​

мерзостей про нашего обожаемого маэстро. Княгиня, испытывая вину перед Богом за то, что жила какое-то время с Листом во грехе, превратилась в  религиозную фанатичку, а сам маэстро принял вскоре малый постриг и отныне носит аббатскую сутану. ─  Екатерина Густавовна лукаво улыбнулась. ─ Хотя, уверяю тебя, под нею бьется еще очень пылкое сердце. Ах, как бы мне хотелось послушать этого короля всех пианистов мира! Надеюсь, ты все расскажешь мне в мельчайших подробностях.

      ─  Непременно, тетя.

      ─  Какие чудесные цветы. У тебя появился поклонник?

     ─  Какой-то молодой человек подошел ко мне на улице и уговорил принять от него в дар эти цветы. Я не смогла ему отказать, потому что у него сегодня день рождения, ─ пояснила Саша равнодушно.

      ─ Тебе рано затворяться в монастыре, даже если его стены построены из прекрасной музыки.

      ─  Я не верю мужчинам, тетя.

      ─  Им и не нужно верить, моя дорогая. Но тебе не удастся прожить целую жизнь, никого не любя.

      ─  Мы сами выдумываем любовь.

      ─ Но если не будет этих выдумок и фантазий,  мир превратится в унылую пустыню. Во-первых, из него исчезнет музыка.

      ─  Ты преувеличиваешь, тетя. Любовь, напротив, мешает целиком отдаться искусству.

      ─  Глупенькая. ─ Екатерина Густавовна потрепала Сашу по щеке. ─ Любовь вдохновляет искусство. Что такое искусство, как не постоянное стремление к идеалу, то есть к предмету любви? Тому служит подтверждением музыка того же Франца Листа. А вспомни Шопена. Разве его музыка не пронизана вся до последней ноты любовью? Моя дорогая, я давно собираюсь тебе сказать: не бойся быть обманутой, бойся быть разочарованной.

      ─  Но за обманом непременно следует разочарование. Разве не так, тетя?

      Екатерина Густавовна встала с дивана и подошла к окну.

      ─  А что если человек, который тебя обманул, казнит себя денно и нощно за то, что поддался минутной слабости? Неужели этот человек не заслуживает прощения?

     ─ Я любила его. Я поверила в него всем сердцем. Он струсил в самый последний момент, проявил малодушие. Ну да, я была тогда несовершеннолетней, и у него могли возникнуть всяческие проблемы. ─ Саша смахнула невольно набежавшую слезинку. ─ Конечно же, легче взять яблоко, которое лежит на  столе, чем тянуться куда-то высоко за запретным плодом. Тетя, мужчины все такие, поверь мне.

      ─ Нет! Не поверю! ─ Екатерина Густавовна повернула от окна голову, и Саша заметила, как живо блестят ее глаза. ─ Мне известен один достоверный пример, когда мужчина ради любимой женщины пожертвовал большим состоянием, положением в обществе, карьерой, наконец.

        ─  Боюсь, ты начиталась французских романов.

      ─  Моя милая, так было не в романе, а в жизни. Я не рассказывала тебе об этом только потому, что ты была слишком молода, чтобы понять все должным образом.

      Екатерина Густавовна повернулась к окну и устремила взгляд вдаль, где вырисовывались сквозь легкую дымку массивные очертания старого католического собора.

       ─  Моя мама до своего замужества служила в гувернантках в одном аристократическом семействе. Как тебе известно, она окончила Институт Благородных Девиц и владела в совершенстве несколькими языками, а также прекрасно играла на фортепьяно, ─ начала свой рассказ Екатерина Густавовна. ─ Она попала в это семейство по рекомендации графа Орлова, состоявшего в дружеских отношениях с ее отцом, помещиком Гурьяновым. Дедушка разорился в результате сильного пожара, а также махинаций управляющего имением, которому он безгранично доверял.

      Семейство, в котором служила твоя бабушка, было наполовину немецким. Хозяйка дома, урожденная фон Клест, вышла замуж за графа Арсеньева. У них было двое детей. К ним и взяли гувернанткой твою бабушку.

     Екатерина Густавовна вставила в мундштук папироску, и комната наполнилась душистым дымком настоящего вирджинского табака.

      ─  Она прожила в том семействе год с небольшим, зарекомендовав себя с самой лучшей стороны, когда из Мюнхена приехал в Россию по делам службы кузен графини, юноша, в жилах которого текла кровь герцогов Мекленбургских. Это был образованный и умный человек. Он находился на дипломатической службе, и ему прочили блестящую карьеру. Он был помолвлен с дочерью одного из князей д`Эсте, древнейшего в Италии рода. Этот кузен был еще и хорош собой. ─ Екатерина Густавовна загадочно улыбнулась. ─ Он остановился в доме Арсеньевых, где царили демократичные порядки. Твоя бабушка не только сидела за одним столом с хозяевами и их гостями, но также принимала участие в даваемых ими балах и прочих гуляниях.

      На Масленицу поехали кататься в санях на Воробьевы горы, и Анюта, или, как ее называли, Аннет, то есть твоя бабушка, оказалась в одних санях с кузеном графини, который объяснился ей в любви и сказал, что просит ее руки. Для Аннет это было полной неожиданностью, хоть они и музицировали вместе несколько вечеров подряд, и между ними пробежало что-то вроде электрического разряда. Сложность заключалась в том, что молодой человек уже был помолвлен. Да и женитьба на Аннет, происходившей не из знатного, к тому же обедневшего, рода, означала бы конец его многообещающей дипломатической карьеры. Молодые люди поклялись друг другу в верности, и он уехал в Мюнхен, пообещав передавать своей возлюбленной с каждой оказией письма. Они переписывались таким образом в течение нескольких месяцев. Потом он неожиданно появился в доме Арсеньевых. В пропыленном плаще, с пылающим от возбуждения взглядом. Аннет сидела за роялем, играя сонату Моцарта, ее воспитанники были в детской с няней, граф с графиней уехали на бал. Молодой человек упал перед Аннет на колени и сказал, что приехал в Россию навсегда. И что намерен немедленно жениться на ней.

      Тут началось нечто невообразимое. Аннет отказали от места, и ей пришлось вернуться в свое разоренное поместье. Отец, трепеща перед гневом Арсеньевых, стал угрожать дочке монастырем. Он поместил ее под домашний арест, тайно замыслив выдать замуж за сына помещика по соседству. Аннет отказывалась от пищи и плакала день и ночь. Однажды к дому подъехала запряженная тройкой лошадей карета и из нее вышла графиня Арсеньева. Отец велел Анюте выйти в гостиную. Он дрожал как осиновый лист в бурю.

      ─  Вы должны сказать моему кузену, что не пойдете за него замуж, ─ заявила графиня не требующим возражений голосом и строго посмотрела на Анюту. ─ Если вы этого не сделаете, вашего батюшку посадят в каземат. ─ Она достала из ридикюля какую-то бумагу с гербами и протянула ее отцу Анюты. ─ Я велела скупить ваши векселя. А потому отныне ваша судьба находится в руках у вашей единственной дочери.

      ─  Я люблю его, смело сказала Аннет. Мы дали клятву быть вместе и в горе, и в радости.

    ─  Он еще глупый мальчишка, которого не мешало бы высечь. Отец лишит его средств к существованию, если он будет упорствовать в своей глупости. А главное, ему придется оставить дипломатическую службу. Неужели вы позволите загубить жизнь человека, которого любите?

      Аннет залилась слезами и вышла из комнаты. Ночью она написала своему возлюбленному письмо под диктовку отца. В нем она сообщала, что якобы полюбила другого и просит вернуть свои письма и медальон с прядкой волос.

      Аннет хотела покончить с собой, но в последний момент пожалела матушку, которую любила безгранично. Она приняла решение постричься в монахини и упорствовала в нем, несмотря на уговоры близких остаться в миру.

      Спустя месяц после того, как Аннет написала это письмо, она в сопровождении родителей ехала в Оптину  Пустынь, чтобы принять постриг, как вдруг их экипажу преградил дорогу всадник на белом коне. Это был ее возлюбленный. Он сообщил, что принял православную веру, и отныне на их пути к алтарю не существует никаких видимых преград. Более того, он уже успел поговорить с одним сельским батюшкой, который дал свое согласие совершить над ними обряд венчания.

      ─  Если вы мне откажете, Аннет, я немедленно пущу себе в лоб пулю, и этот грех навсегда ляжет на вашу душу, ─ сказал он и достал из-за пояса пистолет. ─ Мне без вас нечего делать на этом свете. Что касается моей дипломатической карьеры, то я понял, увидев вас, что мое призвание быть добрым семьянином и отцом.

    Свадьбу сыграли тихо и неприметно ─ таково было желание новобрачных. В тот же вечер они отбыли в путешествие в Германию. Молодой муж жаждал  показать своей супруге родные края, познакомить со своей матушкой, которая тайком от отца снабдила сына кое-какими средствами к существованию. Потом молодые поселились в Москве, где твой дедушка Густав получил место в Университете. Остальное ты знаешь. Они прожили счастливую жизнь, и Густав ни разу не пожалел о том, что отказался от столь многообещающей карьеры и отцова наследства. Умирая, отец все-таки оставил ему небольшой капитал, и дедушка с бабушкой купили особняк на Малой Никитской улице, в котором мы с Верочкой и выросли.

      Екатерина Густавовна достала из шкафчика шкатулку и протянула Саше изящный золотой медальон.

     ─  Дедушка Густав носил его, не снимая, до самой смерти, ─ сказала она, протягивая Саше медальон. ─ Открой его, моя родная.

      Саша нажала на маленький бугорок сбоку. Ей на колени упал светло каштановый локон. С обратной стороны крышки была написанная маслом миниатюра молоденькой девушки, почти ребенка. Она всмотрелась внимательно в ее черты.

      ─  Ты очень похожа на бабушку Анюту, ─ сказала  Екатерина Густавовна и достала из шкатулки дагерротип. ─ Это твои дедушка и бабушка сразу после их свадьбы. Родная моя, я помню твою бабушку Анюту совсем молодой и очень красивой. Ты унаследовала от нее не только внешность, но и музыкальное дарование. Она, как и ты, была очень цельной натурой. Они с дедушкой любили друг друга до последнего вздоха. Бабушка умерла через три месяца после его смерти. Она так и не смогла пережить разлуку со своим Густавом. Царство им небесное. ─ Екатерина Густавовна перекрестилась. ─ Надеюсь, они и там всегда будут вместе. Ладно, моя родная, а теперь давай подумаем, какие туалеты следует взять в это увлекательное путешествие.

​

    

     

     

      ─  Куда же вы?

      Жан-Поль схватил Сашу за руку.

      ─  Оставьте меня. Я должна побыть одна.

      ─  Нет, я вас не оставлю. Я наблюдал за вами во время концерта. Мне кажется, вы чем-то расстроены.

      ─  На меня таким образом подействовала музыка, ─ прошептала Саша. ─ Мне вспомнилось прошедшее.

      ─  Я бы очень хотел быть вашим прошедшим, настоящим и будущим тоже, ─ сказал он и улыбнулся ей обезоруживающе. ─ Как вам концерт? Понравился?

      Она кивнула и направилась к выходу.

      ─  Нет, вы не можете взять и так просто уйти. Потому что я не могу отпустить вас. Прошу вас, не прогоняйте меня.

      Саша обернулась и посмотрела на него с изумлением.

     ─  Только не подумайте Бога ради, будто я ловелас и волочусь вот так за каждой красивой девушкой. В вас есть что-то такое, на что откликнулась моя душа. Я не спал всю прошедшую ночь ─ так сильно на меня подействовала музыка. И встреча с вами, конечно. Решил под утро, что поеду в Веймар. Я почему-то был уверен, что вы остановились в Веймаре, а не в Лейпциге. Мой друг рекомендовал мне этот пансион. Я зашел сюда, и сразу увидел вас. Чудесное совпадение, правда?

      Саша слабо улыбнулась.

      ─  Я знаю одну аллею, откуда открывается живописный вид на поля и покрытые загадочной дымкой дали.

      И Жан-Поль осторожно взял девушку под руку.

      ─  Вам уже приходилось бывать в Веймаре?

    ─ Да. Я даже умудрился взять несколько уроков у маэстро Листа. К сожалению, с отцом случилось несчастье, и я был вынужден вернуться домой, чтобы утешить бедную матушку.

      ─  И что теперь ваш отец?

      ─ Он упал с лошади и сломал себе спину. С тех пор он остался полным инвалидом. Матушке нелегко с ним приходится.

      ─  Я вам сочувствую. ─ Саша вздохнула. ─ Я очень люблю своего отца.

      ─  А я, если честно, больше привязан к матушке. Я у нее единственный сын, и она с детства меня баловала. Вот эта аллея. ─ Жан-Поль увлек Сашу направо. ─ Слышите музыку? Она доносится из дома маэстро. Как раз в эти часы он занимается с учениками, которые приезжают к нему со всего света. ─ Он вдруг зашел вперед, положил Саше на плечи руки. ─ А что вы со мной сделаете, если я признаюсь вам, что полюбил вас с первого взгляда?

      ─  Не надо о любви, прошу вас.

      ─  Но я на самом деле вас люблю. Разве вы не верите в любовь с первого взгляда?

      ─  Я вообще не верю в любовь, ─ тихо сказала Саша. ─ Пожалуйста, не надо об этом.

      Какое-то время они молча шли рядом.

    ─  Но я не собираюсь требовать от вас ответного чувства, ─ сказал Жан-Поль. ─ Только не запрещайте мне вас любить. Прошу вас.

      ─  Вы про меня ничего не знаете.

     ─  Я вас вижу. И больше мне ничего не надо. Вы представить себе не можете, какое счастье видеть рядом предмет своей любви.

      ─  Я представляю.

      Она опустила голову.

      ─  Вы кого-то любите. И это заставляет вас страдать.

      ─  Я больше никого не люблю, ─ сказала Саша чересчур поспешно.

      ─  Я сделаю так, что вы забудете этого человека. Очень скоро.

      ─  Вы самоуверенны.

      Саша ускорила шаги.

      ─  Нет. Но я хочу, чтобы вы чувствовали себя счастливой. Я больше всего на свете хочу этого.

      ─  Я чувствую себя счастливой, когда звучит музыка. Другого счастья я не хочу.

      ─  Это вам только кажется так. Вы нарочно постарались себя в этом убедить.

      ─ Может быть. По крайней мере, я знаю определенно, что музыка никогда меня не обманет.

     ─  С каким удовольствием я бы вызвал на дуэль человека, который заставил вас так страдать, и проткнул бы шпагой его неверное сердце. ─ Глаза Жан-Поля гневно блеснули. Мне очень жаль, что я лишен этой возможности. ─ Он вдруг крепко сжал Сашину руку. ─ Бежим вон туда. Видите тот одинокий дуб на опушке? Ну же, смелей.

   Саше вдруг сделалось по-детски весело и беззаботно. Как когда-то давно, в Заплавах, когда они с Ксюшей бегали наперегонки по мокрому от утренней росы лугу. Она подхватила юбку и побежала со всех ног. Жан-Поль сумел догнать ее почти возле дуба.

     ─  Вы бегаете как настоящая Диана. Похоже, как и я, выросли на воле. Господи, я так тоскую по тем местам, где прошло мое детство. Мне неуютно в городе, поверьте.

     ─  Мне тоже. Я сейчас поняла, что отдала бы многое, лишь бы очутиться хотя бы на неделю в своих родных краях.

     ─  Вам мешают туда поехать какие-то обстоятельства?

     ─  Я сама противлюсь этому желанию.

     И Саша снова ушла в себя, что не ускользнуло от глаз Жан-Поля.

     ─  Ну и не поезжайте в таком случае. ─ Он подпрыгнул, ухватился за ветку дуба. Потом закинул ногу на ветку и в мгновение ока очутился на ней верхом. ─ Идите же сюда. Здесь так хорошо и вовсе не страшно.

      Он протянул ей обе руки.

      ─  Нет. Это… невозможно.

      Она почувствовала, что сейчас расплачется, и спрятала лицо в ладонях.

    Жан-Поль спрыгнул с ветки и обнял ее за плечи. Саша прижалась к его груди. Копившиеся так долго слезы хлынули неудержимым потоком.

     ─  Вы… вы не представляете, как больно, когда человек, которому ты хотела бы отдать всю себя, вдруг оказывается малодушным и поступает так подло и…. бесчеловечно. Я была всегда уверена, что ради любви можно пойти на все, что угодно. Убежать от всех на край света, только бы быть рядом с любимым. Почему он испугался моей любви? Ах, как я его ненавижу, ненавижу!

    Жан-Поль ласково гладил Сашу по волосам и все крепче прижимал к себе. Она сейчас так нуждалась в понимании, поддержке и даже защите. Вчерашний концерт вызвал в ней целую бурю воспоминаний, сожалений о безвозвратно утерянном счастье. Она вчера отчетливо поняла, что уже никогда не сможет быть такой беззаботно счастливой, какой была в ранней юности. Она сейчас оплакивала это навсегда ушедшее время.

      ─  Ну, полно, моя хорошая. Он не стоит ваших слез. А знаете, мне в голову пришла одна симпатичная мысль. Ну да, мы должны непременно отпраздновать наше знакомство, а вместе с ним и начало для нас обоих новой жизни. Я знаю ресторанчик поблизости, где собираются студенты и прочий беззаботный люд. Туда иногда наведывается обожаемый нами маэстро Лист. Посидим за бутылочкой рейнского вина, поболтаем о всякой ерунде или, если пожелаете, о чем-нибудь серьезном. Пожалуйста, скажите только «да».

      ─  Да.

      Саша улыбнулась Жан-Полю сквозь слезы.

​

     

 

      ─  Маэстро пригласил нас с вами к обеду, ─ сказал фон Брюгге, когда Саша спустилась в вестибюль, проспав кофе и завтрак. ─ Моя дорогая, я собирался сообщить вам об этом вчера вечером, но вас не оказалось в вашей комнате. ─ Старик смотрел на девушку с любопытством и некоторым укором. ─ Я знаю, что молодым людям не сидится на одном месте, особенно по вечерам, но вам следовало меня предупредить о вашем отсутствии. Признаться, я волновался за вас.

        ─  Я встретила друга, ─ пробормотала Саша. ─ Простите меня, господин Брюгге.

      ─  Разумеется, я вас прощаю. Признаться, я даже рад, что вы хорошо провели время. Это видно по вашему счастливому виду. Дорогая, вы познакомите меня с вашим другом?

        ─  Познакомлю, ─ сказала Саша не совсем уверенно.

        ─  Вот и замечательно. Смею предположить, он тоже музыкант?

     ─ Он занимается юриспруденцией, а в прошлом году взял несколько уроков у маэстро Листа. ─ Саша вдруг залилась краской, вспомнив, как жадно целовал ее Жан-Поль в темном саду прежде, чем она поднялась к себе в комнату. И она с таким наслаждением отдавалась его поцелуям. ─ Да, я непременно вам его представлю.

      ─  Буду очень рад познакомиться с этим, смею надеяться, достойным молодым человеком. ─ Фон Брюгге дружелюбно улыбнулся Саше. ─ Моя милая, я бы хотел, чтобы вы произвели на Франца благоприятное впечатление. Сходите к парикмахеру и наденьте самое нарядное платье. Как вы могли догадаться, наш маэстро большой ценитель женской красоты. Я уверен, он будет очарован вашими музыкальными талантами и наверняка пожелает замолвить за вас  словечко господину фон Рильке, устроителю концерта молодых дарований, который намереваются дать в Гевандхаузе на Пасхальной неделе. Участие в этом концерте может оказаться для вас началом весьма успешной артистической карьеры.

        ─  Я смущаюсь петь перед маэстро Листом.

       ─  Напрасно. Этот человек не только велик, но и великодушен. Смею надеяться, вы уже достигли тех высот в вокальном искусстве, когда не грех блеснуть талантом перед самыми искушенными ценителями. Думаю, вам следует спеть «Лорелею». Франц любит, когда молодые красивые девушки поют его песни. Ария Царицы Ночи из «Волшебной флейты» получается у вас замечательно. Неплохо было бы порепетировать хотя бы часок перед тем, как отправиться к Листу. Фортепьяно в верхнем холле настроили только вчера…

     Саша стояла перед зеркалом в панталонах и корсете, когда услышала, как что-то стукнуло по стеклу. Она проворно накинула пеньюар и подошла к окну, за которым уже начали сгущаться ранние осенние сумерки. У нее вырвался невольный крик, когда она увидела прямо под ее окном Жан-Поля, который балансировал на тонкой ветке клена.

      Он приложил к губам палец. От его движения ветка покачнулась, и он чуть не свалился вниз.

      ─  Что ты здесь делаешь? ─ поинтересовалась Саша, немного приоткрыв окно.

      ─  Как видишь, изображаю акробата.

      Он послал ей воздушный поцелуй.

      ─  Уходи немедленно. Подо мной живет Брюгге. Не приведи Господь, он тебя увидит.

    ─ Думаю, этот твой профессор в молодости тоже был большим проказником. Я имел удовольствие наблюдать, с каким удовольствием поглядывал на тебя этот старый облезлый ворон во время концерта.

      Саша с трудом удержалась от смеха, однако обстоятельства требовали от нее сохранить серьезность.

      ─  Уходи. Я тороплюсь.

     ─  Но я не смогу спуститься вниз. Одно неловкое движение, и ветка обломится, а я свалюсь с треском прямо на клумбу у входа.

      ─  И что же теперь делать?

      ─  Пусти меня к себе. Всего на пять минут.

      ─  Я не одета.

      ─  Пустяки. Я только чмокну тебя в щечку и прошмыгну на улицу через черный ход.

      ─  Нет, это невозможно, ─ сказала Саша не совсем уверенно.

      Жан-Поль слегка попятился назад. Треск ветки под ним был похож на выстрел из пистолета.

      ─  Тише. ─ Она раскрыла окно. ─ Иди сюда. Только поживей.

      Очутившись в комнате Саши, Жан-Поль обнял ее и попытался поцеловать. Она оттолкнула его.

      ─  В чем дело? Ведь это всего лишь поцелуй. Мне казалось, тебе понравилось вчера, как я это делаю.

      ─  Вчера я выпила много вина. Уходи немедленно.

      ─  Я никуда не уйду, пока не поцелую тебя. Всего один раз. Пожалуйста.

      ─  Нет. Уходи. Или я позову Брюгге.

      ─  Ты не станешь его звать. Если ты сделаешь это, я его убью.

    Он вытащил из кармана брюк какой-то продолговатый предмет, и Саша услышала резкий щелчок. У ножа было длинное тонкое лезвие. Жан-Поль помахал им в воздухе.

      ─  Что тебе нужно от меня?

      ─  Я тебя люблю. И ты меня любишь, только боишься в этом признаться.

      ─  Но я не хочу любить тебя. Я никого не хочу любить.

      ─  Любимая, желанная. Всего один поцелуй, ─ умолял Жан-Поль, медленно приближаясь к Саше. ─ Сжалься же надо мной. Я схожу от тебя с ума.

      Саша увидела, что в его глазах блестят слезы.

      ─  Спрячь нож.

     ─  Пожалуйста. ─ Жан-Поль подошел к окну и швырнул нож в сгустившийся сумрак ночи. ─ Я теперь совсем перед тобой беззащитен. Смотри.

      Он быстро расстегнул рубашку, и Саша увидела, что его грудь пересечена наискосок довольно широким рубцом шрама.

      ─  Что это?

      ─  А, ерунда. Одна дурацкая дуэль. Моему противнику пришлось куда хуже.

      ─  Но тебя же могли убить. ─ Саше вдруг сделалось очень жаль этого юношу, который вчера проявил к ней столько теплоты и участия. Она протянула руку, коснулась пальцами его шрама. Он обнял ее так крепко, что она едва не лишилась чувств. Их поцелуй был долгим и обоим доставил удовольствие.

      ─  Нет, ─ прошептала Саша, с трудом отталкивая от себя Жан-Поля. ─ Я не могу. Только не это.

      ─  Но ты хочешь меня, правда?

      ─ Нет. ─ Саше удалось, наконец, совладать со своим порывом. ─  Уходи, ─ велела она решительным голосом.  ─ Мне нужно привести себя в порядок.

      Жан-Поль даже не пошевелился. Он смотрел на девушку восхищенно.

      ─  Скорей же.

      ─ Когда-нибудь я сойду из-за тебя с ума, ─ прошептал Жан-Поль и бесшумно выскользнул за дверь.

​

​

 

 

       ─  У вас необыкновенной красоты голос, дорогая мадемуазель. И вы, что самое главное, очень музыкальны. ─ Лист встал из-за фортепьяно, галантно поклонился и поцеловал Саше руку. ─ А что-нибудь русское вы знаете? Я очень ценю русскую музыку и уверен, что за ней замечательное будущее.

     ─ Могу спеть каватину Людмилы из «Руслана и Людмилы» Глинки. ─ сказала Саша, радостно вспыхнув от похвалы великого маэстро.

     ─  О, бесподобный Глинка! ─ Лист положил на клавиши свои большие красивые руки, извлекая могучие аккорды и арпеджио, по которым Саша моментально узнала марш Черномора.  ─ Я присутствовал в Мариинском театре на постановке этой оперы, ─ задумчиво рассказывал он, не переставая наигрывать свои вариации на тему марша Глинки. ─ В этой опере столько изящества, самобытности, такая удивительная глубина и чистота чувств. Помню, я сыграл в своем клавирабенде несколько транскрипций из оперы. Успех был феноменальный. А милый Глинка, этот чрезвычайно скромный, я бы даже сказал, робкий человек сидел в уголке и плакал от счастья. Мне хотелось встать перед ним на колени и прилюдно поблагодарить  за то удовольствие, которое он мне доставил своей оперой. Увы, я не сделал этого, о чем очень сожалею. ─ Лист кивнул Саше и заиграл вступление каватины. Когда она кончила петь, к своему удивлению с легкостью одолев все высокие ноты и колоратурные пассажи, сказал, вскочив из-за фортепьяно: ─ Такое событие нужно отметить бутылкой хорошего вина. Марианна, ─ кликнул он служанку, ─ велите принести из погребка рейнский мускат.

   Лицо служанки, которая принесла бутылку с вином, показалось Саше знакомым, но она, вознесенная до небес комплиментами Листа, не смогла сосредоточить внимание на этом обстоятельстве и вспомнить, где могла видеть эту женщину. Лист собственноручно разлил по бокалам вино и сказал, обращаясь к Саше:

      ─  За вас. За вашу красоту и замечательный голос. ─ И добавил, весело подмигнув фон Брюгге: ─ Я и не знал, Ганс, что нынче в консерваториях обучают столь талантливых людей. Если ты помнишь, в наше время туда принимали только бездарей и маменькиных сынков. ─ Я буду счастлив лично представить вас фон Рильке, ─ сказал он, снова обращаясь к Саше. ─ Мы завтра все вместе поедем в Лейпциг.

    Опьяненная похвалой Листа и рейнским мускатом, Саша не обратила внимание, что служанка то и дело бросала на нее какие-то странные взгляды, зато это не ускользнуло от зорких глаз Листа.

      ─  Что вы так пялитесь на мадемуазель? ─ поинтересовался он у служанки. ─ Держу пари, я уже где-то видел вас, но только в другом наряде. Где Марианна и как вы попали в мой дом?

      ─  Моя сестра заболела, господин, ─ сказала служанка и быстро отступила в тень от абажура большой лампы посередине стола. ─ Она попросила меня подменить ее.

      ─  Сегодня на моих слуг напала настоящая эпидемия. ─ Лист саркастически ухмыльнулся. ─ Кучер с утра уведомил меня, что завтра пришлет сына, потому что у него разболелась спина. Не знаю, как вы, а я не доверяю этим мальчишкам. Они всегда гонят лошадей так, словно на здешних дорогах промышляют разбойники. Третьего дня на самом выезде из нашего городка перевернулась карета графини Арденн. Представьте себе, на козлах сидел ее новый кучер, которого она наняла только по той причине, что он показался ей вылитым Карлом Моором, которого и должен был изображать в ее домашнем театре. Графиня боготворит Шиллера и, несмотря на свой уже не девичий возраст, успела изобразить в своем домашнем театре всех героинь его пьес. ─ Лист рассмеялся, заразив своим весельем остальных гостей. ─ Надеюсь, отныне эта почтенная во всех отношениях дама будет осторожней и не станет доверять управление своим экипажем субъекту с наружностью лесного разбойника. ─ Лист поднялся из-за стола, давая понять своим гостям, что пора на покой. ─ До завтра, друзья. Я заеду за вами в десять с половиной. Разумеется, в том случае, если сын моего кучера не сбежит в лес со своей Амалией. ─ Он поцеловал Сашу в щеку и по-отечески ласково погладил по голове. ─ Моя дорогая, я бесконечно сожалею о том, что мне уже не двадцать лет. ─ Его глаза задорно блеснули. ─ Уж поверьте, я бы тогда не позволил вам скучать в одиночестве долгими осенними вечерами.

    Фон Брюгге задержался на несколько минут в доме, а Саша, поджидая его на улице, набрала полные легкие воздуха и подняла глаза на усыпанное крупными осенними звездами небо. Ее душу переполняла радость по случаю столь удачно сложившихся для нее обстоятельств. Но помимо радости она чувствовала смятение, и тому виной был страстный поцелуй Жан-Поля, на который откликнулось все ее существо. Она поняла вдруг, что думала весь вечер об этом поцелуе. Хоть и пела для Листа увлеченно и с подъемом.

      «Нет. Меня ждет Гевандхауз, фон Рильке, ария Царицы Ночи, музыка, сцена».

      ─   Господи, но как же хочется любить! ─ вырвалось из нее криком души.

      ─  Люби меня, ─ услышала она шепот сзади и, повернув голову, увидела служанку Листа.

      ─ Так это был ты! ─ Она мгновенно узнала Жан-Поля. - И что тебе взбрело  в голову устроить подобный маскарад?!

     ─  Мне хочется быть с тобой каждую минуту моей жизни. Разве ты не можешь это понять? ─ страстно шептал ей на ухо Жан-Поль. ─  Люби же меня, моя Александрин.

    ─  Ах, нет. Боже, со мной творится что-то невообразимое. ─ Саша почувствовала, что из-под ее ног в буквальном смысле слова уплывает земля. ─ Кажется, я на самом деле люблю тебя.

      Они бросились друг другу в объятья, но в это время открылась дверь, и из дома вышел фон Брюгге.

      ─  Вы здесь, моя дорогая? ─ окликнул он Сашу. ─ Прошу прощения, что заставил себя ждать.

      ─  Я приду к тебе ночью, ─ успел шепнуть Жан-Поль Саше. ─ Скажи только «да», прошу тебя.

      ─  Да, ─ произнесла она одними губами.

   ─  Вы  что-то сказали, дорогая? ─ поинтересовался фон Брюгге, спускаясь в палисадник. ─ Ах, как же я рад, что вы понравились Францу. Да что там понравились, он влюбился в вас самым настоящим образом. И я не вижу в этом ничего удивительного, а уж, тем более, предосудительного: вы пели сегодня как никогда одухотворенно и страстно. ─ Он наклонился к Сашиному уху и спросил игриво: ─ А не кажется ли вам, что в этом заслуга вашего таинственного друга?

​

​

     

 

      Саша вынула шпильки, и плечи накрыло тяжелой волной волос.

     «Я не должна это делать, ─ думала она, расстегивая дрожащими пальцами пуговицы на блузке. ─ Я ведь, кажется, не люблю Жан-Поля в том смысле, какой всегда вкладывала в это понятие. Но почему меня так влечет к нему? И что это такое ─ любить? Мне казалось, я всей душой полюбила Максима. Вероятно, я продолжаю его любить.… Ах, нет, я ненавижу его! ─ Саша в гневе дернула за полу своей шифоновой блузки, и на пол градом посыпались мелкие пуговицы из перламутра. ─ Я отомщу ему за то, как он со мной поступил. Господи, но что мне делать сейчас? Как вести себя с Жан-Полем? Ну почему у меня нет никого, чтобы спросить совета? Тетя далеко, да я бы и не посмела признаться ей в том, что испытываю к Жан-Полю какое-то странное влечение».

      Она вздрогнула, услышав, как под окном хрустнула ветка, распахнула раму.

      ─  Это ты? ─ осведомилась она негромко.

      Ответом были чьи-то тяжелые шаги под окном и горький вздох.

     Саша всмотрелась в темноту, слегка подсвеченную бледным светом полумесяца. Парк был полон глубоких черных теней. Одна из них шевельнулась. Это был высокий мужчина в длинном темном плаще. Саша приглушенно вскликнула, узнав в нем Листа.

      Она закуталась в шаль и сбежала вниз. Кажется, ее никто не видел. В столь поздний час все в пансионе, включая прислугу, спали, и дверь была заперта на тяжелую задвижку.

    Справившись с ней не без труда, Саша очутилась в палисаднике. Она тут же увидела маэстро. Он стоял неподвижно, скрестив на груди руки.

      ─  Каролина, ─ услышала она его взволнованный шепот. ─ Почему ты не можешь оставить меня в покое? Чего ты хочешь от меня на этот раз?

     Саша подошла и осторожно коснулась руки Листа. Он вздрогнул и вдруг стиснул девушку в объятьях, стал осыпать ее лицо страстными поцелуями.

    ─  Только не говори мне, что приехала, чтобы повидаться со мной как со старым добрым другом, ─ шептал он между поцелуями. ─ Я не могу быть твоим другом, Каролина. Дружба ─ это неопределенное состояние, приносящее нам лишь малую толику счастья в сравнении с любовью. Твоя дружба, Каролина, это капля воды, упавшая на иссохшую за все эти годы разлуки почву моей души. Знала бы ты, как я мечтаю слиться с тобой душой, телом и всем-всем, чем можно слиться с самым любимым на свете существом. Не отталкивай меня на этот раз, Каролина.

      Он зарыдал, положив голову Саше на плечо.

      ─  Вы дрожите, маэстро. Давайте поднимемся ко мне в комнату. Там горит камин, и вы сможете возле него обогреться, ─ предложила она.

      ─  Нет, Каролина, я не пойду в твою комнату. Все будет как в прошлый раз, помнишь? Ты пригласила меня к себе, ты была так прекрасна и желанна, но когда я захотел обладать тобой, ты достала с полки книгу проповедей Франциска Ассизского и заставила читать тебе вслух то место, где говорится о суетности человеческих желаний. Почему ты все время стараешься заставить меня поверить в то, что любовь так же тленна, как и наши тела? Я никогда в это не поверю, Каролина. И ты никогда не сумеешь запретить мне желать тебя, обращать к тебе все мои помыслы, чувства, отдавать тебе все силы любви. Как же ты жестока, Каролина. Я очень ревную тебя к Господу, которого ты теперь любишь гораздо больше, чем меня. А ведь было время, когда между нами с тобой не было никого.

     ─  Обопритесь на мою руку, маэстро, ─ предложила Саша, всей душой сострадая Листу. ─ Вот так. Осторожно, здесь ступенька. ─ Она открыла тяжелую дверь. В холле теперь горела лампа, и Саша увидела хозяина, который смотрел на них с удивлением. ─  Маэстро не по себе, и я хочу, чтобы он отдохнул у меня в комнате, ─ сказала Саша хозяину. ─ Велите принести туда хорошего вина.

      Она усадила Листа в кресло возле камина, укутала ноги пледом.

      ─  Я сейчас разбужу господина фон Брюгге и скажу, чтобы он пришел и посидел с вами.

     ─  Я никого не хочу видеть. Только ты и я. Каролина, дорогая, прошу тебя... Я буду только смотреть на тебя. Позволь мне хоть это удовольствие.

      ─  Маэстро, но я не…

     Саша осеклась, встретившись с умоляющим взглядом Листа.

     ─ Я все знаю, знаю. Но мне так сладко грезить. Прошу тебя, не лишай меня этого высочайшего из наслаждений. Я только посижу в кресле и посмотрю на тебя. Ты похожа на нее, дитя. Все прекрасные женщины напоминают мне мою Каролину. Мы с ней очень любили друг друга. Дитя мое, а тебе известно, какие божественные искры способна высечь из души артиста любовь?

      ─  Любить больно. Очень больно.

     ─  Ты не должна бояться боли, дитя, этой неразлучной спутницы любви. Именно боль навсегда запечатлевает  в нашей душе прекрасный образ любви. Бог создал мужчину и женщину для того, чтобы они любили друг друга. И, пожалуйста, не верь тем, кто считает грехом земную любовь и пытается постами и молитвами заглушить в себе это волшебное чувство. Не закрывай свое сердце для любви, дитя мое. Ибо настанет час, и ты будешь горько сожалеть о том, что отвергла чью-то преданную любовь. Поверь мне, все лучшее из того, что я  создал, было исторгнуто из моей души вместе со страстным признанием в любви, обращенным к женщине. Когда ты пела сегодня, я понял, дитя мое, как сильна в тебе жажда любить и быть любимой. Утоляй же ее без сожалений и угрызений. Это говорю тебе я, аббат, так и не нашедший утешения в любви к нашему Господу. ─ Лист встал и подошел к окну. ─ Смотри, какая божественная ночь. Она тоже создана для любви. Да если бы я был на месте того молодого человека, который ради любви к тебе нацепил чепец моей служанкисмотрел, я бы умчал тебя туда, где небо сходится с землей, и в ладони влюбленных падают крупные звезды блаженства. ─ Он обернулся и посмотрел на Сашу. ─ Оно не может длиться вечно, дитя, но оно тем и прекрасно. Вечность меня пугает своей неизвестностью.

      ─  Но это музыка рассказала мне о том, что любовь должна быть вечной. И ваша, маэстро, тоже.

    ─  Не верьте ей, мадемуазель. Она и меня обманула. ─ Он подошел и склонился над рукой Саши. ─ Но я продолжаю ей служить. Не обманывает только Господь. Но он так далеко. ─ Очень благодарен вам за те волшебные мгновения, которыми вы меня столь щедро одарили. Лист смотрел Саше в глаза и лукаво улыбался. - До завтра, моя милая мадемуазель  Александра.