─ Тс-сс. ─ Вера Густавовна приложила к губам палец и огляделась по сторонам, хотя в комнате не было никого, кроме них двоих. ─ Пускай эта маленькая тайна останется между нами. Надеюсь, о ней пока никому не известно?
─ Никому. Потеряв Сашу, я затворился в четырех стенах и никого у себя не принимал. Со слугами я не привык откровенничать.
─ Это правильно. ─ Вера Густавовна по-матерински ласково гладила Николая по потным спутавшимся волосам. ─ Какая вам разница, чья кровь будет течь в жилах младенца, благодаря которому этот замок и прилегающие к нему угодья станут вашими?
─ Но я хочу, чтобы все это досталось моему единокровному сыну. Я не желаю растить в моем доме…
─ Тише, мой милый. Вероятно, это и есть ваш сын либо дочка. Я никогда не поверю, что моя Сашенька оказалась настолько распутной, чтобы позволить себе вольности определенного рода с этим французом. Моя сестра, у которой она прожила целых два года в Берлине, составила самые лестные отзывы о ее поведении.
─ Как вы обрадовали меня! Вы просто вернули меня к жизни! ─ Николай схватил руку Веры Густавовны и стал осыпать ее поцелуями. ─ Я тоже не хочу верить, что Саша могла принадлежать этому французу до того, как стала моей женой. Ведь я был ее первым мужчиной, и мы дали друг другу клятву, что…
─ Давайте лучше подумаем вместе, как нам вернуть Сашеньку в Боровички, ─ нетерпеливо перебила излияния зятя Вера Густавовна. ─ Итак, вы подозреваете, что Сашеньку увез этот Жан-Поль Вердье? Но ведь у нее могли быть и другие друзья, не так ли?
─ Но ваша дочь мне призналась, что за те два года, что она прожила в Берлине, она не сошлась близко ни с кем из мужчин. Правда, в доме у ее тети собирались молодые люди, но это были весьма невинные знакомства. Я уверен, она не солгала мне. Ведь Саша продолжала любить… ─ Николай громко скрипнул зубами и со всего маху стукнул кулаком по подушке. ─ Ну зачем вы приехали в Боровички с этим человеком? Ведь я могу убить его в припадке безумства. Это из-за него она отказывалась видеться со мной в Москве. Согласен, я поступил с вашей дочерью не самым лучшим образом, уговаривая ее повременить с нашим браком. Но ведь я тогда был бедней церковной мыши и не мог предложить ей ничего, кроме убогой комнатенки в старом флигеле на Воздвиженке, где и по сей день обитает моя матушка. Но я искупил свою вину. Все эти два года я стремился к Саше всей душой, пытаясь сравняться с ней в образованности и уме. И что же? Ваша дочь так и не забыла этого Уварова.
─ Ах, пустяки. ─ Вера Густавовна отвернулась, чтобы совладать с внезапно охватившем ее чувством ярости, которое наверняка отпечаталось на ее лице. ─ Это было детское увлечение. Тем более, что в настоящий момент Максим Всеволодович с головой погружен в работу над своим новым романом. Да он и не из тех, кто станет волочиться за чужими женами.
─ Тогда зачем он приехал в Боровички? Зачем? ─ возбужденно вопрошал Николай.
─ Макс вызвался сопровождать меня в этом долгом и трудном путешествии. К сожалению, мой муж загружен работой, и Макс предложил мне свои услуги. Поверьте, я давно знакома с этим человеком, и потому никак не могу предположить в нем столь легкомысленные наклонности. Да мало ли что могла вбить себе в голову Саша по молодости лет?
─ Ах, как здорово, что вы надумали приехать в Боровички, ─ твердил Николай, сжимая руку Веры Густавовны в своей. ─ Последнее время мне казалось, я вот-вот сойду с ума. Верните мне Сашеньку, прошу вас.
─ Мы сделаем это общими усилиями. Знаете, мне пришла в голову одна прелюбопытная мысль. ─ Выражение лица Веры Густавовны заметно оживилось. ─ Сашенька очень близко сошлась с моей сестрой, Екатериной Густавовной, которая не имеет собственных детей, а потому любит ее как свою дочку. Я думаю, Саша могла написать своей тете письмо, в котором сообщила, где она обитает в данный момент, ну, и так далее. А потому мы должны…
─ Мы немедленно едем в Берлин! ─ Николай вскочил с кровати, нисколько не стесняясь присутствия Веры Густавовны ─ ведь он был в ночном белье. ─ Вы поедете со мной? ─ спросил он с мольбой.
─ Конечно же, мой милый. Куда я теперь денусь от вас?
─ Я прикажу запрячь лошадей.
─ Постойте. Думаю лучше дождаться утра и обсудить за завтраком план нашего мероприятия с Максимом Всеволодовичем, ─ предложила Вера Густавовна.
─ Но я не хочу, чтобы он поехал с нами, ─ категорично заявил Николай. ─ Пускай возвращается домой и пишет свой роман. Я не верю этому человеку. Ни капли.
─ Мой милый, вы несправедливы к нему. ─ В голосе Веры Густавовны теперь зазвучали нотки сожаления и обиды. Она и раньше мастерски владела всевозможными оттенками интонаций, что приводило в восхищение постановщиков пьес, а также ее поклонников. ─ К тому же Максим Всеволодович в некотором роде… Словом, мы с ним состоим в близких и теплых отношениях. Одно время я даже собиралась взять у мужа развод с тем, чтобы выйти замуж за Максима Всеволодовича, на чем он, к слову, очень настаивал. Но, обдумав все тщательным образом, я решила, что мне уже не по годам заводить новую семью. Видите, мой милый, как я откровенна с вами. Надеюсь, вы отплатите мне тем же.
… Уваров не проронил за завтраком ни слова, слушая и не слыша оживленную беседу Веры Густавовны с Николаем. Все его мысли были поглощены Сашей, любовь к которой внезапно вспыхнула в нем с новой ─ удесятеренной ─ силой, угрожая вытеснить из сердца все остальные чувства и ощущения. Он не сомкнул ночью глаз, кляня себя за то, что полтора года просидел в своем медвежьем углу, пытаясь очистить от скверны собственные душу и тело, в то время как Саша оказалась наедине с этим грязным циничным миром. «Где же теперь искать ее? ─ мысленно вопрошал себя Уваров. Закрыв глаза, он предпринимал невероятные усилия проникнуть мысленным взором сквозь толщу окружавшего его пространства и хотя бы на короткое мгновение увидеть Сашу с тем, чтобы понять, в какой части земного шара следует искать ее. Однажды ему показалось, будто он увидел ее на широкой мраморной лестнице, спускавшейся к темной воде. Ее обнимал за плечи высокий мужчина, лицо которого было в тени. А она смотрела в противоположную сторону, словно ища кого-то глазами.
«Лестница, вода… Так это же Венеция! ─ внезапно осенило его, всегда такого далекого от какой бы то ни было мистики. ─ Почему бы ей и этому французу, если Саша на самом деле сбежала с ним, не отправиться в Венецию, город беззаботного веселья и свободной романтической любви?… Но это же бред, сущий бред, ─ пытался он себя урезонить. ─ Как я мог теперь видеть ее, если отсюда до Венеции тысячи полторы верст, если не больше?… Но в Неаполь она не поедет, Нет, ни за что. Боже мой, неужели Саша сейчас в Венеции? В таком случае я должен немедленно ехать туда».
─ Что с вами, Макс? ─ прервал его размышления томный и капризный голос Веры Густавовны. ─ Почему вы ничего не едите? Я сейчас сделаю вам бутерброд с сыром или с…
─ Благодарю вас, но я не голоден, ─ машинально отказался Уваров.
─ Тогда выпейте хотя бы кофе со сливками, ─ не унималась Вера Густавовна, окончательно войдя в роль заботливой матроны. ─ Вы похудели за последнее время, Макс.
─ Пустяки. ─ Он сделал глоток кофе и быстро поставил чашку на блюдце, желая продолжить прерванные размышления. Однако Вера Густавовна определенно решила переключить свое внимание с зятя на своего бывшего любовника.
─ Как вы только что слышали, Макс, мы с господином Ляпуновым решили предпринять поездку в Берлин и навестить мою сестру Екатерину Густавовну, которую я не видела уже пять с лишним лет. Господин Ляпунов оказался настолько любезен, что вызвался меня проводить и даже погостить некоторое время в доме моей сестры. Макс, я бы очень хотела, чтобы и вы составили мне компанию.
Она смотрела на Уварова с игривой улыбкой. Так обычно смотрят друг на друга любовники, проведшие ночь в бурных ласках.
─ Я должен вернуться к себе в деревню и, наконец, дописать роман, ─ солгал Уваров, даже глазом не моргнув. ─ Я очень рад, что у вас появился столь надежный спутник.
─ Но я прошу вас, Макс. Я вас очень прошу. Погостите в Берлине денька два, а потом сядете в поезд и поедете в свою деревню. ─ Вера Густавовна постаралась вложить в эту просьбу как можно больше страсти и искреннего чувства. ─ Мне будет тоскливо без вас, поверьте.
─ Мне очень жаль, господа, но я обязан вернуться к своему письменному столу. ─ Он с шумом отодвинул стул и встал. ─ Если позволите, я воспользуюсь вашим экипажем, господин Ляпунов. ─ Он смотрел куда-то мимо него. ─ Кажется, курьерский в Варшаву уходит в два тридцать пополудни. Я мог бы еще поспеть на него.
─ Вы на него поспеете. ─ Николай заметно повеселел, узнав о намерении Уварова вернуться домой. ─ Я прикажу запрячь самых быстрых лошадей. Збигнев, вели немедленно позвать Яцека, ─ сказал он прислуживавшему за столом лакею. ─ Пан Уваров должен непременно поспеть к курьерскому. Скажи Ядвиге, чтобы собрала ему в короб грудинки и прочей снеди. И пускай не забудет положить бутылку водки.
─ Макс, вы не можете бросить меня на произвол судьбы. ─ Вера Густавовна произнесла эту фразу без всякого выражения. ─ Вы пообещали быть со мной до самого конца.
─ Это и есть конец. Мы с вами абсолютно чужие и даже чуждые друг другу люди. Наши дорожки разошлись так же легко, как когда-то сошлись. Желаю приятного путешествия в Берлин.
Уваров ехал по только что выпавшему снегу, слепящему глаза своей девственной белизной, и думал о том, что судьба свела его с Верой Густавовной только ради того, чтобы они с Сашей встретили друг друга. Он лелеял эту мысль, ибо она в какой-то мере смягчала его вину перед Сашей, а, прежде всего, перед самим собой. Последнее время он так страдал и маялся этой своей виной.
─ Эй, Джованни, вези нас в «Великобританию», ─ велел Жан-Поль гондольеру. ─ Мы будем жить в тех самых покоях, где когда-то жил Лорд Байрон. ─ Он крепко прижал к себе Сашу. ─ Как ты думаешь, Джованни, они свободны нынче?
─ Надеюсь, синьор. Сезон еще не начался, а богатые господа предпочитают в это время года жить в таком месте, где не ломят суставы. Наш город, скажу я вам, строили самые настоящие чудаки, у которых вместо суставов были не иначе как железные шарниры. В противном случае они бы наверняка выбрали местечко посуше. Вам не холодно, синьора? ─ осведомился гондольер у Саши. ─ Могу дать еще один плед.
─ Ты бы лучше пристал вон к тому кабачку, чтобы мы с синьорой смогли выпить по бокалу шампанского. ─ Жан-Поль нежно поцеловал Сашу в щеку. ─ Что с тобой, любимая? Почему ты такая бледная?
─ Мне нездоровится, ─ прошептала она. ─ Это началось еще в поезде.
─ Так вот почему ты отказалась от завтрака и за целый день съела лишь несколько долек апельсина. Так не пойдет, моя девочка. В обед постарайся скушать побольше мяса. Иначе, чего доброго, превратишься в привидение, которых, как говорят, в этом городе и так много. ─ Он улыбнулся Саше ободряюще и поцеловал ей обе руки. ─ Ага, вот и шампанское. Джованни, тебе тоже придется выпить за здоровье прекрасной синьоры. Хозяин, неси еще один бокал.
Отпив немного шампанского, Саша почувствовала, как у нее закружилась голова. Она склонила ее на плечо Жан-Полю и закрыла глаза. В таком положении она ехала до самого отеля, расположенного в центре города на Большом Канале. По дороге Жан-Поль неоднократно пытался обратить ее внимание на старинное палаццо либо базилику, каждые из которых были самым настоящим музейным экспонатом, но она лишь слабо улыбалась ему и, приоткрыв слегка глаза, тут же и опускала тяжелые веки.
─ Ну, нравится тебе здесь? ─ спросил Жан-Поль, когда они очутились в обитых шелком роскошных апартаментах отеля «Великобритания», в которых когда-то на самом деле жил великий английский поэт. ─ А вот розы не свежие. ─ Жан-Поль взял со стола вазу и, раскрыв окно, швырнул цветы в воды канала. ─ Принеси свежий букет, ─ велел он портье, небрежным жестом достав из кармана золотую монету. ─ И поторопись! Синьора не может жить без свежих роз.
Саша позволила Жан-Полю себя раздеть и в изнеможении откинулась на душистые шелковые подушки. С ней творилось что-то странное: бросало то в жар, то в холод, кружилась голова, к горлу время от времени подкатывал тошнотворный комок.
─ Ты должна что-нибудь съесть, любимая. ─ Жан-Поль протянул ей хрустальную вазочку со спелой клубникой. ─ Хотя бы одну ягодку. Ну же, открывай свой прелестный ротик. Прошу тебя. Вот так. Ах, какая же ты у меня умница. Давай скушаем еще одну.
─ Больше не могу.
Саша виновато улыбнулась Жан-Полю.
─ Тогда выпей глоток шампанского. ─ Он протянул ей бокал и заставил сделать несколько глотков. ─ Сейчас тебе станет лучше. Тебе лучше, верно? ─ Он захлопал в ладоши, распахнул окно и крикнул, высунувшись в него по пояс: ─ Моей любимой стало лучше! Она выздоравливает! Эй, я хочу заказать по этому поводу фейерверк. Ты слышишь меня, Господь?!
Раздался хлопок. В воздух полетела зеленая ракета, рассыпалась на сотни искр, которые медленно упали в темные воды канала.
Жан-Поль подхватил Сашу на руки и стал кружиться с ней по комнате, напевая мелодию песни, которую слышал от гондольера.
─ Я счастлив. Наконец-то я безумно счастлив. У меня есть деньги. А главное ─ ты. Ты и деньги, и больше мне не нужно от этой жизни ничего. ─ Он остановился и внимательно посмотрел на Сашу. ─ Ты вся дрожишь. Боже, да ведь у тебя жар! ─ Он уложил Сашу в кровать и накрыл одеялом. ─ Что с тобой, моя прелесть? Мне кажется, у тебя самая настоящая лихорадка.
─ Вот тут жжет, ─ прошептала Саша, указывая на грудь. ─ Мне очень плохо, Жан-Поль.
─ Зачем тогда ты притворялась, будто тебе хорошо и ты всем довольна? Проклятый город! Здесь так холодно и сыро, что можно заработать чахотку. И что нас сюда занесло? ─ Он бегал по огромной комнате, то и дело хватаясь за голову. Как вдруг выскочил в коридор и вернулся минуты через три с пожилым господином небольшого роста в черном сюртуке и с кожаным чемоданчиком в руке.
─ Доктор Манцони, ─ сказал он Саше. ─ Этот почтенный человек пользовал кого-то из постояльцев и по счастливой случайности оказался в холле. Доктор, умоляю вас, скажите: что с ней? Я очень боюсь за здоровье моей милой девочки.
Синьор Манцони внимательно выслушал Сашу, прикладывая к ее груди и спине свою длинную трубку, несколько раз заглянул ей в рот, отогнул веки глаз. Спросил что-то шепотом по-итальянски, и Саше ответила ему, тоже шепотом. Наконец, он встал и попросил Жан-Поля пройти с ним в гостиную.
─ У вашей жены первая беременность? ─ спросил он.
─ Что? Какая еще беременность?
─ Она на втором месяце, смею вас уверить. Только не пытайтесь убедить меня в том, что я ошибаюсь. Правда, срок еще совсем маленький и далеко не каждому врачу дано это распознать, но я в своей практике неоднократно встречался с подобными симптомами интоксикации. Смею вас уверить, они не представляют никакой угрозы здоровью синьоры. Так вы сказали, что ваша жена беременна в первый раз?
─ Да. ─ Жан-Поль с трудом сдержал вдруг охватившее его волнение. ─ Но, доктор, уверяю вас, этого не могло случиться. Дело в том, что мне известно много способов, благодаря которым можно уберечь женщину от беременности. Ни один из них еще ни разу меня не подвел.
─ Молодой человек, уверяю вас, на этом свете много всяких чудес, но самым непонятным для меня навсегда останется чудо зачатия. Могу сказать одно: берегите вашу жену. У нее очень хрупкое здоровье и расстроена нервная система.
«Боже, что же теперь будет? ─ думал Жан-Поль, когда доктор, прописав Саше успокоительный порошок и, получив свой гонорар, удалился. ─ Черт бы побрал меня и эти дурацкие способы. А вдруг она умрет родами? Господи, только не допусти этого!»
─ Мне уже легче, ─ сказала Саша, когда Жан-Поль вошел в спальню, и протянула ему обе руки. ─ Мне кажется, этот доктор настоящий волшебник. Ах, Жан-Поль, дай мне, пожалуйста, шампанского.
Жан-Поль встал на колени перед кроватью, взял в свои руки Саши и, целуя их попеременно, сказал:
─ Он говорит, у нас будет ребенок. Он сказал тебе об этом?
─ Нет. ─ Саша смотрела на Жан-Поля растерянно. ─ А он не сказал, чей это ребенок?
Жан-Поль невольно улыбнулся наивности девушки.
─ Нет, любимая. А разве это имеет какое-то значение?
─ Имеет. ─ Она нахмурилась. ─ Я хочу, чтобы это был твой ребенок, Жан-Поль. Это ведь твой ребенок, правда? И мы его никому не отдадим. Скажи, Жан-Поль, ты очень сердишься на меня?
─ За что?
─ За то, что я забеременела.
─ Глупенькая, ты в этом совсем не виновата. ─ Он привлек ее к себе и хотел поцеловать в губы, но она отвернулась. ─ В чем дело? Тебя опять плохо?
─ Со мной все в порядке, Жан-Поль. Просто я подумала о том, что если мы с тобой станем заниматься любовью, нашему маленькому будет плохо. Ему должно быть покойно, понимаешь? Не сердись на меня, ладно, Жан-Поль?
─ Ты хочешь сказать, что пока ты будешь носить в себе ребенка, мы не сможем заниматься любовью?
У Жан-Поля был озадаченный вид.
─ Но мы сможем друг друга целовать, гладить, засыпать обнявшись. Ах, Жан-Поль, едва я узнала, что у нас с тобой будет маленький, ты стал мне ближе и родней. Ты… Нет, я не могу объяснить это словами. Просто я почувствовала вдруг, что теперь мы с тобой стали родными по крови.
─ Так вот почему ты отказываешься заниматься со мной любовью... ─ Жан-Поль нахмурился. ─ Черти бы побрали этого болвана доктора.
─ Что ты. Я так рада, что ты его позвал. В противном случае мы бы с тобой еще долго не знали о том, что у нас будет маленький, и вели бы себя как обычно.
Саша улыбнулась ему загадочно.
─ Ну да, мы бы объедались всевозможными деликатесами любви. Теперь же мне придется какое-то время попоститься. ─ Жан-Поль невесело усмехнулся. ─ Ладно уж, переживу как-нибудь.
Внезапно Саша громко вскрикнула и спрятала лицо в ладонях.
─ Тебе плохо, любимая?
─ Я подумала о том, что Николай может забрать у нас нашего маленького. Ведь я его законная жена. Если он узнает, что у нас будет маленький… Жан-Поль, этот человек обязательно заберет нашего малыша.
─ Ну, уж дудки. Получит от меня пулю в лоб, если полезет, ─ решительно заявил Жан-Поль.
─ Но на его стороне закон. ─ Саша тяжело вздохнула. ─ Что же нам делать, Жан-Поль?
Она смотрела на него глазами, полными слез, и Жан-Поль понял вдруг, что дороже этой девушки у него нет и не было на всем белом свете. И ему захотелось заслонить ее от всех бед и невзгод собственной грудью.
─ Мы обязательно что-то придумаем. ─ Он задумчиво взъерошил свои густые темно каштановые волосы. ─ Знаешь, мой кузен уехал в прошлом году в Америку и стал богатым человеком. Мы с ним были очень дружны в детстве, и теперь он в каждом письме зовет меня к себе. Уж там нас наверняка никто не достанет. ─ Жан-Поль вздохнул. ─ Правда, я не знаю английского языка, а потому, наверное, не смогу играть там в карты. Но ничего. Проспер подыщет мне на первых порах другую работенку, а там я освою язык и местные нравы и буду обыгрывать этих американцев с такой же легкостью, как обыгрываю французов, итальяшек и прочих европейских крыс. Мой родная, мы с тобой завтра же возьмем билеты в первый класс и уплывем в Америку. А зачем, спрашивается, откладывать с хорошим делом?
─ Нет, Жан-Поль, никуда я не поеду, ─ вдруг заявила Саша.
─ Почему? Мой кузен будет очень рад нам обоим, поверь мне.
─ Верю. Только я сейчас поняла, что это не твой ребенок. Я не могу поехать с тобой в Америку, Жан-Поль. И вообще я не имею никакого права быть с тобой.
─ Что за ерунду ты городишь? Да я уверен, это мой ребенок, как если бы сам сидел сейчас в твоем животике. Я чувствую это всем своим нутром, понимаешь? И что ты вдруг решила, что это не мой ребенок? ─ с тревогой вопрошал Жан-Поль.
─ Первый раз у меня закружилась голова в тот день, когда мы с тобой бежали с костюмированного бала Ясиньских. Помню, моя горничная, Ядвига, сразу определила, что я жду маленького. Я ей не поверила, а потом и вовсе про это забыла, потому что до сегодняшнего дня у меня ни разу не кружилась голова. Прости меня, Жан-Поль, но я теперь не смогу быть с тобой.
─ Мало ли что могла сболтнуть какая-то глупая деревенская тетка. Почему ты веришь ей, а не мне? Я же сказал: у меня предчувствие, что ребенок мой.
─ Я должна вернуться. Жан-Поль, прошу тебя, позволь мне вернуться.
─ К кому? ─ не сразу понял он.
─ К Николаю в Боровички. Только сначала я хочу навестить тетю в Берлине и рассказать ей все, как есть. Она меня поймет. И наверняка даст хороший совет. Правда, я сама уже все решила.
─ И что ты решила? ─ спросил Жан-Поль упавшим голосом.
─ Я буду хорошей матерью и верной женой. Видно, так мне написано на роду. Ну да, а от своей судьбы еще не удалось уйти никому. ─ Саша взяла с тумбочки расческу и стала приводить в порядок свои прекрасные длинные волосы. ─ Не провожай меня, ладно, Жан-Поль? Потому что это будет очень больно для нас обоих. Лучше расстаться сразу и забыть навсегда про то, что мы когда-то были хорошими друзьями. Да, так будет лучше. Николай был моим первым мужчиной. Знаешь, мне казалось в самом начале, будто я по-настоящему его люблю. Может, я еще заставлю себя полюбить Николая. Ведь наш будущий сын должен вырасти в дружной семье. ─ Она истово перекрестилась и прошептала, возведя к потолку глаза: ─ Господи, помоги мне, грешной, вынести то, что я задумала.
Из-за сильного тумана поезд опоздал на несколько часов и прибыл в Венецию рано утром. Накрапывал мелкий холодный дождь, и от канала веяло ледяной сыростью. И вообще город показался Уварову хмурым и неуютным. Он велел гондольеру ехать на Пьяцца ди Сан Марко, где выпил чашку крепкого кофе с горячими булочками в одном из многочисленных кафе, похожих одно на другое как голуби в стае на площади. Потом снова нанял гондолу, закутавшись в плед, облокотился о спинку скамьи и, прикрыв глаза рукой, погрузился в размышления. У него не было четкого плана поисков Саши. Более того, Уваров уже начинал раскаиваться в том, что, поддавшись сиюминутному порыву, приехал в этот мрачный город некогда роскошных дворцов, которые давно превратились в собственные призраки. Если даже Саша и здесь, во что Уваров, можно сказать, уже не верил, вряд ли ему удастся отыскать ее в этом лабиринте каналов, опоясывающих многочисленные островки суши. Разумеется, можно справиться в отелях, однако ему не известно, под какой фамилией она путешествует.
Гондольер, привыкший возить по городу любознательных туристов, то и дело пытался обратить внимание Уварова на ту либо иную достопримечательность, но тот лишь машинально кивал ему головой, все глубже и глубже погружаясь в черную меланхолию. Наконец, истерзанный своими безрадостными думами, продрогший до костей и совершенно павший духом Уваров велел гондольеру отвезти его в ресторан.
─ Хочу съесть настоящий бифштекс с кровью и выпить хорошего вина, ─ объяснил он ему. ─ Или в этой гнилой яме кормят одними улитками и раками?
─ Что вы, синьор. Наш город славится тем, что здесь можно отведать деликатесов как с европейского, так и азиатского и даже австралийского стола. К примеру в «Баобабе» вас накормят филе кенгуру, вымоченном в лучшем токайском с берегов Дуная. Ну, а в «Лидо», где поваром работает двоюродный дядя жены моего старшего брата, подают бифштексы и отбивные из парного мяса со специями, доставленными из индийского штата Пенджаб. В «Лидо» обычно обедает граф де Флавиньи, а также князь Мещеряков и барон Ротшильд младший. Сюда нередко наведывался сам Рихард Вагнер, и даже оставил свой автограф великий Верди.
─ Так вези же меня быстрее в «Лидо», ─ велел Уваров и плотнее закутался в плед. Гондола плавно покачивалась на волнах, и он задремал под бой курантов на башне собора и доносившуюся откуда-то органную музыку. Открыв внезапно глаза, стал свидетелем трогательной сценки на ступенях широкой лестницы. Молодой человек и девушка в шляпе с густой вуалью стояли и смотрели друг на друга, держась за руки. Вдруг девушка бросилась на шею своему возлюбленному, который стиснул ее в объятьях. Она тут же оттолкнула его и, приподняв подол своего темного платья, направилась к ожидавшей ее гондоле. Молодой человек ринулся было за ней, но она обернулась и что-то сказала ему. Он замер посередине лестницы. Гондольер протянул девушке руку, и в следующее мгновение она оказалась в лодке, которая отчалила от берега. Во всем облике девушки, которая теперь стояла в гондоле и смотрела на оставшегося на берегу молодого человека, Уварову почудилось что-то неуловимо знакомое.
«Это было бы слишком просто и даже неинтересно, если бы вдруг эта девушка оказалась Сашей, ─ мелькнуло где-то на задворках его сознания. ─ Да это и не может быть она. Саша сейчас в Риме или в Париже. Венеция слишком уныла и мрачна для того, чтобы нравиться такой утонченной и темпераментной девушке, как …»
Внезапно девушка в гондоле обернулась, и их глаза встретились на какую-то долю секунды.
─ Саша! ─ воскликнул Уваров во всю мощь легких, вскочил с лавки и, запутавшись в пледе, чуть было не свалился в канал. Когда ему, наконец, удалось подняться на ноги, гондола, в которой он увидел Сашу, уже была метрах в пятнадцати от их лодки, скользя все быстрей по темно зеленой глади канала.
─ Гони за ней! ─ приказал он гондольеру. ─ Да скорей же! Престо, престо! ─ кричал он, мешая русские слова с итальянскими. ─ Экая неповоротливая у тебя посудина! Дай мне весло!
Гондольер смотрел с любопытством на человека, только что сидевшего почти недвижно на лавке и дивился столь внезапной перемене, случившейся с ним. Лицо Уварова стало багрово красным, мокрые волосы ─ шляпа оказалась за бортом, когда он растянулся на дне лодки, ─ залепили глаза, блестевшие как у безумца.
─ Синьор, все будет в порядке, ─ старался успокоить его гондольер, даже не подумав ускорить ритм своих неторопливо размеренных движений. ─ Садитесь на лавку и успокойтесь. Той лодкой управляет мой младший брат. Обычно он возит на вокзал «Санта Лючия» постояльцев отеля «Великобритания». Я думаю, та синьора сядет на курьерский поезд до Милана. Он отходит через пятьдесят пять минут ровно.
─ Я еще должен успеть взять на него билет. Гони же!
Гондольер лишь улыбнулся ему в ответ.
─ Думаю, вам сперва следует выяснить, в каком вагоне едет синьора. Убежден, вам захочется ехать в том же, что и она.
─ Ты прав. Но все равно мы должны догнать их. Какой же ты, право, нерасторопный.
─ В этом месте оживленное движение, и я не имею права превышать скорость. Прошу вас, сядьте, иначе лодка может зачерпнуть воды, и уж тогда мы точно опоздаем к миланскому поезду.
Уваров нехотя повиновался. Он не отрываясь смотрел на гондолу, в которой была Саша, и то и дело в волнении сжимал и разжимал кулаки. Им сейчас владели самые противоречивые чувства, в том числе, разумеется, и ревность. Но среди них преобладало одно: он должен вымолить у нее прощение с тем, чтобы они больше никогда не разлучались. В пылу этих мыслей он совершенно забыл о том, что Саша теперь была замужней женщиной.
Наконец гондола, в которой она плыла, остановилась возле причала. Саша, не оглядываясь, поспешила к зданию вокзала.
Сунув гондольеру деньги, Уваров бросился ей вслед. Им владело страстное желание догнать девушку, заключить в объятья и ни на шаг от себя не отпускать. Однако, поразмыслив, он решил действовать иначе. Войдя в здание вокзала, Уваров отыскал взглядом одинокую фигурку в черном, которая не шла, а почти летела по платформе, на которой стоял миланский поезд. Наконец она остановилась возле вагона первого класса, и кондуктор, взяв у нее из рук сумку, помог ей подняться по лестнице.
Уваров бросился к кассе, возле которой стояло несколько человек. До отхода поезда оставалось двадцать минут, тем не менее он с трудом сдерживал в себе ярость по отношению к стоявшим впереди людям, движения которых казались ему преступно неторопливыми.
Но вот билет оказался у него в руках, и он, зажав его в кулаке, побежал вдоль поезда. Прежде чем войти в купе, которое, как он знал, занимала Саша, он несколько раз стукнул в дверь костяшками сведенных судорогой пальцев.
─ Войдите, ─ сказала она по-французски, и в следующую секунду он уже стоял на коленях возле кресла, в котором она сидела, и попеременно целовал ее холодные безжизненные руки.
─ Простите меня, Бога ради, простите, ─ твердил он. ─ Я так казню себя с тех пор. Я просто не нахожу себе места. Сашенька, родная, я вас очень люблю.
─ Не надо, Максим Всеволодович. ─ По ее щекам текли слезы, которые она не замечала. ─ Я не достойна вашей любви. Я… распутная женщина.
─ Не говорите так. Это я во всем виноват. Ты чиста и невинна, как ангел. Мы с тобой начнем новую жизнь. Сейчас. Сию минуту.
─ Ах, Максим Всеволодович, мы не сможем это сделать. ─ Она хотела коснуться рукой его волос, но вдруг отдернула ее, точно побоявшись обжечься. ─ Ни сейчас, ни потом.
─ Но ведь ты любишь меня. Скажи: ты любишь меня?
Она опустила глаза.
─ Вы пришли слишком поздно, ─ сказала она едва слышно.
─ Нет! Я буду с тобой каждую минуту твоей жизни! Ты столько страдала, моя дорогая девочка. Я заставлю тебя забыть твои страдания. Я буду любить тебя и… ─ Он задохнулся от нахлынувших эмоций. ─ Клянусь тебе!
─ Вы делаете мне больно.
─ Значит, ты любишь меня. Признайся: ты любишь меня?
─ Что теперь проку в моей любви? Ни вы, ни я не в состоянии изменить того, что нам назначено судьбой.
─ Нам назначено судьбой быть вместе. Теперь я знаю это совершенно определенно. Я приехал в Венецию потому, что услышал глас свыше. А, значит, ты и есть моя судьба.
─ Ах, Максим Всеволодович, кабы можно было повернуть время вспять. Хотя бы на три месяца, ─ вырвалось у Саши вместе с тяжким вздохом. ─ Где же вы были тогда, Максим Всеволодович?
─ Писал свой роман. ─ Он поднялся с колен и опустился в кресло напротив. ─ Я свалял самого настоящего дурака, Сашенька. Потому что думал только о себе и своем грехе, совсем забыв про то, что у тебя может быть собственная жизнь. Увы, в моих мечтах ты оставалась все той же девочкой на краю яра, приветствовавшей весь мир своим радостным криком. Я совсем упустил из виду, что ты можешь в кого-то влюбиться. Боже мой, ну как же я мог упустить это из виду?
Он схватился руками за голову и стал раскачиваться из стороны в сторону.
─ Дело вовсе не в этом, Максим Всеволодович. Не скрою, я очень негодовала на вас и даже временами испытывала к вам чувство ненависти. Но сейчас поняла, что это было только потому, что все эти годы я ни на минуту не переставала вас любить.
─ Моя родная, моя… ─ Из его горла вырвались хриплые рыдания. ─ Ах, Боже мой, ну как я мог жить без тебя все эти годы?!
Уваров протянул к Саше обе руки, и она вдруг вся подалась ему навстречу. Но в самую последнюю секунду вцепилась пальцами в крышку разделявшего их столика и прошептала:
─ Нет.
─ Но почему? Ведь ты не любишь своего мужа. Ты не сможешь жить с ним. Я видел его недавно. Он стал настоящим безумцем и…
─ Я должна вернуться к Николаю, ─ решительным тоном сказала Саша.
─ Глупости. Ты зачахнешь, заболеешь от тоски. Он настоящий деспот. А ты должна чувствовать себя свободной, распоряжаться вольно собой и своим талантом. Ты должна…
─ Я должна вернуться к Николаю.
─ Я не позволю тебе совершить эту глупость. Мы наймем самого лучшего адвоката, который займется бракоразводным процессом. Мы уедем с тобой в Неаполь…
─ Мы с тобой уже никуда не уедем. ─ Она смотрела на него глазами, полными любви и печали. ─ Прошу тебя, Максим, оставь меня одну. Немедленно, ─ добавила она чуть слышно.
─ Но я не могу это сделать! Я умру без тебя!
─ Прошу тебя, сделай над собой усилие и живи. Хотя бы в память о том мгновении ослепительного счастья, которое испытали мы с тобой в тот августовский день на реке. Помнишь?
Он кивнул и закрыл глаза.
─ Спасибо, ─ услышал он дрогнувший от слез голос Саши. ─ А теперь прощай.
Пошатываясь, он вышел в коридор. Поезд шел по мосту, соединявшему город с материком, и вокруг была сплошная вода. Уварову показалось, будто наступил конец света. Он испытывал по этому поводу злое и мучительное торжество.
Саша умирала долго и мучительно. Но мальчик, ставший причиной ее смерти, оказался на редкость здоровым и крепким. Николай вызвал Уварова когда у нее началась агония и она никого не узнавала. Он официально отказался от ребенка, ставшего причиной смерти его горячо любимой жены, и ушел в православный монастырь. Максима ─ так назвала ребенка Саша ─ усыновила чета Истоминых. Первое время Уваров навещал мальчика, который к нему очень привязался. Потом Уваров женился на молодой актрисе и стал напоминать о себе все реже. Да и публика о нем скоро забыла. И только Вера Густавовна продолжала считать его великим драматургом, о чем твердила без устали домашней прислуге и навещавшему ее два-три раза в неделю профессору психиатрии Вольскому, приходившемуся двоюродным братом Владимиру Владимировичу.
Жан-Поль узнал о смерти Саши от Екатерины Густавовны, к которой явился в женском платье и представился подругой Саши по консерватории. Он выдержал свою роль до конца, выслушав многословный и скорбный рассказ о последних месяцах и днях Сашиной жизни. Когда кормилица внесла маленького Максима, расплакался, вызвав симпатию Екатерины Густавовны. Вскоре Жан-Поль отбыл в Америку. Пароход был застигнут штормом где-то между двумя континентами, и нескольких человек смыло за борт волной. Среди них был и Жан-Поль Вердье.
Вот и все.
