Вера Густавовна пожалела, что не взяла своей пеньюар и ночное белье от Шарпантье, ибо она рассчитывала, что они с Уваровым поедут в отдельном купе спального вагона, и уже с замиранием сердца предвкушала это путешествие с мужчиной, превратившимся за те два года, что они не виделись, в настоящего отшельника и дикаря. Этого нового Уварова Вера Густавовна хотела еще больше. Она просто умирала от желание отдать ему на растерзание свое тело.

      Уваров провел ее в отдельное купе спального вагона, велел носильщику положить на предназначавшееся для него место свои баулы и перевязанный крест-накрест белой веревкой деревянный ящик с незавершенной рукописью. Сказал, едва заметно к ней наклонившись:

      ─  Я буду в соседнем вагоне. Желаю вам приятного путешествия.

     Она плакала под безразличный стук колес. От постельного белья пахло сиренью, и она, втягивая глубоко в себя этот запах, все больше проникалась ненавистью к собственной дочери, отнявшей у нее этого сильного духом и телом красавца.

​

 

 

 

      ─  Славная ты моя, ну, куда же я тебя отпущу, сама посуди? Нету у тебя в нашем городе ни кола, ни двора, ни даже приятеля, если не считать этого прохвоста Жан-Поля. Вон я тебе свою юбку ушила. Она совсем новая ─ всего один раз в стирке побывала. Ты стройненькая, как молодой тополечек. ─ Франсуаза не спускала восхищенного взгляда с Саши, купавшейся в большой лохани возле печи на кухне. ─ В нашем городе страшно ходить одной, особенно если ты такая красивенькая и совсем беззащитная. Чего доброго, утянут на корабль, натешатся вволю, а там завезут куда подальше и продадут какому-нибудь турецкому паше или персидскому шейху в гарем. Нет, моя красавица, поживи-ка ты лучше у меня, а там оно видно будет. ─ Франсуаза протянула руку и коснулась упругой груди Саши. Та вздрогнула, стыдливо закрылась мочалкой. ─   Ну, ну, больше не буду. А то еще, чего доброго, подумаешь, будто толстушка Франсуаза девочками балуется. Пробовала я это дело по молодости лет, да только мой распрекрасный муженек за него дал мне такой трепки, что навеки вечные отбил охоту. А потому я не советую тебе бояться толстуху Франсуазу. ─ Женщина набрала в ковш теплой воды из ведра и стала поливать Саше на голову. ─ Проживем как-нибудь, а там, глядишь, моя  бабка окочурится, и мне перепадет что-нибудь из ее наследства. Ты говоришь, что умеешь петь? ─ Франсуаза на несколько секунд задумалась. ─  А что если мне свести тебя к мсье Тревору, у которого мой братец Жерар привратником служит? У этого господина свой театр, где пляшут, поют и только что на голове не ходят, как в цирке. Может, он сумеет подыскать для тебя местечко? Что ты молчишь, словно в рот воды набрала? Разве я не дело говорю?

      ─  Я хочу петь в опере, тетушка Франсуаза. Я для этого училась в консерватории.

      ─  В опере, говоришь? Ну, тогда придется отвести тебя к мсье Бурнонвилю, учителю музыки. У него моя двоюродная тетка служит в экономках. Говорят, когда-то он с самой Патти выступал. Может, слышала про такую певицу?

      ─  Конечно. Ах, познакомьте меня, пожалуйста, с этим мсье Бурнонвилем. И поскорей, ─ умоляла Саша.

     ─  Какая же ты прыткая. Моя красавица. ─ Франсуаза набросила на спину Саши чистое полотенце. ─ Ты сперва расскажи толстухе Франсуазе, кто ты и откуда. Вижу по твоей наружности, а особенно по телу, что ты избалованная и изнеженная птичка. Небось, в холе да неге возросла. Только давай без вранья. Толстуха Франсуаза всегда это дело чует. Ну же, начинай, а я покуда кофе сварю и сухариков подсушу. Добрые люди позавтракали давно и уже отобедать готовятся, а мы с тобой все никак не сядем за стол.

     ─  Я сбежала с Жан-Полем от мужа, ─ сказала Саша, растираясь полотенцем. ─ Если он меня найдет, наверняка застрелит либо шашкой зарубит. А потому мне на самом деле некуда идти, ─ тихо добавила она.

      ─  Постой, постой, а где же твои родители? Уж не они ли отдали тебя силой за немилого?

      ─  Мои родители  не виноваты. Я во всем виновата. Фон Брюгге оказался прав, когда сказал, что я распутница.

     ─  Ну, это ты брось. Мужчины всегда готовы обозвать дурным словом женщину, а уж тем более красивую. Если же  им не по зубам этот лакомый кусочек, они нарочно его в грязи обваляют, чтоб у других аппетит отбить. Говоришь, от мужа сбежала? ─ Франсуаза налила в кружку дымящийся кофе и протянула Саше, которая успела надеть хламиду, изображавшую халат и сесть за стол. ─ А детки? У вас были детки?

      ─  Не было. Я с ним и двух месяцев не прожила. Ах, тетушка Франсуаза, я в своей жизни таких глупостей натворила! Знали бы вы только.

      ─  А кто их не делает, моя славная? Вон, возьми сливки в кувшинчике. Да ты не стесняйся, побольше лей. Ты такая худая и слабосильная, что даже не можешь поднять ведро с водой. ─ Франсуаза жалостливо покачала головой. ─ Давай, дальше рассказывай. Ты на самом деле влюблена в Жан-Поля? Если так, я его тебе уступаю. В Марселе полным-полно мальчишек, которые с готовностью женятся на вдовушке с кошельком, набитым франками. ─ Она вздохнула. ─ Правда, он парень нежный и очень ласковый. Ну, да все равно бери. Про толстуху Франсуазу еще никто не сказал, что она скареда.

      ─  Я люблю другого, ─ прошептала Саша, опустив глаза в чашку с кофе.

     ─  А он? Он-то что? Неужели этот глупец не любит тебя, моя славная? Познакомь меня с ним непременно.  Уж я втолкую ему, кто он есть на самом деле, если воротит рожу от такой красивой и славной девушки. Неужели этот олух взаправду тебя не любит?

     Франсуаза проворно встала и подбросила в топку печи несколько поленьев. За окном моросил холодный дождь и завывал ветер.

    ─  Я теперь сама запуталась. Мне казалось раньше, что любовь предполагает в первую очередь верность тому, кого любишь. Даже если тебя обманул возлюбленный, ты не должна платить ему той же монетой. Он меня обманул, тетушка Франсуаза. И я ему за это отомстила. А теперь часто думаю: зачем я это сделала? Лучше бы тогда, в лесу, Николай убил меня из своего пистолета.

      Она вздохнула горестно и безнадежно.

     ─  Вот ты какая, славная моя. ─ Франсуаза погладила Сашу по голове. ─ Непросто тебе придется в этой жизни, ой не просто. Потому как встретить верного мужчину так же трудно, как женатого монаха. Так еще моя покойная матушка говаривала. Ну, да ладно, может, у вас наладится еще. Если, конечно, друг дружке снисхождение окажете. А теперь давай подумаем серьезно, как нам с тобой поступить, моя краса. Слыхала я от кого-то, что у этого Бурнонвиля есть в опере знакомый капельмейстер. Может, он уговорит его, чтоб ты ему спела, а? Ну да, для этого нужно подходящее платье. ─ Франсуаза задумалась. ─ Попросим у Сюзанны, моей младшей сестренки. Она модисткой работает и обшивает всяких модниц. Небось, одолжит на денек что-нибудь пышное да богатое.  ─ Франсуаза схватила с вешалки в углу плед и, завернувшись им по самые глаза, сказала: ─ Пойду-ка я сначала проведаю тетушку Николь. Давненько мы с ней не пили чай со сливовым вареньем.

​

​

     

 

       ─  Если вам нравится эта девушка, мсье, почему вы не хотите, чтобы она пела Эвридику? Вы сами только что сказали, что у нее необыкновенный талант.  ─ Франсуаза ни капли не тушевалась перед маэстро Превером, капельмейстером оперного театра.  Напротив, вид у нее был такой, будто бы маэстро Превер обязан ей чем-то, и она пришла лишь за  тем, чтобы получить причитавшееся.

     ─  Эвридику должна петь мадам Монтаньи. Она ангажирована нами на пять спектаклей, ─ пояснил Превер, то и дело бросая на Сашу откровенно восхищенные взгляды.

      ─  Это та жирная корова, которая блеет как маленькая овечка, и на галерке ее можно услышать только со слуховой трубой? ─ осведомилась Франсуаза.

      ─  Мадам Монтаньи последнее время не в голосе. Но я надеюсь, что послезавтра все будет в полном порядке.

      ─  Послушайте, маэстро Превер, вы сами прекрасно знаете, да и мсье Бурнонвиль вам подтвердит, что мадам Монтаньи на следующем спектакле будет петь еще хуже, чем пела третьего дня. Вас освищут вместе с нею, а ваш театр будет гореть синим пламенем, ─ не унималась Франсуаза.

    ─  Увы, сударыня, но я ничего не могу поделать. ─ Превер с сожалением пожал плечами. ─ Наш мэр, господин Девер, весьма благосклонен к мадам Монтаньи. А он, как вам должно быть известно, большой меломан. Так вот, мэр  будет весьма раздосадован, если на следующем спектакле Эвридику будет петь не мадам Монтаньи, а молоденькая дебютантка, будь у нее даже голос самой Аделины Патти.

      ─  Ах, маэстро, но вы же собирались дать благотворительный спектакль в пользу приюта Святого Мартина, ─ вмешался в разговор до сей поры молчавший Бурнонвиль. ─ И, сдается мне, мадам Монтаньи категорически отказалась в нем участвовать. Быть может, стоит подумать над тем, чтоб ввести в него эту девушку с ангельским личиком и таким же чистым голосом?

      ─  Из этой затеи вряд ли что-то получится, уважаемый мсье Бурнонвиль, ─  сказал Превер с сожалением в голосе. ─ У этой девушки есть талант, но у нее нет имени. А наши знатные вельможи вряд ли захотят платить деньги за билеты на спектакль, в котором главную партию поет никому не известная певица. Мне очень жаль, мсье Бурнонвиль, ибо ваша протеже на самом деле обладает большим талантом.

     ─   Вы пожалеет об этом, маэстро, ─ заявила Франсуаза голосом, в котором чувствовалась угроза. ─ В нашем славном городе наверняка найдутся истинные ценители бельканто. А уж они не позволят, чтобы эта жирная корова Монтаньи пела молодую красавицу, ради которой Орфей спускается в Преисподнюю. Сдается мне, вашей мадам Монтаньи там самое место. Она там и окажется, вот посмотрите. Пошли, моя крошка. ─ Франсуаза решительно взяла Сашу за руку. ─ Некогда в нашем городе ценили истинное искусство, и даже сам Фредерик Шопен назвал марсельцев музыкальной и отзывчивой публикой. Что ж, похоже, времена изменились в худшую сторону.

      Франсуаза направилась к выходу, увлекая за собой Сашу.

      ─  Минуточку, мадам. Мадемуазель, ─ обратился он к Саше. ─ Вам известна партия сопрано в «Реквиеме» Моцарта?

     ─  Я проходила ее с профессором Брюгге и пела на концерте в консерватории. Правда, мне придется освежить в памяти кое-какие места, но, надеюсь, мне хватит для этого двух дней.

     ─  В таком случае попрошу вас остаться. Я сейчас позову Пигаля, концертмейстера нашей оперы, и попрошу его пройти с вами всю партитуру. На следующей неделе маркиз де Молль устраивает в своем замке день памяти своей любимой дочери, покончившей с собой из-за неразделенной любви. Он хочет, чтоб мы исполнили отрывки из «Реквиема» и обещает щедро заплатить за выступление. Дорогая мадемуазель, если вы изволите дать свое согласие, я с удовольствием возьму вас на эту партию.

      ─  Я согласна, маэстро Превер! ─ Саша вспыхнула от счастья. ─ Тем более, что я боготворю Моцарта.

      ─  А этот Пигаль, с которым моя крошка будет заниматься, не станет донимать ее своими ухаживаниями? ─ осведомилась Франсуаза. ─ Мне рассказывала моя старшая кузина, которая когда-то пела в вашем хоре, что в театре нравы еще почище, чем в борделе. Если этот мсье Пигаль только позволит себе прикоснуться к моей девочке, он будет иметь дело со мной. А уж я ему задам.

    ─  Не сомневаюсь, мадам. Но мсье Пигаль весьма почтенный пожилой человек, отец большого семейства. ─ Превер улыбнулся. ─ Уверяю вас, вашей родственнице ничего не угрожает.

       ─  Я буду ждать тебя на скамейке возле фонтана, ─ сказала Франсуаза Саше. ─  Наш город кишит всякими мерзавцами, и я не пущу тебя одну.

       ─  Но занятия займут несколько часов, тетушка Франсуаза.

     ─  Ну и что. Подышу воздухом и поболтаю с Симоной, которая торгует солеными орешками на площади. Мы с ней уже целый месяц не виделись, а то и больше. Заодно расспрошу ее про Жан-Поля. Что-то не верится мне, чтобы он мог отказаться от тебя с такой легкостью, моя сладкая. Жан-Поль, насколько мне известно, продувная бестия, и мы еще непременно услышим о нем.

    С этими словами Франсуаза скрылась за дверью, напоследок измерив маэстро Превера весьма многозначительным взглядом.

      Мсье Пигаль оказался замечательным музыкантом, и они с Сашей быстро нашли общий язык. Она наслаждалась музыкой, забыв про беды минувших дней. Ей казалось, мир снова засверкал перед нею всеми своими яркими красками.

   ─  Довольно, ─ сказал Пигаль и закрыл крышку фортепьяно. ─ Вы превосходно знаете партию. Что касается ваших вокальных данных, то любая похвала бессильна передать красоту и подвижность вашего голоса. Вы должны петь на большой сцене, мадемуазель. Грех скрывать такой талант от  широкой публики. Да, вы еще молоды, и тем не менее заслуживаете быть известной и даже знаменитой. Позвольте задать вам нескромный вопрос, мадемуазель.

      ─  Да, маэстро.

      ─  Вы замужем?

      ─  Да, ─ прошептала Саша и опустила глаза.

      ─  Тогда мне все понятно. Муж ревнует вас к сцене и хотел бы посадить в клетку. Угадал?

      ─  Я сбежала от него.

    ─  Понимаю, в вашем возрасте невозможно прожить без любовных увлечений и всяких приключений в этом духе. Но искусство должно занимать в вашей жизни главенствующее место, в противном случае вы останетесь всего лишь талантливой дилетанткой. Моя дорогая, советую вам как можно скорей сделать свой выбор.

      ─  Я его уже сделала. Я буду петь. И мне никто не сумеет помешать, ─ решительно сказала Саша.

​

​

 

 

       Жан─Поль сидел на подоконнике в Сашиной комнате и весело ей улыбался.

      Она смотрела на него с испугом, смешанным с радостью. Если честно, она скучала по Жан-Полю. Правда, она поняла это только сейчас, когда увидела его.

      ─  Сегодня ты была так соблазнительна. Ты настоящая богиня, и я схожу по тебе с ума еще больше, чем раньше.

      Жан-Поль сталь снимать сюртук, явно вознамерившись залезть в кровать к Саше.

      ─  Ты что собираешься делать? ─ осведомилась она не без любопытства.

      ─  Заняться с тобой любовью. Или ты против этого?

      ─  А ты не боишься Франсуазы? Она может войти ко мне в любую минуту.

     ─  Не может. ─ Жан-Поль хитро улыбнулся. ─ Толстушка спит себе сладко-сладко, задрав к потолку свой длинный нос. ─ Жан-Поль быстро шмыгнул под одеяло к Саше. ─ Я скормил ей целых два порошка, которые выменял у знахарки, что живет возле доков, за пару почти новых штиблет. ─ Жан-Поль крепко обнял Сашу и собрался  запечатлеть на ее губах поцелуй, но она успела отвернуться. ─ В чем дело? Разве ты не скучала  по мне? ─ удивился он.

      ─  Ты обманщик. Подлый и гнусный обманщик. Когда мы с тобой жили вместе, ты захаживал к Франсуазе каждый вечер, и вы с ней занимались любовью. А я в это время сидела одна и очень скучала.

    ─  Моя прелесть, я делал это вовсе не потому, что Франсуаза нравится мне. Понимаешь, в ту пору я был на мели, а толстушка должна была вот-вот разбогатеть. К тому же она щедро снабжала меня домашним вином, которое, как ты помнишь, мы с тобой с удовольствием попивали. Ну же, подставь мне свои губки, из которых сегодня вечером вылетали такие очаровательные звуки.

      ─  Нет. ─ Саша отодвинулась к стене. ─ Я презираю обманщиков. Ты клялся, что любишь меня больше всех на свете, а сам  развлекался с Франсуазой.

     ─  Но я на самом деле люблю тебя больше всех на свете. Иначе бы ни за что не пришел к тебе сегодня. Сама понимаешь, как рискованно разгуливать ночами по городу, где у тебя столько недоброжелателей. ─ Не сердись на меня, любимая. Я нынче при деньгах, и мы с тобой можем начать новую жизнь.

      ─  Ты продолжаешь играть в карты?

    ─ Ну да. С тех пор, как небезызвестный тебе граф Александр Пушкин оказал мне дружескую поддержку за карточным столом, мне стало по крупному везти. Те лилии, которые тебе поднесли сегодня, стоили всего нескольких часов напряженной работы ума и ловкости рук в таверне «Три дельфина». В «Русалку и якорь» я больше не хожу. Потому что там собираются одни шулеры.

      ─  Значит, это были твои цветы.

      У Саши вырвался непроизвольный вздох.

     ─  И записка тоже. «Я вас люблю», ─ написал я в ней от самого чистого сердца. Почему же ты не хочешь, чтобы я сейчас доказал эту любовь на деле?

      Жан-Поль снова попытался привлечь Сашу к себе.

      ─  Я хочу, чтобы ты относился к любви серьезно, Жан-Поль, ─ сказала Саша, отстраняясь от него уже не так решительно. ─ Любовь ─ это не игра и не шутка. Она приходит к нам на всю жизнь.

      ─  Я знаю, что буду любить тебя всю жизнь. ─ Жан-Поль нежно ласкал Сашино плечо. ─ Я понял это еще в Берлине, когда шел следом за тобой по улице. Мне казалось, будто ты окружена ореолом волшебного сияния. Я спас тебя от глупца-мужа. Ты не можешь представить себе, как я ревновал тебя к нему. Ах, любимая, Ну почему ты не можешь разделить со мной ласку?

     ─  А дальше что? Мы с тобой никогда не сможем быть счастливыми. А я хочу быть счастливой, Жан-Поль. Я очень хочу быть счастливой. Понимаешь?

     ─  Зачем думать о каком-то дальше? У меня карманы трещат от денег, а ты думаешь о том, что будет дальше. Хорошо, я скажу тебе, что будет дальше: мы с тобой поедем в Венецию, поселимся в самом роскошном отеле. Я накуплю тебе красивых платьев, мы будем кататься в гондолах, обедать в дорогих ресторанах, заниматься любовью…

     ─  Нет, Жан-Поль. Я хочу петь. Одной любви мне мало. Согласись, тебе ведь тоже мало одной любви, чтобы чувствовать себя счастливым, правда?

     ─  Может, ты и права, моя любовь. ─ Изловчившись, Жан-Поль запечатлел на губах Саши поцелуй. Она не оттолкнула его на этот раз. ─ Ты обязательно будешь петь, ─ сказал он, нехотя отрываясь от ее губ. ─ И не где-нибудь, а в театре «Ля Фениче» в Венеции. Когда-то я был знаком с одним итальянским певцом, который виртуозно играл в кости. Я продул ему свои золотые часы ─ их я выиграл у русского купца. Помнится, этот тип поет как раз в «Ля Фениче». Он наверняка захочет составить тебе протекцию. Почему ты вдруг погрустнела, моя красавица? Неужели ты мне совсем не рада?

      ─  Сама не знаю. Дело в том, что раньше я представляла себе любовь совсем другой.

   ─  Господи, но ведь и я раньше думал, что обязательно женюсь, обзаведусь детками, посажу виноградники, а по воскресеньям буду ходить на мессу со всей семьей. Но Бог распорядился иначе. Теперь же я думаю, что так оно даже лучше. Ведь если бы я женился на девушке, которую сватала для меня моя матушка, я бы не встретил тебя, моя любимая.

    Саша разрыдалась у Жан-Поля на груди, и он долго и заботливо утешал ее. Наконец, в окне забрезжил жидкий зимний рассвет, и Жан-Поль сказал, целуя ее волосы:

     ─  Нам пора. А то, чего доброго, эта толстушка проснется спозаранку и устроит настоящий бедлам. Давай я помогу тебе одеться. У тебя сохранился костюм нашего дорогого графа Александра? Если да, то в данный момент он будет нам как нельзя кстати.

      ─  А как же Франсуаза? Она отнеслась ко мне с такой сердечной добротой. Это благодаря ей я пела вчера вечером в замке у маркиза. Мне очень жаль покидать Франсуазу, не попрощавшись с ней.

     ─  Толстуха быстро утешится, не волнуйся. Дело в том, что я прислал ей целый ящик дорогого портвейна. Уж кто-кто, а Жан-Поль умеет быть благодарным. Как я и  предполагал, она начала с той самой бутылки, в которую я насыпал сонный порошок. ─ Он весело рассмеялся. ─  Ну да, на этикетке нарисован мужчина в набедренной повязке, под которая наша общая подруга наверняка углядела знакомые очертания своего вожделенного предмета. ─ Жан-Поль ласково потрепал Сашу по щеке. ─ Итак, любимая, в путь. Нас с тобой ждут веселые и приятные приключения.

​

​

 

 

        Долго не отворяли ворота. Начало смеркаться. В одном окне засветили огонь. Дом казался неприступной крепостью.

      ─  Вероятно, они куда-нибудь уехали, ─ предположила Вера Густавовна, зябко кутаясь в свою отороченную собольим мехом шубу. ─ Мне кажется, Саша не из тех, кто захочет провести  зиму в деревне, да еще в таком мрачном доме. Но почему слуги не хотят открыть нам ворота? Может, вы поговорите с привратником, Макс?

      Уваров недовольно поморщился. Ему действовало на нервы, когда Вера Густавовна называла его Максом. И вообще последнее время эта женщина распоряжалась им так, словно он снова стал ее любовником. Ему хотелось поставить ее на место, но не позволяло воспитание. А потому он терпеливо сносил ее капризы, кое-какие из них даже исполнял.

    Уваров открыл дверцу экипажа и, спрыгнув на снег, осведомился у привратника, краснолицего от мороза мужика в валенках и овчинном полушубке:

      ─  Господа дома?

    Тот утвердительно кивнул головой, однако не проявил ни малейшего намерения открыть массивные ворота из кованого железа и пустить во владения замка усталых замерзших  путников.

      ─  Я привез мать госпожи Ляпуновой. Вели немедленно отворить ворота, ─ решительным тоном заявил Уваров.

      ─  Пан не велел никого принимать. ─ Привратник громко топал по снегу ногами ─ на улице стоял трескучий мороз.

      ─  Ты хочешь, чтобы мы взяли этот чертов замок штурмом? Немедленно отворяй ворота, не то я  буду стрелять по окнам.

      Уваров вытащил из-за пазухи свой дорожный револьвер и угрожающе щелкнул предохранителем.

      ─  Пан болеют. Я сейчас позову управляющего, ─ сказал привратник.

      ─ Сначала отвори ворота. ─ Уваров направил дуло револьвера на мужика. ─ Ну же, пошевеливайся.

     Когда экипаж остановился возле парадного крыльца, Уваров обратил внимание на мелькание огней в комнатах в правом крыле замка. Создавалось впечатление, будто кто-то быстро ходит взад-вперед анфиладой, держа в руках  лампу. Он подумал, что это могла быть Саша. От одной мысли о ней у него больно и сладко заныло сердце.

     Лакей в овчине до самых пят помог Вере Густавовне выбраться из экипажа. В большой нижней зале было холодно и пахло нежилой сыростью. Уваров вдруг услышал, как где-то в глубине замка громко хлопнула дверь.

    ─  Однако же кто-то должен нас принять, ─ нарочито громко сказал он. ─ Александра Владимировна, прибыла ваша матушка. Извольте  встретить ее.

      На последнем слове у него от волнения сорвался голос, и он закашлялся, чтобы скрыть его.

      ─  Ах, Макс, велите растопить камин, ─ капризным тоном сказала Вера Густавовна. ─ Здесь холодно как в преисподней.

     «Ее здесь нет, ─ вдруг дошло до Уварова. ─ Не может быть, чтобы при Саше дом был таким неуютным и холодным. Но где она?..»

      Лакей в длинной овчине принес канделябр с тремя толстыми свечами.

      ─  Пожалуйте в залу.

     Он повел гостей длинной галереей, по стенам которой висели портреты в тяжелых рамах. Здесь тоже пахло сыростью, и было холодно как в склепе.

      Наконец он отворил высокую двустворчатую дверь и, пропустив в нее Веру Густавовну и Уварова, сказал:

      ─  Я привел ваших гостей, пан Николай.

      Он поставил канделябр на стол, поклонился и вышел.

     Уваров огляделся по сторонам. Зала была довольно просторной. За массивной тяжелой решеткой в углу тлел камин. Возле него лежала большая лохматая собака. При появлении гостей она подняла голову и глухо зарычала.

    ─  Перестань, Калмык, ─ услышал Уваров хриплый голос и посмотрел в ту сторону, откуда он доносился. Метрах в двух слева от камина стоял узкий диван без спинок, на котором лежал человек в атласном стеганом халате и меховых унтах. Он повернул голову, разглядывая вошедших, и Уваров узнал в нем Николая Ляпунова, хотя за минувшие два с половиной года наружность этого человека здорово изменилась.

  ─  Имею честь представить вам Веру Густавовну Олесову, матушку вашей супруги, достопочтенной Александры Владимировны, ─ заговорил Уваров, стараясь всеми силами подавить в себе волнение.

      ─  Поздно приехали, Максим Всеволодович. Ваша птичка упорхнула. Фьюить ─ и нету. И остался я один-одинешенек.

      Николай спустил с дивана ноги и вдруг зарыдал, уронив в ладони лицо.

    ─  Позвольте, как это так? ─ изумилась Вера Густавовна. ─ Нет уж, расскажите-ка нам все, как есть. Куда вы дели мою Сашеньку?

      ─  Нету ее. И не мил мне без нее белый свет. Не мил.

     ─  То есть, как это ─ нету? ─ Уваров одним прыжком очутился возле Николая, схватил его за плечи и крепко встряхнул. ─ Что ты сделал с Сашей, подлец? Отвечай!

   ─  Вам она тоже не достанется, Максим Всеволодович, хоть вы и желаете этого больше всего на свете. Как и тому французику. Пускай он сейчас с нею тешится. Пробьет час, и Саша все равно будет моей. Наши души сольются воедино в вечном небесном экстазе.

      Он снова зарыдал, спрятав лицо в ладонях.

      ─  Позвольте, уж не хотите ли вы сказать, что Саша бросила вас и сошлась с каким-то французом? ─ допытывался Уваров, тормоша Николая за плечо. ─ И как давно это случилось?

     ─  Да, это был он, я теперь наверняка уверен в этом. Он похитил Сашу и сделал своей наложницей. Саша не собиралась бросать меня. Мы с ней друг друга любили. Мы очень друг друга любили, ─ бормотал Николая, не отнимая ладоней от лица. ─ Мы принадлежали друг другу и днем, и ночью. Она отдавалась мне с такой страстью… ─ Он рыдал безутешно как маленький ребенок. ─ После Рождества мы собирались уехать в Варшаву. Но Саша обманула меня. Она поступила со мной очень плохо, и Господь накажет ее за это. Непременно накажет.

      ─  Куда она уехала? ─ пытался добиться Уваров.

     ─  Куда бы она ни уехала, ее везде настигнет справедливое возмездие, ибо Саша мне жена перед Господом Богом. Мы с ней поклялись жить в мире и согласии до самой смерти. И Бог нас соединил. А что соединил Бог, не разрушит человек. Не бывать ей счастливой. Она разбила мне сердце. Сашенька, дорогая. Как ты могла это сделать?..

      Его плач перешел в настоящую истерику, и Уварову пришлось оставить Николая в покое.

     ─  Этот человек не в себе, ─ сказал он Вере Густавовне. ─ Вряд ли нам удастся добиться от него вразумительного рассказа. Вероятно, придется поговорить со слугами. Прошу вас, присядьте в кресло возле камина, а я велю лакею принести вам пуншу и что-нибудь поесть.

      ─  Я боюсь его, Макс.  Умоляю, не покидайте меня, -  прошептала Вера Густавовна.

      ─  Этот человек не опасен.

     Уваров решительным шагом направился к двери, по пути вынув из канделябра на столе свечу. Выйдя в коридор, огляделся по сторонам и направился в сторону двери, из-под которой пробивался тусклый свет.

      Он постучал в нее. Она отворилась сразу, словно за нею стоял кто-то, ожидавший его стука. Он увидел на пороге молодую женщину в темной юбке с оборками и вышитой крестиком белой кофточке с отложным воротником.

    ─  Вы хорошо знали пани Ляпунову? ─ спросил Уваров, вежливо поздоровавшись с женщиной, которая посторонилась, пропуская его к себе в комнату. ─ Мы с ее матерью приехали повидать Сашу, преодолев несколько сотен верст по морозу и бездорожью. Хозяин же, судя по всему, тяжело болен и не в состоянии рассказать нам внятно о том, что здесь произошло.

      ─  Присаживайтесь, пан. ─ Женщина придвинула Уварову стул. ─ Я была горничной пани Александры. Это я одевала ее в тот злополучный вечер, когда она сбежала с маскарада, который давали в своем замке Ясиньские, с какой-то, судя по ее наряду, знатной дамой. Это случилось в ночь Рождества Господа нашего Иисуса Христа. Пани Александра изображала из себя Флору, королеву цветов. Ах, она была так прекрасна в этом наряде, и я попервах боялась, что наш пан велит ей остаться дома. Я очень этого боялась. Понимаете, пан Николай ревновал пани ко всем, даже к слугам. Но в тот вечер он, кажется, был в хорошем настроении. Они уехали из дома около девяти часов вечера. Пани Александра взяла с собой меня. Она боялась, что живые цветы, которые были приколоты к ее платью, могут завянуть от мороза. Я прихватила с собой целую корзинку свежих цветов. Их в нашем замке всегда была настоящая пропасть. Пан приказал нашему кучеру Янеку ездить за ними во Вроцлав. К тому времени, как просыпалась пани Александра, в гостиной уже стояла корзина свежих роз или лилий. Мы закутали цветы старым ватным одеялом, чтобы они не замерзли в дороге.

      У женщины было спокойное открытое лицо, и Уваров невольно проникся к ней симпатией. Интуиция подсказывала ему, что она говорить правду.

      ─ А как себя чувствовала в тот вечер пани Александра? ─ спросил он.

      Ядвига ненадолго задумалась.

      ─  Если не секрет, сударь, хотела бы я знать, кем вы приходитесь нашей пани?

      Она смотрела на Уварова с нескрываемым любопытством.

      ─  Я старый друг их семейства. В особенности пани Александры. Она когда-то мне очень доверяла.

      Он вздохнул и отвернулся.

      Глаза Ядвиги задорно блеснули.

     ─  Если не ошибаюсь, вы имеете какой-то интерес к нашей пани. В противном случае, вы бы не стали ехать за полторы тысячи верст по такому морозу и снегу. Вот что я скажу вам, сударь: пани Александра обнаружила в тот вечер, что ждет наследничка. По крайней мере, были некоторые признаки, которые определенно на это указывали, и я посоветовала ей обратиться к доктору Марцевичу. Но пани и слышать об этом не хотела.

      ─  Неужели Саша ждет ребенка? ─ вырвалось невольно у Уварова. ─ Нет, этого быть не может.

     ─  Почему же, сударь? Очень даже может. Они ведь с нашим паном всегда спали в одной постели, другой раз и днем этим делом баловались. ─ Ядвига понимающе улыбнулась. ─ Ну да, оба молодые, горячие. Я по себе знаю: бывает, так потянет этим делом заняться, что нету мочи терпеть. Да и к чему терпеть, коли они законные муж и жена? Если у пани родится ребеночек, то и замок, и поместье перейдут к ним в вечное пользование. А то они, сердешные, живут здесь покуда на птичьих правах.

      ─  А Саша хотела, чтобы у нее родился ребенок? ─ спросил Уваров каким-то незнакомым самому себе голосом.

      ─  Она еще такая молоденькая, ваша Саша. ─ Ядвига сверлила Уварова своими хитрющими глазами. ─ Да разве девушка в таком возрасте может знать, чего ей хочется, а чего не хочется? Думаю, если у нашей пани родится ребеночек, она будет его крепко любить. А там мало ли что может другой раз вырваться? Я-то знаю: у нашей пани доброе сердечко.

      ─  Вы видели ту даму, с которой уехала пани Александра? ─ допытывался Уваров.

      ─  Не могла я ее видеть, потому как в людской была, а господа туда если и заходят, то редко. Но мне рассказывал Збигнев,  садовник пана Ясиньского, будто санки той дамы подкатили не к парадному подъезду, а к тому месту, где фонтанчик и скульптуры стоят. Сама дама вылезла из них возле парадного входа, и хозяйка Водзинок, пани Кристина, провела ее в оранжерею, даже не представив никому из гостей. Ну, а когда пани Александра и пан Николай разделись и привели себя в порядок, пани Александра попросила мою госпожу пройти в оранжерею.

      ─ И кто была эта дама? ─ спросил Уваров, приблизив к Ядвиге свое пылавшее от возбуждения лицо.

    ─  То была не дама, а переодетый мужчина. ─ Ядвига весело рассмеялась. ─ Я ее не видела, но ее видела Беата. Если хотите, можете поговорить с ней. Она живет у Залесских в Служиках. Это отсюда версты две, не больше. Беата утверждает, что, как только увидела ту даму, сразу же смекнула, что это переодетый мужчина. Сказывает, рост у нее для женщины слишком большой, да и голову держит не так, как женщины. Ну да, мы ее высоко поднимаем и под ноги себе не смотрим, а все куда-то вдаль. Ну, а мужчины, те обычно часто смотрят себе под ноги. Беата говорит, та дама в шляпе с перьями почти все время себе под ноги глядела. То ли с каблуков боялась свалиться, то ли не хотела показать свое лицо и держала его в тени от шляпы. То был мужчина, сударь, я вам точно говорю.

      ─  И что, от пани Александры не было никаких известий?

     ─  Не было, сударь. Хотя с той поры уже почти два месяца минуло. Может, то был тот самый человек, по которому пани другой раз украдкой вздыхала? Знаете, сударь, я не хочу сказать ничего дурного про нашего хозяина, да только не пара он пани Александре. Ему бы все больше хозяйством заниматься, конюшнями, а она развлечения любит, а еще музыку. Другой раз как сядет за фортепьяно, так и не встает часа два, а то и все три. А играла-то как ─ заслушаешься. Потом вдруг оборвет мелодию, положит головку  себе на руки и вздохнет горько-горько. Из чего я решила, что наша пани в кого-то влюблена. Не в хозяина, разумеется. Чего бы ей по нему вздыхать, когда он с ней рядом каждый Божий день? ─ Ядвига загадочно улыбнулась. ─ Дай Бог ей счастья, нашей пани Александре. Вот только жалко мне, что у пана не будет наследничка. Ведь коли наш замок перейдет монастырю, нам всем тут туго придется. ─ Женщина вздохнула. ─ Говорят, настоятель строгий человек и вообще аскет настоящий, хоть из себя молодой и красивый до невозможности. ─ Ядвига снова вздохнула. ─ Что ж, как говорила моя мама, на все воля Божья.

      И она осенила себя широким крестом.

    ─  А ты не знаешь случайно, куда могла поехать пани Александра? Быть может, она говорила с тобой о каких-нибудь местах, которые ей хочется посетить?

      ─  Ей в Неаполь хотелось. Но только она говорила, что поедет туда одна. Скажите на милость, что делать такой молодой и красивой женщине, как пани Александра, одной в Неаполе, где по улицам бродят эти черные и вечно жадные до плотских утех итальянцы? Нечего ей там делать, вот что я вам скажу.

       ─  В таком случае, где же она может быть сейчас? ─ растерянно вопрошал самого себя Уваров.

    ─  Только не в Неаполе, сударь. Потому как я нутром своим чую, что человек, с которым пани Александра уехала с маскарада у Ясиньских, был не тот, по кому она украдкой вздыхала. Может, то был просто ее дружок, и он помог ей убежать от ревнивого мужа. А там кто его знает. ─ Ядвига пожала плечами. ─ Сдается мне, сударь, придется вам теперь искать вашу Сашеньку  по всему свету. А он так велик. Ох, сударь, сочувствую я вам сердечно.

​

​

 

 

      ─  Дорогой мой, я здесь, чтобы помочь вам. Знаю, у моей дочери взбалмошный характер, и вам с ней пришлось не просто. Пожалуйста, доверьтесь мне, и мы вместе придумаем, как вернуть Сашеньку в семью.

      Вера Густавовна стояла рядом с кроватью Николая со свечей в руке. Она напомнила ему Сашу, и он громко простонал.

      ─  Ну, ну, дорогой мой, полно вам. ─ Она присела на краешек кровати, поставила на тумбочку свечу и взяла Николая за руку. ─ Я все понимаю. Поверьте, я тоже прожила жизнь, полную страданий и мук, и со мной часто обращались несправедливо и даже подло. Скажите мне пожалуйста: кто этот француз, которого вы упомянули в разговоре? И почему вы думаете, что моя дочь убежала именно с ним?

      Николай смотрел на Веру Густавовну безумными глазами. Внезапно он громко вскрикнул и зарыдал.

      ─  Успокойтесь же. Она склонилась над зятем, положила свою легкую прохладную ладонь на его пылающий лоб. ─ Думаю, вам есть смысл быть со мной откровенным. Ведь я ваша союзница.

      ─  Этого человека зовут Жан-Поль. Моя жена познакомилась с ним в Берлине. Он был ее любовником, я уверен, хоть она и клялась мне, что между ними не было ничего, кроме поцелуя. ─ Николай то и дело громко всхлипывал и утирал обеими руками слезы. ─ Я встретил его в Веймаре, куда приехал следом за Сашей. У них было назначено любовное свидание, но я пригрозил пристрелить этого мерзавца, и он удрал. Я так и не смог ничего толком о нем узнать. Мне сказали, этот Вердье был в Веймаре год тому назад и взял несколько уроков у Листа. Его видели во всех злачных местах города. Ходят слухи, что он картежник и шулер, чем и зарабатывает себе на жизнь.

   ─  Я  представить себе не могла, что моя дочь может связаться с человеком подобного рода. ─ Вера Густавовна усмехнулась не без злорадства. ─ Что ж, нынче такой век, когда добродетели предпочитают порок, а любви ─ обыкновенный разврат.

      ─  Ядвига уверяет, будто Саша ждет ребенка. ─ Николай снова залился слезами. ─ Я так хочу иметь от нее сына, который унаследовал бы Боровички. Я не хочу, чтобы замок достался отцу Бенедикту, этому хитрющему католическому попу, который сумел втереться в доверие к моей бабке.

      Вера Густавовна задумалась на минуту.

    ─  Но Саша наверняка не знает, что беременна. Если все обстоит именно так, как вы говорите, она непременно к вам вернется.

      ─  Вы думаете? ─ В глазах Николая блеснул радостный огонек. ─ Но я… Понимаете, когда-то у меня были другие женщины, и ни  одна из них никогда не говорила мне о том, что забеременела от меня. Потому я и решил, что…