- Не волнуйся за меня. Лучше скажи: почему у него всегда выходит так, как он хочет?

      В трубке послышался вздох, потом я услышал:

      - Не знаю. Но ты абсолютно прав. Позвони, когда вернешься. Обсудим за рюмкой чая, как жить дальше.

      Я неопределенно хмыкнул и повесил трубку. Через минуту позвонил оператор и сообщил, что я задолжал государственному департаменту связи семнадцать долларов. О чем меня уведомил хозяин заведения.

      - Тебе не нужен помощник, Джо? – спросил я, кладя на прилавок ста долларовую банкноту.

      - У меня нет сдачи, мистер. Если вам не трудно, разменяйте в магазине напротив.

      -  А если я сделаю ноги?

      Бармен выставил на мое обозрение все свои шестьдесят четыре белоснежных зуба.

      -  Вы не похожи на вора, мистер.

      -  То есть?

      -  У вас совсем другое выражение лица.

      -  Ошибаешься, дружище. Я самый настоящий вор. Я звоню в Москву из каждого бара по пути, но еще не заплатил ни цента за разговоры. Да у меня и нет ничего, кроме этих ста долларов.

      - Скажите Бернис, что вы от Стива-Кокосовая Мякоть. С чужих она берет пол процента от суммы.

     Я вернулся через пятнадцать минут, двенадцать из которых провел на камнях на берегу океана. Бармен даже не обернулся от раковины, когда я положил на прилавок кучу мятых бумажек.

      - Во мне что-то испортилось. Вероятно, от жары. Сегодня ужасно жаркий день.

     Бармен не спеша спрятал деньги в жестяную коробку из-под бисквитов и засунул ее под прилавок. Потом поставил передо мной запотевшую от холода бутылочку пива.

      -  Пейте, мистер. Сегодня воистину жаркий день.

      -  Спасибо. А теперь угощаю я. Две больших «Баварии».

      -  В жару вредно много пить, мистер.

      Бармен даже не подумал исполнить мой заказ.

      -  Раз ты такой умный, скажи: почему мне не везет в любви?

      -  Вы слишком много от нее хотите, мистер…

      -  Баунти·. Для своих, вроде тебя, я просто шоколадка с кокосовой начинкой.

     Бармен оценил мой юмор. Кончив смеяться, покачал головой.

      -  Это и мешает вам быть везунчиком, мистер.

      -  Что? – изобразил я полнейшее непонимание.

      - Ваша ирония, мистер. Она как ржавчина. Она и вашу душу разъедает. Женщины любят, когда мы с ними серьезно.

      - Я – самый серьезный человек на свете, мистер Кокосовая Мякоть. Я бы даже сказал, трагический герой.

      - Я это понял, мистер. А они вряд ли. Трагедии им тоже не нужны.

      -  А что им нужно, Джо?

      - Чтобы всего было в меру. Как в салате из тропических фруктов: немного папайи, несколько ломтиков ананаса, кубики банана, кружочки гуавы. Попробуй, переложи того же ананаса – и все испортишь. Не надо портить себе самому жизнь, мистер.

      -  Я все понял, Джо. Спасибо за глупый совет. – Я встал и протянул ему руку. – Ты уверен, что тебе не нужен помощник?

      -  Нет, мистер Помоги Тебе Бог. – Он пошарил рукой под прилавком и протянул мне визитку с помятыми уголками. – Когда вернетесь в Москву, напишите мне письмо или открытку.

      -  Вот уж не думал, что ты, Джо, сентиментален.

      Он снисходительно похлопал меня по плечу.

      -  А вот я так и знал, что вы наивны, как маленький ребенок. В вашу иронию вы прячетесь как моллюск в раковину. Почему вы думаете, что вас все должны любить или наоборот ненавидеть?

      -  Да ты настоящий профессор психиатрии. Ладно, сдаюсь. Зачем тебе мое письмо?

      -  У меня сто двадцать три корреспондента во всех точках  земного шара. Вы будете сто двадцать четвертым. К тому же Россия – удивительная страна. Акулий Плавник лопнет от зависти, когда узнает, что у меня есть марка с почтовым штемпелем России. Всего два слова, мистер, и ваша подпись.

      Я пожал плечами.

      -  Я думал, марки собирают только дети. Что-то не пойму я тебя, Джо.

      -  И не надо. Мы  не должны понимать друг друга. Господь всех нас создал разными. Из этого, мистер, не надо делать трагедии.

     Я молча направился к двери.

      -  Мистер Баунти! – окликнул он меня. – Погодите минутку!

     Я слышал за своей спиной его шаги. Я смотрел в океанскую даль и размышлял над последней фразой этого бармена-философа.

      На самом деле, зачем делать из собственной жизни трагедию? А что если попробовать сменить жанр?

      Он положил руку мне на плечо. Я обернулся.

      - Вы здесь не приживетесь. – У него были серьезные и даже печальные глаза.  -  Я вам не советую здесь оставаться.

      - Я и не собираюсь, Джо. Откуда ты это взял? Не забывай заглядывать в свой почтовый ящик.

 

 

 

 

      На даме было платье цвета вареного омара. Ее тяжелые веки напоминали мякоть перезревшей папайи. Мне захотелось положить голову ей на грудь и всхлипнуть. Я взял в баре два кофейных рома и сел рядом с ней на диван.

      - Меня зовут Дик, - сказал я, с трудом ворочая тяжелым языком. – Тебе нравится имя Дик?

      Дама окинула меня оценивающим взглядом. Кажется, я успешно прошел тест на сексапильность – ее губы расплылись в широкой улыбке.

      -  Давада. Можешь называть меня Ди. Я тоже буду звать тебя Ди.

      Мы чокнулись стаканами с ромом и выпили за нашу взаимную любовь.

      - Почему ты позволяешь своей дочке гулять одной? – спросила Ди, провожая заинтересованным взглядом двух длинноволосых  парней в шотландских юбочках, которые шли в обнимку.

      -  Она сбегает, стоит мне заснуть.

      - Это потому что она выросла без матери. Послушай, а что если нам пожениться?

      Ди повернула ко мне голову, увенчанную сложным сооружением из косичек разных цветов и размеров, и внимательно посмотрела мне в глаза.

      - Превосходная идея! – Я хлопнул ее по жирному плечу. – Сейчас найду Полину и сообщу ей о нашем решении.

      Я попытался встать, но Ди крепко схватила меня за пояс и заставила остаться на диване.

      -  Я наблюдала за ней несколько часов. Наблюдала и размышляла.

      -  И что?

      Я был весь внимание.

      -  Вы с ней не пара. Она должна найти себе другого папочку.

      Я задумчиво почесал затылок и велел проходившему мимо официанту принести два шерри.

      - Собственно говоря, она мне не родная дочка. Ее отец, который приходится мне другом, поручил за ней присмотреть. Чтобы она не больно шалила.

      Ди достала из сумки пузырек в виде обнаженного торса женщины и, громко хихикнув, обрызгала меня с ног до головы приторно пряной туалетной водой.

      - У меня она не будет шалить. Я сделаю из нее пай-девочку. Ди любит пай-девочек.

      Официант поставил перед нами две рюмки с шерри. Я взял одну и медленно вылил шерри за пазуху Ди. Она даже не шелохнулась. Вторую я вылил в подол ее шелкового платья.

      -  Ненавижу лесбиянок, - сказал я, облизывая сладкий край рюмки. – Меня изнасиловала лесбиянка.

      -  Бедный мальчик. – Ди обняла меня за шею и прижала мой лоб к своей теплой липкой груди. – Ди тебя утешит. Ди любит утешать красивых мальчиков.

      -  Ты бисексуалка? Кого ты любишь больше: мальчиков или девочек?

      Она все крепче прижимала к моей груди свой лоб. Потом мы каким-то образом оказались на полу под стеклянным столиком. Платье Ди задралось до пупка, и я увидел ее мускулистые волосатые ноги и большой грязно-бурый фаллос.

      - Ты очень красивая, Ди. – Я вылез из-под стола и стал раздеваться. – Сейчас мы с тобой займемся любовью на этом столе. Я хочу сверху.

     Я уселся голой задницей на холодное стекло. Ди легла на живот, оголив узкие белые ягодицы, потом подобрала под  себя колени и стала раком.

      - Сейчас я трахну тебя, мой милый кузнечик! – воскликнул я и забрался на стол с ногами.

 

 

      …Я очнулся на кровати в нашей комнате. Здоровенный чернокожий в белом халате крепко держал меня за руки. Перед моими глазами вспыхивали сиреневые разряды.

      - Успокойтесь, сэр, - сказал чернокожий, когда я попытался поднять от подушки голову. –  Доктор уже едет к вам. Надеюсь, у вас есть страховой полис.

      -  Все документы в сейфе.

      Я попытался встать, но чернокожий прижал мои руки к покрывалу.

      -  Я вызову менеджера, и мы откроем сейф в его присутствии. Если вы, разумеется, дадите ключ.

      Сейф, квадратный железный ящик величиной с коробку из-под бутылочного пива, стоял в большом шкафу, где висела наша одежда. Когда менеджер открыл створку, мне в глаза бросились пустые вешалки. Их оказалось раза в три больше, чем вешалок с одеждой – у Полины был богатый гардероб.

      Я стиснул зубы и зажмурился. Казалось, меня хватит кондрашка.

      Менеджер протянул мне бумажник, в котором лежали деньги и документы. Мои были на месте. Из паспорта торчал клочок бумаги. Я поднес к глазам почти неразборчивые каракули:

      «Взяла ровно половину. Желаю тебе удачи. И мне пожелай того же. Голубой-голубой Метис…»

      Когда мы остались с глазу на глаз с доктором, пожилым американцем спортивного вида, я сказал:

      - Здесь ужасный климат. Он отвратительно действует на мозг и нервную систему.

      -  Дорогой мой, здесь превосходный климат. – Доктор смотрел на меня своими насмешливыми светло-голубыми глазами. – Беда в том, что мы, белые, не умеем, да и не хотим отдыхать.

      - Вы правы. – Мне стало покойно и захотелось спать. Но мне не хотелось оставаться одному. – Желаете выпить, доктор?

      -  Неплохая идея. – Он снял трубку и заказал в комнату пива. – А вы можете излить мне душу.

      Он удобней устроился в кресле.

      - Вряд ли это получится. Я слишком много пил в последние дни и мало что помню.

      -  Попытайтесь собраться с мыслями.

      - От меня сбежала девушка. Мне казалось, мы любим друг друга. Я даже хотел сделать ей предложение.

      -  Жаль, что не сделали. Женщины редко сбегают от своих будущих мужей.

      Доктор потягивал пиво. У него было кирпичное от загара лицо. Лицо человека, над которым уже не властны чары любви.

      -  Вы счастливы, доктор, - утвердительно сказал я.

      -  Наверное. Я не задумываюсь об этом.

      -  Завидую. От всего сердца.

      Он  глянул на меня недоверчиво.

      - Жаль, что я не имел возможности познакомиться с вами несколько дней назад. С вами и вашей подружкой. Думаю, я бы тоже позавидовал от всего сердца.

      -  Это все в прошлом. А в настоящем  –  пустое разбитое сердце.

      - Вернетесь домой, и жизнь войдет в прежнее русло. То, что происходит на отдыхе, быстро стирается из памяти. Поверьте мне.

      -  Я не могу вернуться домой. Моя подружка была любовницей моего шефа. Мы сбежали тайком от всех. Мы думали, что не сможем жить друг без друга. – Я вздохнул, хоть мне уже не было горько. – Шеф свернет мне шею.

      В глазах доктора сверкнул огонек любопытства.

      - Забавно. Если, конечно, это не полет воспаленного воображения. И что, ваш шеф – влиятельный человек?

      -  Русская мафия. Слышали о такой?

      Доктор рассматривал меня с явным интересом.

      - Хотите услышать совет старого зануды, в котором чувство здравого смысла превалирует над всеми остальными ощущениями?

      -  Валяйте.

      -  Отыщите свою подружку и возвращайтесь вместе с ней домой. Шеф оценит вашу преданность и повысит вас по службе.

      Я закрыл глаза и рассмеялся.

      -  Не верите? Можем заключить пари. На любую сумму.

      Я перестал смеяться.

      -  Вы работали психиатром. Угадал?

      -  Да. Но я сказал это не потому, что опасаюсь за вашу психику и хочу утешить вас надеждой на лучшее. Дело в том, что мне хорошо известна  психология начальства. Не думаю, чтобы ваш шеф оказался исключением из общих правил.

      - Его чуть ли не с пеленок прозвали Львом. Ему очень подходит это прозвище –  самый настоящий царь.

      -   Тем более. Цари любят не только казнить, но и миловать.

      -  Он привязан к этой девчонке. Можно сказать,  ее воспитал.  И стал ее первым мужчиной.

      - Все это лишь говорит в пользу моего соображения. Желаете заключить пари?

      -  Но как мне ее найти? Она настоящая сумасбродка. Быть может, она уже летит в Штаты либо в Бразилию.

      -  Она поблизости, уверяю вас. Не исключено, что наблюдает за вами. Женщины любопытны. Если хотите, я помогу найти эту девушку.

      -  Вы? – От удивления я приподнялся на локтях. – Какой вам смысл этим заниматься?

      - Обыкновенное любопытство одинокого старика, который уже почти четверть века ведет растительное существование в этом земном, черт бы его побрал, раю. Оно вовсе не бескорыстно: во-первых, если мы заключим пари, я выиграю деньги, во-вторых, получу подтверждение своей теории. Увы, это не изменит моего скептического отношения к двуногим сородичам.

 

 

 

 

      Яхта принадлежала какому-то голливудскому красавчику, чьи фотографии украшали салон, обставленный как грим-уборная актера, снимающегося в вестерне. Я примерил перед большим зеркалом головной убор индейского вождя племени чероки, пришедшего выкурить с бывшим врагом трубку мира.

      Вид у меня был жалкий и растерянный.

      - Голливуд испортил наши вкусы и представления о жизни, -  заметил выглядывавший из-за моей спины доктор. -  Похоже, целые поколения поверили в сказку о том, что судьба может подарить нам счастье.

      -  И я  верю в это, доктор. – Я снял головной убор и вернул его на прежнее место на стене. – А вы, разумеется, не верите.

      Доктор рассмеялся.

      - Хотел бы поверить, да не получается. Слишком много перед глазами примеров, доказывающих обратное. Взгляните вон туда. Это не она?

      Это была Полина. Она нарядилась в сиреневое платье с разрезом. Узкая черная маска делала ее лицо еще более юным и волнующе прекрасным. Я понял, что на доктора она произвела большое впечатление.

      -  Жаль, что мы с вами не догадались тоже надеть маски. Куда вы? Мы же договорились, что вы не станете применять силу!

      Я уже не слышал его. Я подскочил к Полине, схватил ее за руку и потащил на палубу.

      Она не думала сопротивляться.

      -  Я так и знала, что встречу тебя здесь, Голубой Метис.

      -  Что ты затеяла? Почему сбежала?

      Она сняла маску и посмотрела мне в глаза.

      -  Так надо, Метис. Ты сам это знаешь.

      -  Ты кого-то нашла? Потаскушка. Лев был прав, когда говорил, что за тобой нужен глаз да глаз…

     Я осекся, увидев слезинки в уголках ее сильно накрашенных глаз.

      -  Он всегда прав, и я очень скучаю о нем.

      Она быстро отвернулась и стала смотреть в темно-синюю бездну океана.

      - Что ты хочешь, чтобы я сделал? – Я взял Полину за обе руки и заставил повернуться ко мне лицом. –  Я не хотел бы тебя потерять.

      - Ты не потеряешь меня, не бойся. Ты… Я всегда хотела иметь старшего брата.

      -  Я не гожусь на эту роль.

      Мои руки бессильно упали. Она схватила их и прижала к своим щекам.

      - Так нам обоим будет лучше, Голубой Метис. Помнишь, как было хорошо, когда Макс был в Италии?

      - Но это только потому, что мы жили в предвкушении счастья, - возразил я.

      - Может быть, но… - Она вздохнула. – Все равно тогда было лучше, чем потом.

      Она положила голову мне на грудь и замолчала. Мы стояли, овеваемые легким свежим ветерком.  Странное дело, в тот момент я не хотел Полину, а ведь до недавнего времени даже прикосновение ее руки вызывало во мне желание.

      - А если я исправлюсь, - тихо сказал я и осторожно погладил ее по мягким душистым волосам.

      - Не надо. Оставайся таким, какой ты есть. Я тоже останусь, какая  есть. Зачем портить друг другу жизнь?

      - Вот вы где! – Доктор протянул руку Полине. – Я друг вашего… друга. Идемте, я представлю вас владельцу яхты мистеру Бэртоломью, Алеку Бэртоломью…

      Я весь вечер наблюдал за Полиной, которая пользовалась явным успехом у мужчин. Я видел, как она перекочевывала из объятий в объятья, и хотя все это происходило под добрую старомодную музыку Штрауса и Фримля и выглядело более чем пристойно, меня терзали муки ревности. В какой-то момент мне  показалось, что я  смог бы убить ее.

      - Выпейте и расслабьтесь. – Доктор протянул мне высокий стакан, в котором плавали кусочки фруктов. – Вы напоминаете мне оперного Отелло без грима. Я же предупредил вас – никаких выяснений.  Она не изъявила желание вернуться домой?

      - Я не спросил ее об этом. Зачем? Не хочу, чтобы она снова стала наложницей этого индюка.

      -  Вы сказали, его зовут Львом.

      -  Какая разница? – Я пожал плечами и залпом выпил сладкую бурду, пахнущую ванилью и бананами. – Моя женщина должна принадлежать мне одному и никому больше.

      -  В таком случае, вам не стоит возвращаться домой.

      Доктор сел на стул рядом и обнял меня за плечи.

      -  А как же наше пари?

      -  Черт с ним. Можем заключить другое. Хотите, чтобы я вам помог?

      Остаток вечера мы с доктором были неразлучны. Я надирался под убаюкивающе красивые мелодии и выворачивал перед доктором душу.

      -  Ты молодец! Ты – настоящий мужчина! – то и дело восклицал он и хлопал меня по плечу. – Мы заставим ее быть верной подружкой. Обязательно заставим.

      -  Полину нельзя заставить сделать что-то силой, -  возражал ему я.

      -  Еще как можно! Женщин надо учить. Смолоду. Иначе некому будет вынашивать и рожать наших детей.

      -  Мне не нужны дети, док. Мне нужна она, -  бормотал я, все ниже и ниже клонясь к столу. – Знаешь, какие у нее дивные ямочки на попке? Нет, ты не знаешь и никогда не будешь знать. А вот я знаю. А еще пупок как у Ше-хе-ре-за-ды. – У меня заплетался язык. – Слыхал про такую, док? И вообще с ней можно провести тысячу и одну ночь и умереть. Я хочу умереть, док, слышишь?..

 

 

 

 

      По сей день не пойму, как этому мерзавцу удавалось накачивать меня с утра спиртным. Силой он в меня не вливал – это я помню хорошо.  И не уговаривал. Просто предлагал. И я пил. С утра до вечера. Все это происходило на глазах у Полины.

      Мы втроем жили на вилле у этого красавчика Бэртоломью. Мне отвели самую убогую комнатушку в крыле для прислуги. Честно говоря, мне было наплевать – док уводил меня туда уже пьяного вусмерть. Что касается его самого, то он занимал большую комнату с террасой. У Полины были настоящие королевские апартаменты, куда меня не пускали лакеи.

      Мое утро начиналось с шампанского, которым я запивал кофе с бриошами, сидя в шезлонге на докторской террасе, уступами спускавшейся к океану.  Здесь это называлось европейским завтраком. Потом начинался ланч – череда экзотических закусок из морской рыбы, креветок, зеленых листьев, мелко нарезанных сырых грибов, разноцветных ломтиков, кубиков и кружочков тропических плодов. К обеду я успевал нагрузиться по ватерлинию – к ланчу подавали несколько сортов изумительных сухих вин, - и по большей части дремал за большим столом в апартаментах нашего хозяина под болтовню и смех незнакомых мне людей. Я видел, что Полина часто поглядывает на меня, но я не знал, какие чувства выражал ее взгляд – мне было трудно сфокусировать глаза.

      Несколько раз доктор брал меня с собой на вызовы. Я сидел на заднем сиденье его джипа, наслаждаясь прохладой от кондиционера и попивая прямо из бутылки холодное пиво. Помню, он запирал меня в машине и надолго уходил.

      Как-то он сказал:

      -  Завтра переезжаем в «Клубничный пирог».

      -  Ненавижу клубнику. У меня на нее аллергия.

      - Я тоже не ем ее в сыром виде. Но в пироге она совершенно безвредна.

      В тот момент на террасе появилась Полина. Я успел заметить, что у нее заплаканные глаза.

      Доктор поднялся ей навстречу и обнял за талию.

      - Ненавижу, - сказала она и всхлипнула. – Он сделал из меня настоящую шлюху.

      Доктор что-то шепнул ей на ухо.

      -  Нет, это он во всем виноват! Я была такой наивной дурочкой!

      Она выскользнула из рук доктора и приблизилась ко мне. Я сделал попытку встать, но доктор вовремя положил мне на плечо руку.

      - Спокойно, - шепнул он мне. – У девочки нервный срыв. Не обращай внимания.

      Я изобразил на своем лице, как мне казалось, всепрощающую улыбку.

      - Свинья! – воскликнула Полина. – С каким  удовольствием я расцарапала  бы тебе рожу!

      - Давай, моя девочка, царапай. – Я громко икнул и зажал рот ладонью. – Мы скажем Бэртоломью, что я заблудился в кактусовой аллее.

      - Даже сейчас ты не в состоянии быть серьезным! – У Полины сорвался голос, и она в бессилии топнула ногой. -  Фил, скажи ему, что он… последняя сволочь и падла вонючая.

      Доктор не понял ни слова из нашего содержательного разговора, но по выражению лица Полины  наверняка догадался, что это не было объяснением в любви.

      -  Тебе  пора собираться. Да, совсем забыл. – Он полез в задний карман своих шорт и достал маленькую коробочку. – Алек просил передать тебе вот это.

      Она бросила равнодушный взгляд на кольцо.

      -  Настоящие бриллианты. Тысячи полторы долларов, не меньше.

      Мне показалось на какое-то мгновение, что она швырнет коробочку доктору в физиономию. Но она взяла кольцо и быстро надела на средний палец левой руки.

      -  Смотри! Тебе и за месяц столько не заработать! А я… заработала его за каких-то три дня.

      Она упала на диван и разрыдалась. Доктор поспешил ее увести. Он вернулся через пять минут и налил нам по полстакана сухого мартини.

      -  Все в порядке. Я предупреждал ее, что нельзя так много жариться на солнце.

      - Док, почему Бэртоломью подарил ей такое дорогое кольцо? – спросил я, прихлебывая мартини. – Она что, с ним спит?

      - Боже упаси! – Доктор смотрел на меня широко раскрытыми удивленными глазами. –  Он голубой,  наш красавчик Бэртоломью.

      -  Я тоже голубой. К тому же метис.

      Доктор рассмеялся.

      - Я с утра до вечера твержу вам, что пить в больших количествах крайне вредно. – Он забрал у меня из рук стакан и выплеснул остатки мартини в клумбу. – Поражаюсь, какое количество спиртного вы способны выпить и остаться трезвым как стеклышко. Это что, национальная черта?

      Я хмыкнул и почувствовал, что засыпаю.

 

 

     

 

      Мы ехали куда-то по серпантину горной дороги,  слева поблескивал океан. Мы с Полиной сидели в разных углах докторского джипа. Потом она очутилась на переднем сиденье – вероятно, перелезла туда, когда я заснул. Так мы и въехали в «Клубничный пирог», поместье этого Кальдерони, автогонщика. Хотя нет, то была вилла Голдмана, картежного шулера и владельца нескольких казино. Впрочем, не вижу разницы. Благодаря Полине, я вращался в высших сферах общества. Точнее, качался на волнах и нырял время от времени в алкогольную пучину. Как вишенка в стакане с коктейлем…  Черт побери, забыл его название. Очень утешительный коктейль. После него чувствуешь себя так, словно Господь поработал над тобой штучно и с любовью.

      Иногда мне кажется, что мы все сошли с конвейера с массой недоделок, причем, главным образом физического характера – напряженка с мозговыми извилинами, серым веществом и так далее. На том чертовом острове мне казалось (другой раз даже по несколько раз на дню), будто я парю над этой жизнью, воспринимая ее не в мелочах, а в целом, то есть философски  и со снисхождением. И никаких сожалений и угрызений совести.

      -  Она напоминает мне мою первую жену, -  как-то сказал доктор. Мы с ним полулежали в качалках под навесом из пальмовых листьев возле самой кромки бирюзовой воды. Было тихо и безоблачно. Полина загорала на надувном матраце неподалеку от берега.

      - Очень любопытно. Ну, и что дальше? – спросил я безо всякого интереса.

      - Дальше ничего. Все в прошлом. Правда, наша жизнь похожа на движение по кругу. Но это уже тема для другого разговора.

      Я сложил на груди руки и закрыл глаза, приготовившись слушать. Дело в том, что болтовня доктора меня успокаивала и даже убаюкивала. Тишина действовала мне на нервы.

      - Она была итальянка. Мы встретились на карнавале в Венеции, - рассказывал доктор. – Помню, она познакомила меня со своим братом, и я поразился их сходству, хотя впоследствии выяснилось, что это комедия, и Эдвардо был ей таким же братом, каким приходится вам наш дорогой и любимый мистер Голдман.

      -  У него кривые ноги, а у меня прямые.

      -  Ну да, к тому же он миллионер, а вы… - Доктор стал насвистывать эту отвратительную мелодию ламбады, на которую давно прошла мода. В докторе меня больше всего раздражала его старомодность. – Этот Эдвардо был богатым человеком. Но Маргарита влюбилась в меня, хоть я и был голым, как ощипанный индюк. Эта гнуснейшая ложь про брата и сестру была их совместным трюкачеством. Пять лет они морочили мне мозги. Пока однажды я не застукал их на месте преступления. Со мной случилась истерика, симптомы которой я потом самым подробным образом описал в своем учебнике по психиатрии, хоть это никому не нужно. Убежден: сколько людей, столько и симптомов.

      -  И вы расстались со своей женой, док?

      - Нет, - ответил доктор после продолжительной паузы. – Дело в том, что порок, в отличие от добродетели, очень притягателен. После разоблачения меня стало тянуть к Маргарите как никогда.  И не только в плане физиологии. Я называю это феноменом отрицания законов цивилизации. Ну да, последние несколько столетий нас убеждают в том, что женщина должна быть моногамна. Вы согласны со мной?

      -  У меня на этот счет никакого мнения.

      - Завидую. - Доктор снова засвистел эту мелодию. Его свист напоминал мне скрежет железки по стеклу. Вдруг он резко оборвал свист и сказал: - Я боролся с собой. До полного изнеможения. Мой вам совет: никогда не боритесь с тем, что в вас сильней всего. Разумеется, если не хотите быть сломленным духовно.

      Я открыл глаза и посмотрел в сторону океана. Полина успела перевернуться на спину. Она была совершенно нагая. Ее груди были такого же цвета, как и все тело. Когда мы с ней в последний раз занимались любовью, они были белые. Я вдруг подумал о том, что никогда  в жизни не обладал женщиной с грудями цвета молочного шоколада.

      -  В итоге я одержал победу над собой и своим телом. Я был очень горд этой победой. Потому что, потеряв меня, Маргарита рассталась с Эдвардо.

      -  Она ушла в монастырь?

      -  Что-то в этом роде, – пробормотал доктор и отвернулся. – Но это теперь не имеет никакого значения.

      Алекс Голдман, наш хозяин, шел по берегу, приложив к глазам ладонь. Увидев загоравшую на матраце Полину, остановился, повернувшись к нам спиной.

      Я спустил ноги и встал.

      -  Куда? – всполошился доктор.

      - У этой девочки очень красивые волосы. В монастырях, мне сказали, нет парикмахеров.

      Я сломя голову бросился в воду. Доктор  схватил меня за лодыжку, когда я уже протянул руку, чтобы уцепиться за надувной матрац.

      Мы оба оказались под водой. Когда я вынырнул, Алекс Голдман не спеша снимал шорты. Под ними была отвратительно белая задница.

      - Не будем усложнять себе жизнь. – Мы стояли по грудь в воде, и доктор держал меня за пояс обеими руками. – Этот тип стопроцентный импотент. К тому же сегодня вечером он улетает в Штаты. Девочка так старалась. Вы рискуете перечеркнуть все ее усилия.

      Я позволил доктору увести себя в тень пальмовых листьев, где бармен приготовил нам освежающие коктейли. Я видел, как подошел  катер, и Голдман помог Полине взобраться на корму. Кажется, она два раза оглянулась.

      Катер стремительно рванул с места и взял курс в открытое море.

      Доктор крепко стиснул мое плечо.

      - У меня есть идея. Странно, почему она не пришла мне в голову раньше. Вы когда-нибудь занимались любовью с чернокожей проституткой?

      -  Я не люблю проституток.

      -  Зря. Настоящее удовольствие можно получить только от женщины, которая сделала своей профессией секс. Тут неподалеку есть одно местечко…

      Я курил на скамейке в тени, ожидая доктора, когда появилась Полина. Она была чем-то расстроена – это я усек сходу. Она не заметила меня, а я, не желая встречаться с ней с глазу на глаз, почти влип в роскошный куст гибискуса, вокруг которого вились колибри. Полина вошла в дом, но через минуту вышла оттуда, озираясь по сторонам. Она кого-то искала.

      Когда на террасе появился док, она кинулась к нему и что-то тихо спросила.

      Док пожал плечами.

      -  Нет, ты  мне скажи. Я должна это знать.

      В ее голосе чувствовалось раздражение.

      - Отдохни, малышка. – Он обнял Полину за плечи. – Нас никто отсюда не гонит.

      -  Не хочу оставаться в этом проклятом доме ни минуты!

      - Зря. Здесь превосходный повар. И замечательный пляж. У тебя отдельные апартаменты.

      Полина выругалась по-английски и всхлипнула.

      - Тогда я уеду сама.

      -  Куда?

      -  Куда хочу, туда и уеду. Мне надоело делать так, как советуешь ты.

      - Разве я когда-нибудь дал тебе плохой совет? Да и делаю я все бескорыстно и…

      -  Вы оба живете за мой счет!

      -  Неправда! Я никогда не прошу тебя делиться со мной доходами. Я даже не спрашиваю, сколько денег тебе дают. Кстати, Алекс с тобой расплатился?

      - Черт бы его побрал, этого слюнявого орангутанга. Знал бы ты, как отвратительно лежать в одной постели с таким чучелом.     

      -  Сколько он тебе дал, малышка? Тысячу баксов?

      -  Да.

      Она нахмурилась.

      -  И подарил этот роскошный кулон.

      Доктор потрогал блестящую штуковину у нее на груди. Она грубо оттолкнула его руку.

      - Не так уж и плохо, - заметил док. – Ты знаешь, какие в этих краях средние заработки?

      -  Плевать  хотела.

      - Плюй себе на здоровье. Но помни, что даже я не в состоянии заработать за неполную неделю тысячу долларов, не облагаемых налогами. А ведь я закончил медицинский факультет и имею степень магистра. Да и работа у меня, не в пример твоей, нелегкая.

      Она фыркнула.

      - Целыми днями валяешься в шезлонге или гамаке и спаиваешь Олега. Зачем ты его все время накачиваешь спиртным?

      - Если он перестанет пить, возникнут проблемы. И ты уже не сможешь делать то, что хочешь.

      -  Откуда тебе известно, чего я хочу?

      Полина выкрикнула это так громко, что колибри облаком взметнулись над кустом и скрылись в зарослях. 

      - Тебе нужно отдохнуть, малышка. Выпей шампанского, полежи в темноте.

      -  Меня тошнит от шампанского. И от темноты тоже.

      -  Тогда выпей водки и зажги…

      - Заткнись! – Она влепила доктору звонкую пощечину. – Подлец! Грязный старый ублюдок!

      -  Так оно, вероятно, и есть. Но ты успокойся.

      -  Я уезжаю отсюда! Немедленно! Хочу домой, к Максу.

      Она упала в кресло и зарыдала.

      Док присел рядом с ней на диван и шумно вздохнул.

      -  Видел бы он меня!.. Как я могла… бросить его и связаться с этим… алкоголиком, - бормотала она по-русски, всхлипывая все громче и громче. – Я  хочу к Максу! Я так его люблю…  Он бы убил тебя! А этот… этому наплевать. – Она подняла голову и сказала, ни к кому не обращаясь:  -  А что если мне на самом деле вернуться к Максу?!

      - Я не понял ни слова из того, что ты сказала, - заговорил док, выдержав многозначительную паузу. -  Но хочешь, я дам тебе один совет?

      Она посмотрела на него удивленно и недоверчиво.

      -  Опять-таки бескорыстный.

      -  Пошел бы ты… к одной матери!

      -  Ну и зря. Моя первая жена тоже не слушалась моих советов. Если бы  она их послушалась, я бы не торчал сейчас в этой дыре.

      -  Свою жену ты тоже продавал другим мужчинам?

      - Глупышка. Маргарита сама этого хотела, а я лишь потворствовал ее желаниям. Согласись, приятно во всем потакать красивой женщине.  Да вас насильно не заставишь даже в щеку поцеловать.

      - Макс может заставить меня сделать все, что угодно, - задумчиво сказала Полина.

      -  Это тот самый, от которого вы сбежали? Что же он не заставил тебя остаться?

      - Я была такой идиоткой…  Сейчас  я бы ни за что не сбежала от Макса. = Она вздохнула и попросила у доктора сигарету. У нее дрожали пальцы. - Мне казалось, я люблю Олега. Может, я на самом деле его любила и продолжаю любить, но он такой слабак. Макс сильный. Макс знает, как вести себя в любой ситуации и никогда не теряет присутствия духа. Как ты думаешь, почему Олег такой слабак?

      Доктор пожал плечами и стал насвистывать ламбаду. Меня к тому времени уже тянуло блевать от этой пошленькой мелодии.

      -  Секс – это совсем неважно, - продолжала рассуждать Полина. – То есть, конечно же, это важно, но только женщина и в постели должна чувствовать, что мужчина, с которым она занимается любовью, сильнее ее духовно, морально и во всех остальных отношениях.

      -  И богаче, - добавил доктор.

      - Наверное. Потому что бедные ведут себя не так, как богатые. Богатые привыкли брать, не спрашивая ни у кого разрешения. Женщине очень нравится, когда мужчина берет ее, не спрашивая разрешения.

      Вдруг Полина взвилась в воздух и, подскочив к доктору, сильно встряхнула его за плечи.

      -  Вези меня в аэропорт! – приказала она. – Я хочу домой, к Максу!

      С ней началась истерика. Она бросалась на нас как дикая кошка, пинала ногами, швырялась подносами с фруктами и вазами с цветами. С ней не было никакого сладу. Когда прибежал охранник и кто-то из слуг, Полина схватила нож для колки льда и стала размахивать им направо и налево, выкрикивая страшные ругательства. Доку каким-то образом удалось набросить на нее портьеру. Мы отнесли Полину в ее комнату и положили на кровать. Она успокоилась только после лошадиной дозы морфия.

      - Она так похожа на мою первую жену, - бормотал док, обрабатывая спиртом царапины на моих руках. – Маргарита всегда ставила мне в вину то, что я не убил этого Эдвардо, когда застал их на месте преступления. Говорила, что я не мужчина, а пустая скорлупа от ореха. А ведь я дал ей полную свободу действий. Я сделал тем самым большую ошибку, потому что женщину нужно все время держать в узде. Маргарита выбросилась из окна. Назло мне. – Док поднял голову и пристально посмотрел мне в глаза. – Думаю, будет лучше, если вы вернетесь домой, - едва слышно сказал он. – Здесь очень нездоровый климат.

 

 

      

 

      Серый свет пробивался сквозь жалюзи, заползая под мои неплотно закрытые веки. За окном шумел ураган, совершая частые наскоки на стены хлипкого домика.

      Я приподнял голову и огляделся по сторонам. Циновка из морских водорослей и колченогий стул. Где-то рядом шумел океан.

      Мое тело болело так, словно по нему проехали гусеницы танка. Голова была ясной. Слишком ясной.

      …Доктор привез нас в эту хибару на берегу океана накануне вечером. Они о чем-то долго говорили с Полиной.

      Я не разобрал ни слова – я уже вышел из машины и стоял на обнаженной отливом длинной песчаной косе. Видел, как Полина давала доктору деньги. Потом она  выскочила из машины, громко хлопнув дверцей. Джип рванул с места и скрылся за скалами.

      Я медленно брел по песчаной косе, глядя на тусклое солнце, которое медленно опускалось в серую толщу вод. Из-под моих ног разбегались похожие на пауков мелкие крабы.

      -  Метис! – услышал я за спиной.

      Я остановился и заставил себя обернуться. В тот день я выпил всего бутылку  пива.

      Полина была босая. Она успела переодеться в майку с шортами и снять свои побрякушки. Я поклялся себе не поддаваться ее чарам. Это оказалось нелегким делом.

      -  Почему ты смотришь в сторону, Метис?

      Она сделала еще один шаг и замерла  в метре от меня. Я наслаждался ароматом ее роскошных волос.

      -  В последнее время у меня развилось косоглазие.

      Я тут же прикусил язык, но, похоже, поезд уже ушел.

      Она резко развернулась и зашагала прочь. Потом побежала. Я догнал ее возле крыльца.

      -  Я превратился в робота, - сказал я, робко касаясь ее холодного плеча. – Такое, думаю, невозможно простить.

      Она стиснула зубы и замотала головой.

      -   Прощения должна просить я.

      -   Это не женское дело.

      -  Ну и дурак. – Полина глянула на меня по-настоящему сердито. – Потому у нас с тобой ничего не получилось.

      В хибаре не было электричества. Я нашел керосиновую лампу и вынес ее на крохотную веранду, где с трудом умещались два стула и узкий, как лавка, стол. Мы молча поужинали сэндвичами, запивая их  кока-колой. Остатки еды Полина сложила в сумку-холодильник, которую привезла с собой.

      -  Можно все переиграть,  -  сказала она, закуривая сигарету.

      -  Можно.

      -  Если хочешь, я буду только с тобой.

      -  Хочу.

      -  Но ты снова начнешь пить!

      -  Начну.

      Она с размаху хватила кулаком по столу. Лампа покачнулась и упала на пол. Раздался звон стекла,  завоняло керосином.

      Я думал, сейчас вспыхнет пожар.

      - Идем отсюда. – Я схватил ее за руку. – Сгореть заживо не самая приятная смерть.

      -  Метис, почему ты оказался  наивней меня? – спросила она, когда мы вышли наружу.

      -  В смысле?

      - Не притворяйся. – Она высвободила свою руку. Мы стояли рядом, но не касались друг друга. –  Даже я знаю, что за любовь нужно бороться.

      -  Скучно. И не вижу в этом никакого смысла.

      -  Ты оказался тонкошкурым, - прошептала она. – Я догадалась об этом слишком поздно.

      Я пожал плечами. Я не чувствовал расположенности к душевным разговорам.

      - Как ты думаешь, что с нами будет? – спросила Полина, обращаясь уже к неспокойному океану. –  Скажи что-нибудь. Только не молчи.

      -  Я не молчу.

      -  Неужели нельзя все начать сначала?

      Я невольно вспомнил нашу первую встречу, две недели, промелькнувшие как один миг. Мы жили в ожидании чуда. Почему же оно не случилось?

      -  Чудес на свете не бывает, -  тихо сказал я.

      - А я хочу, чтобы были. Я верю в них. Метис, ты ведь тоже романтик. Не притворяйся, будто тебе давно все по фигу.

      В тот момент мне на самом деле все было по фигу. Очень хотелось выпить, но я знал, что, кроме банок с кока-колой, в сумке-холодильнике нет ничего взбадривающего.

      -  Я не умею притворяться. Может, это моя главная беда.

      -  Значит, ты на самом деле меня разлюбил.

      Я неопределенно хмыкнул.

      -  Ты первый мне изменил.

      -  Смотря что называть изменой.

      В ту минуту я готов был отдать правую руку за стаканчик водки либо виски.

      -  Я поняла тебя. Прости.

      -  Все-таки виноват был я.

      Я знал, что не должен был это говорить. Но в тот момент мне было все равно.

      -  Ты настоящий голубой. Жаль, что ты не родился женщиной.

      Она медленно побрела к океану. Я вернулся в дом. Здесь воняло, как в лавке керосинщика. Я распахнул окна и двери и завалился на кровать. Теперь я был готов отдать обе руки за стакан самого паршивого самогона.

      Океан шумел все сильней. Его шум нагонял на меня беспробудную тоску. Постепенно я забылся тяжелым сном.

      Я слышал, как она поднимается на крыльцо, но подумал, что мне это снится. Когда она села на край кровати и положила руку мне на грудь, я уже окончательно был уверен в том, что вижу сон. Она целовала меня в губы, щеки, волосы, а мне не хотелось шевелиться. Мне было хорошо. И в то же время мне все было по фигу.

      Потом она стащила с меня шорты и майку и улеглась сверху. Кровать была узкая и скрипучая. Полина вытворяла со мной такое, что может присниться разве что подростку, насмотревшемуся порнофильмов. Я воспринимал ее ласки пассивно, хоть мне было очень хорошо.

      Когда она затихла и, кажется, уснула, уткнувшись носом в стенку, я встал и вышел наружу. Океан ревел и бесновался. До меня долетали мелкие брызги воды. Или же это моросил дождик.

      Я быстро продрог и вернулся в дом, где хозяйничали промозглые сквозняки. Обратил внимание на узкую дверь в коридоре. Она была не заперта.

      За ней оказался чулан со всяким хламом. Я нащупал цилиндр фонарика. С его помощью отыскал ветхое одеяло, в которое с наслаждением завернулся.

      И тут я увидел ее.

      Это была пол-литровая бутылка, в которой плескалась прозрачная жидкость. Я сделал жадный глоток. Джин приятно ожег внутренности, мгновенно расслабил мышцы. Я устроился на крыльце, где было относительно тихо. Потягивал джин и любовался молниями, то и дело прошивающими небо грубыми корявыми стежками. Из-за рева океана не было слышно грома, а потому гроза казалась ненастоящей.

      Бутылка опустела, и я заснул на полу, натянув на голову одеяло. Мне снились сны…

      Это были отдельные новеллы, но действующие лица в них оставались неизменными. Их было трое: Лев, Полина и я. В одной из этих снов-новелл я раскачивал лодку, в которой Лев с Полиной занимались любовью. Я делал это по приказу Льва, который стонал от наслаждения в такт моим движениям. Полина делала мне какие-то знаки – похоже, она хотела, чтобы я перестал раскачивать лодку. Но мне доставляло удовольствие ублажать Льва.

      В другом сне я ехал на мотоцикле, стоя в седле. Я был абсолютно голый, и люди по бокам дороги что-то кричали и хлопали в ладоши. Потом я взлетел в воздух и, пролетев через огненную окружность, очутился в объятиях Полины. У нее были короткие черные волосы и густые загнутые кверху усы. От нее разило водкой. Мы упали в пыль, а Лев хлестал нас плетью, потом стал пинать ногами. Мне все больше и больше хотелось заниматься любовью с девушкой с усами, которая, как я знал, была Полиной.

      -  Какая же ты сволочь! Грязная, вонючая…

      Ее голос потонул в реве океана. Это уже был не сон.

      Я сжался в комок и стиснул зубы. Полина колотила меня  пятками, потом какой-то тонкой палкой. Так продолжалось несколько минут. Внезапно рев океана стих, и я больше не чувствовал никакой боли.

      …Теперь я лежал на узкой жесткой кровати. Во рту было сухо и горько. Я чувствовал себя свиньей. Грязной, вонючей, безвольной и так далее.

 

 

 

 

      Я смотрел на экран монитора. Видел, как наш самолет оторвался от взлетной полосы, обрывающейся над водой. Безмятежно бирюзовая гладь океана на экране казалась еще ярче, чем в реальности. Наш «Боинг» стремительно набирал высоту.

      Полина сидела через проход от меня. На ней были темные очки и тот самый парик, который я обнаружил в туалетном столике ее комнаты в «Лесной розе». Губы она накрасила вызывающе ало и очень жирно. На нее пялились все без исключения мужчины.

      Я задремал под беседу моих соседей – пожилой пары из Дублина, которые после отдыха в тропиках летели во Франкфурт-на-Майне проведать друзей. Обоих буквально распирало от восторга и впечатлений.

      Когда я проснулся, кресло Полины оказалось пустым. Наш самолет приближался к Евразийскому материку, о чем самым подробным образом сообщал экран над моей головой. Я вытянул затекшие ноги и решил размяться. Вокруг было сонное царство: тот же экран сообщал, что время два пятнадцать ночи по Гринвичу.

      В салоне для курящих было оживленней, хотя и здесь царил полумрак. Я услышал знакомый журчащий смех. Посмотрел туда, откуда он доносился. Полина сидела в последнем ряду слева, положив ноги на колени какому-то парню.

      - Привет, папочка, - сказала она и помахала мне рукой. – Присаживайся к нам.

      Парень уже протягивал мне пачку «Честерфилда». Я взял сигарету и сел в свободное кресло рядом с ними. Полина щелкнула у меня под носом зажигалкой.

      - Это мой папочка, -  сказала она, обращаясь к парню. – Папуля, а это Мигель. Представляешь, он отдыхал в «Сан-Суси». Помнишь, мы как-то ходили туда на дискотеку? Он говорит, что узнал меня, хоть я и изменила прическу.

      Она расхохоталась, запрокинув голову.

      - Добрый вечер, - сказал парень на ломаном английском. – У вас очень красивая дочка. Вы не будете возражать, если я немного поухаживаю за ней?

      -  Ни в коем случае, -  заверил я этого Мигеля. – Только имейте в виду: Полли очень непостоянная особа.

      Они дружно рассмеялись, и Полина еще удобней устроила свои обтянутые узкими джинсами ноги на коленях у Мигеля.

      - Папочка, Мигель собирается пригласить меня к себе в гости. Он живет в Пальма-де-Майорка. Надеюсь, ты не будешь возражать?

      - Мы посоветуемся с дедушкой Максом. Постараюсь убедить его отпустить тебя в гости к Мигелю.

      Я видел, что Полина крепко стиснула кулаки.

      - Вы говорите по-испански? – неожиданно поинтересовался у меня  Мигель.

      -  Да. Но моя дочка не говорит.

      - Это к лучшему. – Он покосился на вдруг притихшую Полину. – Понимаю, это не мое дело, но… Словом, у нас в Испании несколько иные нравы, чем у вас в Англии. Понимаете, у нас католическая страна. Мне неловко сказать ей, но со мной летят друзья, и они могут рассказать моим родителям, что девушка положила мне на колени ноги.

      -  Что он сказал? Переведи, -  потребовала Полина.

      -   Он спросил у меня разрешения посадить тебя к себе на колени.

      -   Мог бы сказать это по-английски. Ты разрешишь, папочка?

      Я пожал плечами и направился в туалет. Когда я вышел оттуда, кресла в заднем ряду были пустые.

      Я не знаю, где сидела Полина остаток пути, -  в самолете было много свободных мест. Мы встретились уже во Франкфурте, возле трапа.

      - Ненавижу, - прошептала она, глядя куда-то мимо меня. – Старый безработный клоун.

      -  Ошибаешься. Мне дали работу переводчика в цирке.

      Она скривилась от злости и бросилась к автобусу. Те два часа, что были между нашими рейсами, Полина ходила по магазинам, обрастая полиэтиленовыми сумками. Я сидел в баре и пил джин с тоником. Пока, наконец, не понял, что готов к этому звонку.

      -  Кто там еще? – услышал я раздраженный голос Льва.

      - Какой-то господин Сори·, - пролепетала  секретарша. – Из Франкфурта-на-Майне. Говорит по-русски.

      -  Да, - ухнуло в моем ухе.

      Пришлось призвать на помощь всю мою храбрость, чтобы произнести простое «здравствуй». На мою спину обрушился целый водопад пота.

      - Здравствуй, - как ни в чем ни бывало ответил он. – Какая у вас погода?

      -  Пасмурно и идет дождь.

      Он довольно рассмеялся.

      -  А у нас солнце и ни облачка. Вы прилетаете «Люфтганзой»?

      -  Да. В одиннадцать вечера.

      -  Вещей много?

      -  Порядком.

      -  Я пришлю Костю.

      -  Спасибо. Послушай…

      - У меня через пять минут конференция. Нужно кое-что просмотреть.

      -  Да, но…

      -  Костя отвезет ее домой. По пути забросит тебя. До свидания.

 

 

     

 

      -  Она говорит, ты пил не просыхая.

      Я пожал плечами и отвернулся.

      Лев сидел за рулем. За окнами желтели подмосковные березы. В машине пахло грибным лесом и сыростью.

     -  Раньше ты не был алкашом. Может, девчонка врет?

     Он даже не взглянул в мою сторону.

      -  Она говорит правду.

      -  Не знал, что ты скиснешь от любовных неудач.

      -  Все сложилось слишком удачно, и я пил от скуки.

      Я вздохнул. Меня тошнило от собственного юмора.

      -  Я был прав, когда хотел тебя женить.

      -  Выходит, что да.

      -  Она говорит, ты первый начал ей изменять. Честно говоря, я в это не поверил.

      -  Это тоже правда.

      -  Что, там были свеженькие девочки?

      Лев слегка оживился.

      -  Там были старые потаскушки, лесбиянки и гомики.

      - Так я тебе и поверил – вы были на одном из самых фешенебельных курортов мира.

      -  Мне все равно.

      Наконец Лев удостоил меня взглядом. Я поежился.

      - Не нравится мне твое настроение. Собственно говоря, что случилось?

      - Ничего особенного. Если не считать того, что я увел у шефа подружку и стал ее сутенером.

      Лев смеялся долго и, как мне показалось, от души.

      -  А что, тоже профессия. Говорят же, что деньги не пахнут.

      -  Они воняют.

      -  Не преувеличивай, старина.

      Он не называл меня «стариной» со времен Афгана. Это явно означало перемену в наших отношениях. Вот только в какую сторону?

      - Я, наверное, должен попросить у тебя прощения, - сказал я, не отрывая взгляда от мокрого асфальта впереди.

      -  Допустим.

      -  Прости меня, Лев.

      -  Прощаю. Надеюсь, это послужит тебе хорошим уроком.

      Он произнес это тоном проповедника. Я невольно усмехнулся.

      -  Думаешь, у меня есть шанс исправиться?   

      -  Я в этом уверен. – На какую-то долю секунды он положил мне на плечо ладонь. –  Ты мне потребуешься.

      -  Когда?

      - Очень скоро. Наверное, ты слышал, что я начинаю предвыборную кампанию.

      -  Поздравляю.

      -  Пока не с чем. Но я твердо надеюсь на успех.

      Он остановился возле светофора. Я увидел в зеркальце дальнего обзора светлую «волгу», которая стала сбавлять скорость еще метров за сто пятьдесят до перекрестка. Когда она приблизилась, я разглядел две знакомые физиономии. С теми типами мне бы не хотелось встречаться даже в присутствии целого отделения милиции.

      -  Кто-нибудь знает про меня и Полину?

      - Такое не скроешь. Да и ты вел себя, как слон в антикварной лавке.

      Лев явно остался доволен собственной остротой – он рванул с места так, что у меня чуть не оторвалась голова.

      -  Я попал в немилость?

      Я невольно оглянулся назад. Лев перехватил мой взгляд.

      -  Эти амбалы будут меня стеречь во время предвыборной кампании. У меня, как ты знаешь, есть враги.

      -  А я?

      -  Для тебя найдется более подходящая работа.

      -  Неужели? А я думал, теперь мое место на свалке.

      -  Туда успеешь. Все там будем, - философски заметил Лев.

      -  Слушаюсь.

      Я распрямил плечи и сделал глубокий вдох.

      - Так оно лучше. Тебе рано участвовать в собственной похоронной процессии.

      -  Наверняка считаешь меня неблагодарной свиньей.

      - Свиньи не бывают благодарными. – Он подмигнул мне примирительно. –  Это я ради красного словца.

​

​

​

 

· Сорт шоколадки с начинкой из кокосовой мякоти.

· Виноватый (англ.).