпионом? Между прочим, я вполне мог им оказаться.
− Не клевещите на себя. Я бы никогда не смогла… полюбить шпиона.
− А вы…
− Да, я вас люблю. Но не собираюсь связывать вам крылья. И не хочу, чтобы ради меня вы нарушали ваш привычный образ жизни. Это не пустые слова. Я поняла, что люблю вас именно за то, что вы свободны душой. − Она усмехнулась. − Правда, я не верю ни в Бога, ни в душу, ни в прочую мистику, но вы, думаю, меня поняли.
Она наклонилась и скинула босоножки. Анджей отметил невольно, что у Анастасии Ивановны слишком широкая ступня и искривленные неудобной обувью пальцы.
− Как странно, − пробормотал он и снова подумал о том, что события, действующим лицом которых он вольно или невольно стал, не оригинальны, но нравятся ему как раз этим проверенным временем и не одним десятком судеб постоянством. Он даже почувствовал гармонию с окружающим миром. Правда, все эти импульсы исходили опять же от разума. Но ведь, помнится, еще Сократ говорил о его главенствующей роли в жизни человека.
− Вы совершенно правы: это на самом деле странно. Впору поверить в Бога и в судьбу.
Она присела прямо в заросли полыни возле тропинки, аккуратно подоткнув под себя широкий подол ситцевого сарафана.
Он примостился рядом. Запах полыни вернул в прошлое, в те времена, когда он жил в доме у реки. Главной в этом прошлом была Маша. Он давно не видел ее так отчетливо, не ощущал так близко.
− Женщина, которую я любил, сошла с ума и погибла. И в этом виноват я. − Анджей задумчиво смотрел на кустик травы у своих обутых в клеенчатые шлепанцы ног. − Я очень любил ее, но − бросил. Не знаю, почему я это сделал. Но тогда я не мог поступить иначе.
− Рассказывайте дальше − мне нравится вас слушать, а вам необходимо облегчить душу.
− Дальше было совсем неинтересно. Вернее, мне казалось, что интересно, но я очень скоро понял, что… Да, что я полный духовный банкрот, и мне следует жить в одиночестве в какой-нибудь дыре, чтобы я никого больше не смог обмануть, пообещав то, чего дать не в силах.
− Я не боюсь быть обманутой, − сказала Анастасия Ивановна, глядя куда-то вбок. − Это, как вы знаете, не самое страшное в жизни.
− Вы правы. − Анджей встал и протянул ей руку. − Я останусь у вас, если можно. Похоже, мне некуда идти. В прошлое не вернешься. Но это и хорошо, что туда нельзя вернуться, правда? − спрашивал он самого себя. − Там тесно как в старых брюках. Но почему я понял это только сейчас?..
− Дед, хватит притворяться, − говорила Сью, стоя у постели больного, но глядя не на него, а в окно, за которым белела снежная шапка далекой горы. − Мне тоже хочется лечь с тобой рядом и забыть про то дерьмо, которого пришлось наглотаться. Я тебе все простила. Может, ты был прав, когда хотел, чтоб я родила этого ублюдка. Но я закусила удила и помчалась своей дорогой. Дед, ты должен мне помочь. Мне больше не к кому обратиться. У шлюх не бывает друзей и подруг. Ты, наверное, догадался, что твоя внучка стала шлюхой?
Веки старика слабо дрогнули.
− Не бойся, я никому ничего не скажу. Ты только подпишешь чек, а потом снова будешь изображать из себя живую мумию. А я − счастливую любовницу. Пока не кончатся твои деньги. И мои силы, − добавила она шепотом. − Дед, мне нужно сто тысяч долларов.
Тэлбот едва заметно шевельнул пальцами правой руки и приоткрыл глаза.
− Моя девочка, − прошептал он, с усилием ворочая языком.
− Да, твоя девочка. Я знала, что с тобой все в порядке.. Где чековая книжка?
− Сейф… Наклонись, нас могут подслушать. − Сью послушно наклонилась, накрыв своими пышными волосами лицо старика. − Они подписаны. Я ждал тебя. − Он перешел на едва слышный шепот, но Сью не пришлось его переспрашивать − у нее был отличный слух.
− Пока, дед, мы еще увидимся, − громко сказала она и направилась к двери. − Я не буду тебя благодарить − ты сделал это ради себя, верно? Обещаю тебе, мы еще увидимся.
…Она нашла Франческо возле бассейна в виде морской лагуны. Он сидел на корточках и бросал мелкую гальку в стену с пейзажем морских далей. Камешки со стуком отскакивали от нее и падали в воду, распугивая пучеглазых рыбок.
− Кэп, все окей. Счет оплачен, игра продолжается. − Не разуваясь, Сью зашла по пояс в воду и стала брызгать ему в лицо. − Сто, двести, триста тысяч − сколько душе угодно. В нагрузку роскошное тело шлюхи. Душу утопим в этой чертовой луже с зеленой мочой.
Она скрылась с головой под водой и поплыла. Франческо перестал швырять камни, поднялся с корточек и…
Увидел ее.
Она была в узком бикини ярко рябинового цвета. Волосы были заплетены в косы и уложены на затылке корзиночкой. Она спускалась по лестнице, что-то мурлыча себе под нос. Остановилась на середине, прошептала: «Франческо», прижала руки к груди и стала медленно опускаться на ступеньку. Одним прыжком он очутился рядом с ней.
− Франческо, увези меня отсюда, − сказала она, прижимаясь головой к его животу. − Хочу к Лиз, к Лючии, к Сичилиано… Мне так не хватало вас всех. Франческо…
Сью вышла из бассейна и, стоя у подножья лестницы, наблюдала «сентиментальную идиллию воссоединения двух любящих сердец». Эти слова пришли ей в голову внезапно. Она не знала, расплакаться ей при виде этой сцены либо прийти в ярость. Неожиданно сказала:
− Сестричка, у меня есть для тебя подарочек. Можете провести медовый месяц в Лас-Вегасе или Акапулько. − Она наклонилась, подняла из травы свою сумочку и достала чековую книжку. − Только не надо меня благодарить. Все закончилось лучше, чем я могла себе представить. Я навещу вас когда-нибудь в вашем уютном гнездышке. На правах тети вашей милой дочурки. Держи, кэп. − Она протянула чековую книжку, и Франческо, спустившись на две ступеньки, машинально взял ее и тут же вернулся назад. − Вот и хорошо. Когда придете в себя, Розалинда уже будет далеко-далеко отсюда. Сделайте мне племянничка, ладно? − Запрокинув голову, она хрипло рассмеялась. − Я обучу его тому, чему не успела научить тебя, кэп. Чао, мои котята. И больше не стоит царапать друг другу симпатичные мордашки.
− Не могу больше так жить… С детства играла какую-то роль. Скажи, почему я не могу притворяться перед тобой?
У Евы была высокая температура Она сидела с ногами на своей койке в жарко натопленной келье и смотрела в узкое оконце, исхлестанное ноябрьским ненастьем. Ян стоял на коленях возле печи и подкладывал в топку поленья.
− Почему ты все время молчишь? Боишься сказать что-то неискреннее? Я хочу слышать слова, много-много слов. Пускай они будут лживы − я очень скучаю по лжи. Без лжи невозможно прожить, правда? Мы и себе каждый день лжем. Ну и что? Почему, почему ты молчишь? И твой Алеко молчит. Вы что, дали обет молчания?
Она с размаху стукнула кулаком по стене и громко шмыгнула носом.
Ян медленно закрыл топку, поднялся с колен и только тогда повернул голову в ее сторону.
− Не молчи, только не молчи, Бога ради, − шептала Ева сквозь стиснутые зубы. − Иногда мне кажется, будто я живу в склепе среди полуразложившихся останков чужих воспоминаний.
− Прости. − Ян присел на краешек ее кровати. − Я сделаю тебе чаю с вареньем. Ты больна. Я виноват, что держу тебя здесь. И вообще нам не следовало узнавать друг друга.
Это был самый длинный монолог, который Ян произнес за последние несколько месяцев. Он дался ему с трудом − даже лоб покрылся испариной. Ему казалось, он на самом деле разучился выражать словами мысли и чувства.
− Ты никогда не полюбишь меня − ты обо мне слишком много знаешь. Но мне вовсе не нужна твоя любовь. И жалость тоже. Как хорошо, когда никого не любишь, верно? Тогда становишься капелькой дождя, лепестком цветка. − Она вытерла ладонью мокрые щеки. − И еще тем мертвым желтым листом, который ветер только что сорвал с ветки и с силой швырнул об землю. Я привыкла, чтоб меня любили, восхищались мной. Неужели тебе трудно притвориться, будто ты влюблен в меня? Разве тебе никогда не приходилось лицедействовать?
− Нет, − коротко ответил Ян и внезапно вспомнил Машу большую, Машину мать, такой, какой увидел в первый раз на эстраде ресторана. − Она даже на сцене оставалась сама собой, − сказал он вслух и очень смутился.
− Невелика заслуга. − Ева презрительно хмыкнула. − Зато я каждый вечер бываю разной. Я не могу быть самой собой − это все равно, что каждый вечер носить одно и то же платье. Я обожаю их менять. Господи, как я соскучилась по своим платьям. Соскучилась по… ага, точно − соскучилась по тем, с кем спала и кто меня хотел. А с тобой я бежала вовсе не потому, что меня кто-то обидел или сделал мне больно. Это был прекрасно разыгранный спектакль, мой милый честный Ян. Я посвятила его святой чистоте и наивности. О, как я презирала тебя за эту наивность и в то же время завидовала тебе. − Она спрятала лицо в ладонях, в следующую минуту быстро отняла их. − Смотри на меня, слышишь? Ангельский лик, да? Ты клюнул на это выражение невинности на моем лице. Ах, какой же ты доверчивый и романтичный! Ну, а твои хорошие правильные родители постарались внушить тебе с раннего детства, что лицо − зеркало души. Хм, как бы не так. − Ева рассмеялась и зло тряхнула отросшими до плеч волосами. − Было бы невыносимо скучно жить, если б на каждом лице, особенно женском, проецировалась душа. Это все равно что ходить голым. Даже еще хуже и опасней. Скажи честно, ты поверил моему рассказу?
− Да. Ты рассказала мне правду.
- Ты прав. Но ты остановил меня на том самом месте, откуда началась бы ложь. Тогда мне казалось, что это вышло случайно. Скажи, это было случайно? Или же ты что-то заподозрил?
− Не знаю. Мне стало больно и… Да, я вдруг чего-то испугался, − признался Ян.
− Но ты все равно узнаешь про меня все, как оно есть на самом деле. − Ева быстро сунула руку под подушку и протянула Яну тетрадку. − Это мой дневник. Вещественное доказательство того, что я сделала. Я так и не смогла с ним расстаться. Понимаешь, я необыкновенно тщеславна. Я спрятала его в твоей пещере на следующий день после того, как приехала в санаторий. Я выследила тебя с моря. Я следила чуть ли не за каждым твоим шагом. Я поняла, что ты тот, кто мне нужен. Но в то же время я поняла, что ты выдаешь себя не за того, кто ты на самом деле. Вернее, ты ни за кого себя не выдаешь, но мало кто воспринимает тебя таким, какой ты есть. Эту комедию с красивой любовью возле лазурного моря я посвятила тебе. Если хочешь, можешь назвать ее трагедией − жанр не имеет для меня никакого значения. Ты прочтешь мой дневник?
− Да, сказал Ян, беря из ее рук тетрадку и вставая с кровати.
− Уходи, − едва слышно прошептала Ева. − Я хочу побыть одна. Мне не нужен чай.
Когда за Яном закрылась дверь, она накрылась с головой одеялом и разрыдалась.
